Слоёный пирог с винегретом. Александр Кынев – о расколе элит

Кризис, да ещё и при авторитарном режиме с политической цензурой и запретом независимой журналистики – всегда раздолье для конспирологов. Рассказы про якобы уже избранных преемников, якобы сформировавшиеся коалиции, чьи-то инфаркты и прочее заполонили анонимные телеграм-каналы, на базе которых потом пишет статьи жёлтая пресса, а затем и говорят политики. Проверить и доказать всё это невозможно. Однако возможно другое: обозначить, что реально, а что нет с точки зрения нынешних российских законов и Конституции, а также наших знаний о том, как устроена сама околокремлёвская элита.

Во-первых, с формально-юридической стороны вопроса все разговоры о якобы "уже выбранном преемнике" гроша ломаного не стоят, если не вписываются в установленный в Конституции порядок. Нынешняя российская власть, а до неё советская, при всем своём цинизме, формальную юридическую рамку принимаемых решений если не соблюдала по духу, но пыталась изображать по форме. Согласно Конституции, если с Президентом России что-либо происходит, то врио главы государства автоматически становится премьер-министр (сейчас Михаил Мишустин). Поэтому, чтобы сменить формального преемника, надо вначале сменить премьера. Обойти эту норму нельзя, так как иная передача будет де-факто признана государственным переворотом; велик риск коллапса всей системы. Это было бы чудовищной авантюрой с полной делегитимацией механизмов управления страной.

Напомню, что и ГКЧП в августе 1991-го формально означал передачу власти пусть и лично невлиятельному, но юридически законному вице-президенту Геннадию Янаеву (хотя Михаила Горбачева отстранили от власти вне законной процедуры). Георгий Маленков наследовал Иосифу Сталину в 1953 году именно как заместитель председателя Совета министров. При оккупации стран Прибалтики формально издевательски применялся юридически соответствующий их конституциям подход: президенты стран Балтии под давлением назначали советских ставленников премьер-министрами, сами уходили в отставку; советские ставленники становились ио президента и завершали аннексию юридически.

Во-вторых, помимо соблюдения юридических правил (чтобы формально не вляпаться в государственный переворот) важен вопрос о том, а есть ли в политической элите вообще силы, способные принять такое решение и бросить вызов первому лицу? После акций протеста 2011–2012 система управления Россией переформатирована таким образом, чтобы предотвратить формирование сколько-нибудь устойчивых групп и кланов. Силовики в России не являются никакой единой силой и разбиты на несколько групп, являющихся постоянными конкурентами за влияние (ФСО, ФСБ, армия, МВД, Росгвардия, СКР), причем сами эти ведомства часто внутри разбиты на несколько конкурирующих за влияние групп. Почти любое российское министерство и ведомство устроено сейчас так, что его формальный начальник имеет заместителей, которые "его людьми" не являются. "Собственная" команда начинается обычно где-то этажом ниже и всегда разбавлена чужими ставленниками. Всё это напоминает слоёный пирог. Таким образом устроенные ведомства не могут стать центром кристаллизации заговора в обычных условиях: все друг за другом следят и друг друга подсиживают. Чтобы заговор состоялся, должны войти в альянс не только несколько разных группировок, но и группировки из разных ведомств. Сделать это "без дыма и огня" крайне сложно.

Такие "параллельные вертикали" спускаются сверху вниз. В результате никакими едиными силами не являются не только ведомства, но регионы (многие эксперты продолжают твердить о "региональных элитах", хотя сегодня это де-факто диффузная масса, за исключением очень небольшого числа регионов с особым влиянием). Если в 1990-х и начале 2000-х годов губернаторы были настоящими хозяевами территорий и могли формировать вокруг себя собственные элиты, то сейчас ничего этого нет. Разрушение региональных элит как субъекта было стержнем всей региональной политики центра начиная с 2000 года. Дело не просто в отмене выборов губернаторов (их возвращение в 2012 году во многом осталось техническим – это де-факто тоже назначение, но с утверждением на последующем голосовании полуреферендумного типа), а в утрате губернаторами политической и административной самостоятельности при одновременной крайне высокой ротации губернаторского корпуса и массовом назначении "варягов" не только в губернаторские кресла, но и внутри самих администраций.

Фактически сегодня губернаторы во многом перестали быть владельцами собственных администраций, вынужденно работая с отраслевыми "комиссарами", которых им согласовывает то или иное ведомство. Администрации всё чаще перестают быть командами, напоминая набор плохо связанных друг с другом менеджеров, больше ориентированных на профильных московских начальников. В таких условиях губернатор становится фактически клерком, но с политической ответственностью. Вертикаль в реальности не одна, она распадается на множество параллельных вертикалей. Начиналось с утраты влияния на назначение региональных силовиков, с 2004 года ввели согласование в Москве назначений начальников региональных финансовых управлений. Дальше – больше: образование, здравоохранение, природные ресурсы... Эту систему закрепил закон "Об общих принципах организации публичной власти в субъектах РФ". Его статья 4 прямо указывает: федеральные органы власти могут участвовать в формировании органов исполнительной власти регионов.

"Ближний" круг губернаторов в результате почти повсеместно сузился до руководителей аппаратов, помощников и секретарей. Эту формальную картину усугубляет состав губернаторского корпуса. В условиях массовой замены губернаторов в 2016–2022 годах новыми назначенцами стали преимущественно варяги-"технократы". Минимизация личных и иных связей с пунктами назначения, "неотягощенность" внутрирегиональными обязательствами как политического, так и экономического свойства при реализации федеральной политики, вероятно, были ключевым соображением при формировании такой политики. Если в 2012–2015 годах из 26 новых назначенных губернаторов (не считая избранного "вопреки" в Иркутске Сергея Левченко) "варягов" было 10 (38%), то в 2016–2020 годах из 80 назначенных (не считая избранных "вопреки" Владимира Сипягина, Сергея Фургала и Валентина Коновалова) в 66 регионах (14 регионов пережили более чем одну смену власти) "варягами" были уже 57 (71,3%). Среди действующих к началу июня 2022 года губернаторов-"варягов" 48 (56,5%). Среди заместителей губернаторов последние годы доля варягов держится на уровне трети. В этой общей картине только отдельные губернаторы имеют значимый вес, чтобы "продавливать" нужных людей на все значимые для них посты (Рамзан Кадыров, Сергей Собянин и некоторые другие).

Так что если ведомства напоминают слоёные пироги, то региональные власти напоминают винегрет из ставленников ведомств. Очевидно, что эта система не преследует никакой иной цели, кроме несменяемости центральной власти и исключения каких-либо внутренних заговоров. У региональных властей, как и у московских ведомств, при такой системе мало мотивации думать о регионах и проводить единую согласованную политику развития, ведь опасна любая самостоятельность. Эта система – болото, не на что опереться. Эта система не несет угрозы власти верхушки, но через неё крайне сложно организовать как массовое насилие, так и массовое сопротивление. В ней всё парализует друг друга, только первое лицо является основой каркаса. Только действительно экстремальные события, только катастрофическая неспособность системы реагировать на угрозы и вызовы могут сложившееся положение поколебать.

Александр Кынев – московский политолог

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции