Сорнячная свобода. Яков Кротов – о борщевике и хрене

Величие Ленина в беспринципности Ульянова. Любые слова были для него лишь средством достижения власти. Предупреждение: не пытайтесь повторить. Ленину просто повезло. Он – Раскольников, который неожиданно получил наследство Карамазова. На одного удачливого властолюбца всегда есть миллионы властолюбцев провальных.

Ленин всегда был на шаг впереди ленинцев. Они ещё не поняли, что ради власти над Россией можно предать немецких революционеров, а Ленин уже понял. Они ещё не поняли, что для удержания власти можно допустить частника, а Ленин уже допустил. Они ещё не поняли, что ради власти нужно задавить рабочих, как ни один капитализм не давил, а Ленин уже давил, давил беспощадно. Слова были только словесами.


Сто лет спустя система значительно усовершенствовалась, но принцип остался. Что угодно, лишь бы удержать власть, и власть абсолютную, в сравнении с которой царское самодержавие просто демократия. Принцип, однако, не в закручивании гаек. Закручивание гаек непременно сорвёт резьбу. Есть способы потоньше. Русское выражение "закатать в асфальт" описывает самый грубый вариант деспотизма. Асфальт не сдержит свободы. Она будет подыматься из глубин земли и взломает мёртвую корку рабства.
Надёжнее засеять землю сорняками.

Можно, конечно, натыкать пластиковых имитаций, псевдоморфов свободы. Так поступал Ленин и его преемники до Горбачёва включительно. Уничтожить советы, но создать их целлулоидное подобие и назвать свою власть "советской". Заново завоевать царские колонии, от Украины до Таджикистана, и назвать их членами Союза Советских Социалистических Республик. Уничтожить свободную прессу и создать союз писателей. На месте профсоюзов – профсоюзы-ремни. О чём говорить, если даже святая святых – тайную политическую полицию – и ту превратили в Лубянку? Имитация в чём-то превзошла оригинал, как конфета из цианистого калия по ядовитости превосходит конфету из шоколада. Но ведь трагикомичненько вышло!

Ах да, религия! Тут дело тонкое, потому что и дореволюционная церковь была не слишком церковной. Но не была она и имитацией, а была типичным средневековым симбиозом государства и религии. Живое, хотя и автократическое государство, и живая, хотя и еле-еле, церковь. Тоталитарное же создание Ленина так же не было государством, как марксизм-ленинизм не был ни марксизмом, ни ленинизмом, а был просто словоблудием. Разрушение реального мира ("Весь мир насилья мы разрушим!") было расчисткой места. Создание имитаций – глубокой вспашкой, выкорчёвыванием всего подлинного, культурного, человечного. И подлинно хорошего, и подлинно плохого.

Посмотрите на российский "парламент"! Там не пластик, не мертвечина, там жизнь – но какая! Мощный борщевик "Единой России". Мелкая сныть Жириновского. Коммунистические лопухи. Несколько случайных хренов

В 1991 году началась подмена подмен. Пластиковые цветы стали менять на сорняки. Это очень выгодно! Пластиковые цветы выцветают, их надо постоянно подкрашивать. Пластиковые цветы не могут заглушить траву – посмотрите на российские кладбища, там травка худо и бедно, а всё ж растёт. А теперь посмотрите на российский "парламент"! Там не пластик, не мертвечина, там жизнь – но какая! Мощный борщевик "Единой России". Мелкая сныть Жириновского. Коммунистические лопухи. Несколько случайных хренов. Все эти сорняки как бы конкурируют друг с другом – "как бы" тут чрезвычайно точно и уместно. Это не имитация конкуренции, но это и не свободная конкуренция. Это хорошо темперируемая конкуренция.
Борщевик, безусловно, легко может заглушить все остальные сорняки, но зачем? Монополия хороша лишь на стадии выравнивания земли бульдозером. Монополия асфальта. А затем пусть лучше расцветают сто сорняков! Пусть невидимая рука свободного рынка, где состязаются друг с другом разные производители лжи, милитаризма, несвободы, выполняет то, что предписал Адам Смит.

Среди торговцев на рынке тоталитаризма есть, может, даже и такие, которые преследуют собственные интересы. Отлично! Но это интересы деспотические, не какие-нибудь либералистические. Вот они и создадут – да что там, уже к середине 1990-х создали – прелюбопытнейший вариант тоталитаризма, тоталитаризма как сорнячной свободы. Суть та же, но значительно дешевле, гибче, больше свободы, конечно, не для подданных, а для себя, повелителей блох. Оказывается, чем длиннее ошейник, тем веселее собака, а собака веселее – охотникам забава, зайцам кранты. Зачем воссоздавать эсэсэсэр, если можно засадить пыреем Приднестровье, беленой Луганск с Донецком, бурьяном Абхазию. Зачем подавлять свободу слова, если можно вместо неё устроить свободу эха, эхо гулкое, раскатистое, заливчатое. Не тратить силы на искоренение, а довериться борщевику и крапиве, самому же быть выше их, что нетрудно для руководства.

А что же для рядовых пользователей? Тут два разных вопроса: "Что делать?" и "Быть или не быть?" На первый ответ понятен, хотя жить по этому ответу непросто: не пытаться варить из борщевика борщ, а если кто-то другой будет таковым борщом угощать, молча отхлебывать и тут же, отвернувшись, сплёвывать. Весь мир может восторгаться, какой в России борщевик и борщ, но себя надо беречь. С "быть или не быть" сложнее. Как не быть борщевиком, если среда такая? Это ж не вчера и не позавчера началось.

В одной из пьес Гольдони главный герой был так заколдован, что если бы он сказал правду, то превратился бы в статую. Он сказал полправды – окаменел до пяток до пояса, сказал целую – окаменел до макушки. Кому охота быть памятником собственному правдолюбию!

К счастью, всё наоборот. Говорение правды есть единственный способ из борщевика постепенно – и, скорее всего, никогда до конца, при этой жизни – стать если не колосом пшеницы, то хотя бы клевером, горчицей или каким другим, извините за агротехнический жаргон, сидератом. Горчичное зерно – может, звучит не гордо, но в Библию удостоилось попасть. Лучше свобода с горчичное зерно, чем раскидистое и кудрявое холопство-холуйство. "А розы? А розы вырастут сами!"

Яков Кротов – историк и православный священник, ведущий рубрики "Между верой и неверием" на сайте Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции