Сила, слабость и байки о прошлом. Пересматривая, перечитывая, переслушивая 2021-й

Иван Толстой: В прошлый раз вы рассказывали об очень любопытной новинке – о выходе новых записей "Битлз". Можно ли сказать, что мы исчерпали тему?

Андрей Гаврилов: Очень много лет крупные фирмы грамзаписи копили свои архивы, и вот последние годы мы наблюдаем мощное цунами архивных записей, например, серию записей Боба Дилана, равной которой просто нет. То же самое происходит и с битлами. Мы уже говорили, что изданы коробки с архивными записями и самих "Битлз", и Джона Леннона, но нельзя не упомянуть еще одно издание. К 50-летию первого альбома Джорджа Харрисона, первого альбома его песен (потому что до этого выходил у него альбом электронной музыки), была выпущена коробка из пяти или семи дисков, в которой собран материал, записанный во время его работы над официальным первым тройным альбомом "Все должно пройти" – All Things Must Pass, и вот среди этих записей есть песни, которые больше нигде никогда не появлялись. Одну из этих записей я хочу предложить вашему вниманию – "Свадебные колокола разбивают нашу компанию".

Юбилейное издание диска Джорджа Харрисона

Иван Толстой: Перейдем к такой большой теме, как кино, причем в ее сериальном изводе: дома смотреть кино стало гораздо приятнее, чем раньше, размер экрана вырос у некоторых владельцев до невероятного, кроме того, краски, технические возможности позволяют насладиться, а техника – поставить на паузу, заварить чайку, словом, вернуться и наслаждаться тем или иным зрелищем.

Мы с вами оба ленинградцы по происхождению, и я думаю, что всякого ленинградца волнует блокадная тема, история нашего города, и уж тем более – сериал, который вышел в связи с юбилейным блокадным годом, 2021-м, сериал "Седьмая симфония".

"Седьмая симфония" Дмитрия Шостаковича была исполнена (правда, не в первый раз, это была не ее премьера, премьера была в Куйбышеве, затем в Москве) 9 августа 1942 года в блокадном Ленинграде, дирижировал маэстро с немецкой фамилией Карл Элиасберг, что само по себе должно вызвать культурную бурю в мозгах человека, а тем не менее, не вызвало. И это приумножило те моральные, нравственные силы ленинградцев, блокадников, которые отстаивали свой город, и это есть очень важный ответ на вопрос тех, кто спрашивает, почему город не оставили немцам. Ведь, в конце концов, нужно было сберегать население, нужно было уходить из города, город оставить, немцы бы его якобы не разрушили. И вообще, что важнее: некая условная победа в будущем, которая непонятно – наступит или нет, или жизнь сотен тысяч граждан?

И в сериале этот ответ дан. Это невероятного заряда нравственная мощь, которая позволила людям выстоять, выжить и совершить свой подвиг. Хотя непонятно, в чем заключается подвиг, если ты ешь свои 125 блокадных грамм, как в первую зиму, канализация у тебя не работает, электричества нет и ты ходишь с вёдрами к Фонтанке черпать из проруби воду, чтобы себе немножко согреть кипятка.

В чем заключается подвиг? В нравственном противостоянии ужасу, кошмару, бомбежкам, уничтожению культуры и самой жизни. Вот это есть главное, что этот фильм показывает, хотя качество его, прямо скажем, оставляет желать лучшего. Какое у вас общее впечатление от него, Андрей?

Андрей Гаврилов: Вы подняли сразу так много вопросов, на которые я не всегда знаю, как ответить. В конце концов, есть пример Парижа, в который немцы были просто впущены, жители его были тем самым спасены, город просто не подвергся бомбардировкам. Не хочу проводить никаких параллелей и делать никаких выводов, мне просто представляется, что героизм людей, которые выжили (а зачастую сам факт выживания это уже геройство), ни в коем случае не должен заменять разговоров о том, насколько продумана или не продумана была политика тех, кто мог решить судьбу города.

Но сериал, по–моему, о другом. Вы смотрели, наверное, фильм "Двенадцать" Никиты Сергеевича Михалкова. Фильм про то, как мудрый кагэбэшник или эфэсбэшник единственный спасает этого пацана. Вспомните те сцены фильма, когда он доказывает, что мальчика надо было посадить, потому что только так государство может обеспечить его безопасность, а уж если вы такие идиоты, что его не посадили, придется мне, с моей мудрой улыбкой майора Пронина, взять на себя тяжкую обязанность обеспечить ему нормальную жизнь и сохранение этой жизни.

"Седьмая симфония". Кадр из фильма

В сериале "Седьмая симфония", наверное, помимо воли режиссера, нам показывают, как героизм жителей города основан на ежесекундной трудной работе, можно назвать это и подвигом, энкавэдэшников. Потому что не будь этого мудрого агента спецслужб, ничего бы не получилось. Я уж не говорю про то, что некоторые сцены вызывающе антиэстетичны (эстетичность может быть и жестокой, и страшной, это ни в коем случае нельзя путать с красивостью). Как начинается сериал и как неестественно снята эта жуткая сцена гибели его семьи у него на глазах, как будто до этого не было ничего в мировом кино на эту тему, мировое кино не задавало никакую планку, человек в первый раз в мировом кино решил снять такую ужасную картину.

Так вот, начиная с этой секунды и вплоть до самого конца мы видим практически только одно: мы видим слабых людей, которые должны выживать в этом городе, и мы видим мудрого майора Пронина, который помогает им обрести их человеческое достоинство. Поэтому для меня этот фильм неприемлем в принципе. Я понимаю, что он не чисто документальный, что Карлу Элиасбергу, когда он дирижировал в Ленинграде, было 36 лет всего, а не столько, сколько показано на экране, но меня это совершенно не пугает. Меня не пугает то, что (хотя в чем-то это, конечно, оскорбление) Ольга Берггольц в рубке Ленинградского радиокомитета читает стихи, которые написаны были по случаю взятия Парижа 1940 года, а опубликованы были вообще только в 1967-м. Окей, недоработка, в конце концов, автор имеет право на вымысел. Но, я вас умоляю, что это за история, что НКВД доставляет Элиасбергу радиоприемник, который немецкие офицеры сбросили ему за прекрасное исполнение Бетховена? Да что это такое?! Это старая байка, которая была основана на том, что он хорошо исполнил "Ленинградскую симфонию", кстати, а отнюдь не Бетховена.

Кто кого предал, кто с кем завел роман, вот эти детали нам совершенно не важны. Но детали, которые показывают героизм жителей города и борьбу с немецкими армиями, и то, что не показана (хотя это так кинематографично!) операция "Шквал", когда было приказано подавить артиллерией огневые точки противника, чтобы ничто не мешало исполнению симфонии?! Вот оно – единство защитников города изнутри и защитников города снаружи. Этого нет. Ну, ладно, нет так нет. Но непростительно показана роль НКВД. Если эту симфонию услышали и вдохновились ею только потому, что мудрый энкавэдэшник решил это сделать, тогда я могу только развести руками.

Иван Толстой: Я с вами совершенно соглашусь, Андрей, конечно, это в нравственном, в историко-культурном отношении чудовищная передержка. Сейчас не слышно о Комиссиях по предотвращению фальсификации истории, но это – классическая, яркая, очень неприятная, чтобы не употреблять более резких слов, фальсификация истории, где старший лейтенант НКВД, по существу, спасает всю эту ситуацию – исполнение симфонии, он приравнивается к самому Элиасбергу…

Андрей Гаврилов: А в чем-то он даже превосходит его, потому что на самом деле именно Элиасберг ездил на линию фронта для того, чтобы отбирать там музыкантов, а не лейтенант НКВД, как это показано в фильме.

Кадр из фильма

Иван Толстой: Лейтенант НКВД Серегин погибает, спасая Элиасберга, по существу, прикрывая его своим телом. Элиасберг выходит на исполнение симфонии 9 августа, а энкавэдэшник до этого не доживает и умирает. Вообще говоря, благодаря НКВД все и состоялось, чуть ли не город спасен. Это все невероятно фальшиво, и это пакостно, так нельзя поступать с историей.

Но несколько замечаний. Во-первых, сравнение Парижа и Ленинграда. Гитлеровцы не собирались уничтожать французское население, французы были им почти братья-европейцы. Они арестовывали евреев, цыган, коммунистов, но французы как французы, как этнос, им были неинтересны, индифферентны, они даже любовались французской культурой. Русской культурой гитлеровцы не любовались, славян они собирались уничтожать, не всех, разумеется, кто-то должен был, конечно, работать, тем не менее, установка была на неуважение славянской культуры.

Андрей Гаврилов: Вот здесь я вынужден вас перебить. Я ни в коем случае с этим не спорю. Я хотел сказать, насколько сейчас нам позволяют заключить те немногие рассекреченные документы, которые вышли в исторический оборот, идея того, что город мог бы быть оставлен после эвакуации населения, все больше и больше кажется реальной. Вспомните "Блокадную книгу", вспомните реакцию ее автора на новые данные, которые при его жизни стали известны. Про работающие спеццеха кондитерских фабрик, про то, сколько продукции Ленинграда увозилось из города, и каждый станок, каждая деталь, каждая железяка, которая вывозилась, занимала место живых людей. Я не буду сейчас обсуждать, можно ли было не допустить блокады Ленинграда, это не наша с вами цель. Когда я говорил "оставить город", я имел в виду только здания, а ни в коем случае не людей. Какое отношение было у гитлеровцев к славянскому населению, мы все знаем, мы только не знаем, почему там оставили людей умирать, и, наверное, узнаем, но не совсем скоро. Это все, что я могу по этому поводу вам добавить.

Иван Толстой: Я с вами совершенно согласен, вопрос об оставлении города страшно болезненный, очень сложный, для этого нужно быть причастным к самым разным рассекреченным и еще не рассекреченным данным. Это очень сложный вопрос. Особенно в последнее время, когда стали независимые публикации появляться, кстати, и публикации Никиты Ломагина, который был научным консультантом этого странного фильма "Седьмая симфония". Блестящий историк, по-моему, исключительно честный, его имя фигурирует в титрах перед каждой серией. Почему он допустил такое? Или его уже никто не спрашивал? Он подписал один раз договор, он проконсультировал, может быть, сценарий, а создатели фильма сделали свое? Я не знаю, я со свечкой не стоял. Но меня, как всякого человека, интересующегося историей, волнует, почему население не уходило к северу от города? Финны ведь не напали на Ленинград. Как быть с дачными поселками? Почему весной 1942 года можно было ехать в Сестрорецк с детскими садами, а почему население не пускали на свои дачи, на дачные участки, почему не уходили в Токсово, в Кавголово, в Кузьмолово, в Капитолово, в Лаврики? Там есть масса мест, где можно было сажать картошку и капусту, и город был бы прокормлен в гораздо большей степени. Там что, стояли заградотряды? Вот из тех самых старших лейтенантов Серегиных, которые якобы спасали город и оркестр? Из Ленинграда вывозить во время блокады военную продукцию, которая весит столько, сколько будут весить сотни, тысячи человек эвакуированных, – это звучит как безумие. Не мне решать эти хозяйственно-политические вопросы, но как для обывателя для меня это абсолютная дикость, конечно.

Вы сказали о том, что герои этого фильма изображены как люди слабые, исключительно повернутые к своему выживанию, герой только один – старший лейтенант Серегин, а все остальные это какие-то не очень или совсем не яркие люди, занимающиеся проблемами выживания, "копошащиеся", так сказать. А у меня высветились, как "мене текел фарес" на стене, другие слова, другие строчки, тоже поэтические, когда я на все это смотрел. Люди показаны мелкими – дрязги, воровство и подделка карточек, продажа на рынке отравленных и никем не проверяемых продуктов, спекуляция, истерики, измены, низость человеческая, трусость, нежелание помогать, отсутствие какого-то сострадания… То есть чудовищные люди проходят перед нами, просто не люди, а гомункулусы какие-то, перерожденцы. И вот из них составляется оркестр. Это все люди, которым в обычной жизни гражданской и руки-то иногда не хочется подать.

Афиша на Невском. Лето 1942

Если они действительно такие, какая же строчка для меня загорелась на стене? Строки Анны Ахматовой: "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда". Великая музыка, поднимающая всё – душу, человека, настроение – на подвиг, поднимающая и распрямляющая, говоря классическим словом, человека, музыка, великое искусство создается маленькими и почти ничтожными людьми, спекулянтами и поддельщиками карточек. Они под влиянием искусства вырастают в людей, в личностей. Вот, мне кажется, какая идея была у режиссера Александра Котта. Мне кажется, что это было главной мыслью, месседжем, программой, кредо этого фильма.

Растет великая музыка и великое искусство, они растут не из распоряжений и административной деятельности старших лейтенантов НКВД, они растут из нотных значков, из гения Шостаковича.

Андрей Гаврилов: Иван, я всегда говорил, что, с моей точки зрения, вы – романтик, поэтому мне трудно что-нибудь возразить, просто скажу, что я считаю, что немножечко наоборот. Вспомним хотя бы ту же приглаженную советскую "Блокадную книгу". Когда человек поставлен в ситуацию не то, что выживания, а уже где-то за гранью выживания, показывать, какой он благородный, как он отдает карточки, как он готов жертвовать собой, можно, и такое, конечно, было, но, в принципе, это не совсем правильный портрет блокады, насколько мы уже сейчас это знаем. Мне как раз показалось, что попытка показать эти низкие отрицательные стороны героев, это, может быть, чуть ли не единственная попытка в этом фильме приблизиться к правде. Хотя все эти отрицательные герои в девяноста процентах случаев ходят почему-то в свежевыстиранных и чуть ли не поглаженных рубашках.

Да, мы знаем, что выживали, прежде всего, те, кто умывался, даже если для этого приходилось растопить воду или кусок льда, а не те, кто махнул на себя рукой. Но я вас прошу, после взрыва, после контузии выходит герой или героиня в таком виде, что хоть сегодня прямо на подиум. Ну, хорошо, недосмотрели, не подумали об этом, но того, что вы говорите, я не совсем почувствовал, потому что нам не дано, нам не показано режиссёром, как меняются эти люди. Что, они отыграли симфонию и после этого пошли жертвовать свои карточки немощным и более слабым? Да я вас умоляю, да никогда такого не было! И не это задача была режиссера, наверное. Я не знаю, в чем была его задача. Потому что я от фильма в некотором остолбенении. Показать величие искусства? Я не вижу здесь, на чем оно показано. Показать конкретный эпизод блокады? Ну, да, может быть, конкретный эпизод блокады – энкавэдэшник согнал музыкантов, они сыграли Шостаковича. Ну что, ради этого стоит что-то говорить? Наверное, должны быть какие-то другие идеи фильма, другие сверхзадачи, даже те, о которых вы говорите, но которых я не вижу в этом фильме. Но, повторяю, это все, конечно, очень субъективно.

А хочу вам сказать еще буквально два постскриптума к нашему разговору. Первый это – неожиданная связь с Радио Свобода. Дело в том, что в 1957 году был снят фильм "Ленинградская симфония" режиссера Захара Аграненко к 15-летию ленинградской премьеры, и этот фильм известен тем, что там дебютировали Алла Демидова и Станислав Любшин, их первые роли. Так вот, в этом фильме не указанный в титрах, поскольку был очень маленький эпизод, но, тем не менее, сыграл Юлиан Панич, насколько я понимаю, многолетний сотрудник впоследствии Радио Свобода.

И второй постскриптум: в Питере сняли с исполнения, прикрыли концерт музыки Дмитрия Шостаковича "Десять поэм для хора на стихи революционных поэтов конца 19-го – начала 20-го века". Концерт отменили, поскольку группа монархистов и тех, кто называет себя настоящими патриотами, потребовали прекратить это кощунство, чтобы исполнялось произведение на стихи революционных поэтов или, по крайней мере, революционные тексты. Это 2021-й год. У меня такое ощущение, что легче было собрать музыкантов и организовать ленинградскую премьеру "Седьмой симфонии", нежели сейчас противостоять каким-то нечеловеческим запретам.

Иван Толстой: Звучит макабрически. Старшего лейтенанта Серегина на них не хватает. Или, наоборот, вот его-то – с избытком.

Андрей, давайте перейдем к какому-то другому искусству.

Андрей Гаврилов: В ноябре в США был объявлен список номинаций на ежегодную премию "Грэмми". У этой премии 86 категорий и лауреатов выбирают более 12 тысяч членов Академии, куда входят профессионалы индустрии звукозаписи, исполнители, вокалисты, инструменталисты, авторы. Впервые в истории в списке джазовых или около джазовых номинантов появилась запись, выпущенная российской звукозаписывающей компанией в категории "Лучший современный инструментальный альбом". Номинацию получил альбом Рэйчел Экрот, американской мультиинструменталистки, который в сентябре 2021 года вышел на санкт-петербургском джазовом лейбле "Rainy Days Records".

Рэйчел Экрот, обложка диска

В записи участвовали гитарист Тим Лефевр, саксофонисты Донни Маккаслин и Андрей Красильников. Это очень талантливый саксофонист практически мирового уровня, москвич, он окончил в 2007 году Гнесинское училище, а в 2009 году получил степень бакалавра по специальности джазовой композиции и аранжировки в Berklee College of Music в Бостоне. Несколько лет работал в Нью-Йорке, но у него до сих пор был только один авторский диск и, по-моему, в 2007 году альбом "Серпантин". И вот сейчас фирма Reynolds Records готовит к изданию в текущем году его второй альбом, а пока он принял участие в записи альбома Рэйчел Экрот, который выдвинут на "Грэмми". Я предлагаю послушать тот трек, где играет Антон Красильников, пьеса называется "Под фиговым деревом".

Не могу не упомянуть, что в минувшем году произошло еще одно интереснейшее событие в мире грамзаписи. Московская фирма "АртБит" выпустила историческую запись ансамбля "Арсенал" под руководством Алексея Козлова "Концерт в Киеве в 1979 году". Издание приурочено к 85-летию маэстро, и интересно оно не только тем, что историческая запись, исторический состав "Арсенала" – на клавишных там играет недавно покинувший нас, к сожалению, Вячеслав Горский. Этот концерт интересен тем, что в нем принимал участие ансамбль фольклорной музыки под управлением Дмитрия Покровского. Замечательный ансамбль, которому, ох, нелегко пришлось в советское время, и который, к сожалению, Дмитрий Покровский не смог довести до нашего времени, когда уже многое можно было издавать. О существовании этой записи было известно давно, и выпускающему продюсеру Николаю Богачуку по прозвищу Биг Ник потребовалось приложить массу усилий для того, чтобы раздобыть-таки эту запись, чтобы она вышла в свет. Я предлагаю послушать один трек из этого альбома. Пьеса называется "Да приехал мой миленький с поля". Исполняет ансамбль "Арсенал" и ансамбль под управлением Дмитрия Покровского.

Юбилейное издание диска Алексея Козлова

Иван Толстой: Перейдем к книжкам. Только что вышла еще практически тепленькая книжка под названием "Николай Васильевич Вырубов". Это не слишком известная фигура русской культуры и русской истории, но фамилия Вырубов, конечно, знаменитая. Если выйти на улицу и спросить, какие ассоциации у прохожих с фамилией Вырубов, конечно, все назовут фамилию фрейлины императрицы Александры Федоровны Анны Вырубовой. Это свойственница Николая Васильевича, она была женой его дяди.

Сам же Николай Васильевич – сын знаменитого земского деятеля Василия Васильевича Вырубова.

Николай Васильевич скончался в 2009 году в Париже на 95-м году жизни. Он – один из последних русских участников французского Сопротивления, кавалер высших военных наград, меценат и общественный деятель. Он был в прямом смысле человеком бывшим. Секрет производства таких людей утрачен давно и безвозвратно. В нем жила та самая Россия, которую потеряли не только мы и наши отцы, но, пожалуй, деды и прадеды. Вырубов соединял собою наш XXI век с какими-то немыслимо давними временами. Мастодонт и динозавр, он был великолепен своей несовременностью и непредставим на просторах новой России.

Николай Вырубов в годы войны

Вырубов был подтверждением известного наблюдения: когда русский человек храбр, то уж он храбрее самой храбрости, когда благороден – то благороднее самого благородства. Давно замечено, что заграница русских людей улучшает, делает мягче, терпимее, великодушнее. Кто-то называет это толерантностью, кто-то – демократизмом, либерализмом. Мне по душе слово европейскость.

Корни Вырубова – древние, но какие-то очень домашние, усадебные. В генеалогическом древе – Галаховы, Львовы, Тургеневы, Шеншины, мать Николая Васильевича была племянницей Фета. Отец, Вырубов-старший, пензенский дворянин и земский деятель, не вступая в политические партии, был, тем не менее, активен в общественной жизни: в годы Первой мировой был председателем комитета Всероссийского Земского союза Западного фронта. В первом составе Временного правительства занимал пост товарища министра внутренних дел, был ближайшим другом Керенского, затем состоял в ставке генерала Духонина, позже – отправился по распоряжению Колчака в Вашингтон просить у президента США Вильсона помощи Белому движению, потом – с теми же поручениями в Лондон к Ллойд Джорджу и в Париж – к Клемансо. В эмиграции стал управляющим делами Русского политического совещания, председателем Земгора.

При таком отце даже просто жить было интересно, но на долю Николая Васильевича выпала еще и своя драматическая судьба. В трехлетнем возрасте в Пензенском родовом имении Колтовское он был с отцом разлучен: Вырубов-старший, как мы уже сказали, был захвачен вихрем Гражданской войны и оказался в эмиграции. Мать Вырубова-мальчика скоро скончалась, и он был вынужден жить в советской России полуподпольно, скрываясь от властей под чужим именем. В 1923 году, восьми лет, он был тайно вывезен к отцу в Париж.

Никита Лобанов-Ростовский со своим дядей Николаем Васильевичем Вырубовым, начало 2000-х

В конце тридцатых 25-летний Николай Вырубов учился в Оксфорде и, как только грянула Вторая мировая, хотел записаться во французскую, потом британскую армию, но его никуда не брали как апатрида, человека без гражданства. Но в 1940-м, после нападения Гитлера на Францию, Вырубов записался туда, где требовалось мужество, а не гражданство, – в ряды деголлевского движения Свободная Франция. Интересно было бы узнать, почему он принял при этом вступлении фамилию Флери? Была ли в этом какая-то цветочная связь с его детским псевдонимом?

Вырубов прошел с де Голлем от первого до последнего дня: через Абиссинию, Сирию, Египет, Ливию, Турцию, Италию и встретил освобождение Парижа. В 1946 году из рук своего генерала, а теперь – главы правительства он получил не только орден Почетного легиона, но и более значимую награду – Крест Освобождения, которой удостаивались немногие.
Став французским гражданином и отработав несколько лет переводчиком и служащим ООН по проблемам беженцев, Николай Васильевич вернулся в Париж и возглавил Земгор.

Президент Франции Жак Ширак награждает Николая Вырубова орденом командора Почетного легиона, 1996

Человек не столько левых убеждений, сколько нелюбви к правым и критического склада ума, он, как и его отец, ни в какие партии не входил и никаким земным богам не молился. Его слегка насмешливая манера беседовать очень шла его общему скепсису в отношении собеседника. Он словно присматривался, не фанфарон ли уселся напротив. Как страшно было показаться самоуверенным ослом в глазах бесстрашного героя, считавшего, что его подвиги – дело житейское.

Вырубов умел разделять Россию на советскую и истинную. Советскую – презирал, как всякий честный солдат презирает изолгавшегося лейтенанта, а истинную Россию глубоко почитал. Натура Николая Васильевича не позволяла ему выставлять его добрые дела. Он много лет подряд и без газетного шума передавал свои семейные реликвии и домашнюю коллекцию – то портреты именитых родственников в Гатчину, то бумаги Вырубова-старшего Фонду культуры, то в орловский музей Тургенева ценнейшие книжные издания, то в московский музей Пушкина – миниатюрные портреты Николая Первого, друзей Пушкина, то дарил последний прижизненный портрет Суворова.

Не веря ни социалистам, ни капиталистам, Николай Вырубов всю жизнь оставался фигурой независимой, не примкнувшей, не поучающей. Его кредо было – самостоятельность, здравый смысл, природное нравственное чутье. Того же он ждал и от других. Он не представлял себе, что можно за давностью лет забыть чью-то подлость или малодушно отвернуться от чьей-то низости. Он ненавидел идеологию, тайны мадридского двора, боярские заговоры, хотя сам был из боярского рода.

Николай Васильевич Вырубов. Обложка книги

Вот тут он и расходился с большинством соотечественников. Умный человек, он не терпел показного умствования, храбрец – не кричал о смелости, честный – не становился прокурором. Куда-то подобные люди на Руси подевались, впрочем, ясно куда: в мясорубку ленинщины и сталинщины, в генетическое искусственное истребление, в эмиграцию. Страшно подумать, как обогатили мы целый мир лучшими из лучших людей, кастрировав самих себя.

Последние почести Вырубову были отданы по высшему разряду: Франция попрощалась с ним на торжественной церемонии, под звуки "Марсельезы", в соборе Инвалидов, рядом с могилой Наполеона.

Я счастлив выпавшей жизненной удаче – знавать простого солдата с осанкой маршала и манерами герцога, Николая Васильевича Вырубова, и пользоваться его расположением. И если бы я ничего другого не знал о старой России, я по нему воссоздавал бы то время, когда русские были европейцами.

И вот теперь эта книга передо мною. Она называется "Николай Васильевич Вырубов: герой французского Освобождения, русский дворянин". Книгу подготовило издательство "Языки славянской культуры". "Источники и исследования. Коллективная монография", – написано в подзаголовке. Москва, 2021 год. Книгу составил племянник Вырубова Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский, коллекционер и меценат, Мария Трубникова-Муре и Евгения Федорова. Книга толстая, в ней очень много материалов, иллюстрации, фотографии, именной указатель. Это книга воспоминаний о Николае Васильевиче и его разрозненных выступлений, собранных впервые в этот большой представительный том, который теперь станет ему славным памятником.

В заключение нашей программы я прошу Андрея Гаврилова познакомить нас с финальным музыкальным номером.

Андрей Гаврилов: Хочу предложить вашему вниманию еще одну пьесу в исполнении ансамбля "Арсенал" с альбома "Арсенал в Киеве – 1979 год". Алексей Козлов очень много внимания уделял обработкам классики – очень бережным, мастерским – и на записи 1979 года ансамбль как раз играет одну из таких работ. Музыка Сергея Прокофьева, аранжировка Алексея Козлова, "Гавот и марш".

(Музыка)