Политические активисты Аршак Макичян и Полина Олейникова поженились 24 февраля. Свадьбу они запланировали за месяц до этой даты и собирались после регистрации в ЗАГСЕ весело провести время с друзьями и родственниками, а потом поехать в путешествие. Нападение Путина на Украину изменило их планы. Регистрацию молодые люди решили не отменять, потому что официальное признание их отношений дало бы им право на встречи в тюрьме и возможность не свидетельствовать друг против друга. После ЗАГСА активисты пошли на антивоенные протесты. На второй день свадьбы Полину и Аршака арестовали прямо возле дома. Вместо свадебного путешествия молодые люди приняли участие в шествии в память об убийстве Бориса Немцова. Сейчас Полина и Аршак временно живут в Берлине, пытаются понять, как дальше заниматься активизмом в России, выходят на митинги в Германии против Путина и против неоднозначных действий европейских политиков. Вот что они рассказали в интервью Радио Свобода.
– Каким для вас стал день 24 февраля?
Полина:
– 24 февраля мы с Аршаком планировали нашу свадьбу. Мы хотели конвенциональную свадьбу: я в белом платье, букеты, роспись в ЗАГСе, затем – празднование с друзьями и родственниками. Конечно, за месяц до той даты мы не знали, что Путин решит развязать войну в центре Европы. 24 февраля я проснулась в очень хорошем настроении: я собиралась пойти в салон красоты. Я взяла телефон и увидела новости, что, пока все спали, Путин объявил о начале "спецоперации". Я смотрела на фотографии из Украины, читала о бомбежках и плакала. Я разбудила Аршака и рассказала, что началась война. Мы сначала хотели отменить свадьбу, но решили, что сейчас будет актуальнее пожениться. В первую очередь, потому что заключение официального союза даст нам возможность на свидания в тюрьме и право не свидетельствовать друг против друга. Мы, конечно, отменили празднование с друзьями и родственниками. Поздравления и веселье – не то, чего мы хотели в этот день. В салон красоты я шла по центру Москвы и чувствовала себя очень странно: вокруг люди жили своей жизнью, гуляли с собаками, смеялись, пили кофе. Я не понимала, почему все ведут себя так, будто ничего не произошло. В салоне мне пытались сделать макияж, но я постоянно плакала и визажисту пришлось работать дольше обычного. На регистрацию в ЗАГСЕ я надела платье синего цвета, и мы купили букет желтых цветов.
Я не понимала, почему все ведут себя так, будто ничего не произошло
Аршак:
– Вроде бы я не так обычно эмоционально реагировал, потому что за годы активизма привык к плохим новостям. В этот день я шел по улице, останавливался, чтобы заплакать, и шел дальше. Помню, я боялся, что мы не сможем зарегистрировать наши отношения и у нас не будет права видеть друг друга в тюрьме. Наша свадьба была больше антивоенной акцией, чем свадьбой. И мне было обидно, что политика влезла даже сюда, но иначе на тот момент было нельзя. Я нарисовал на белой рубашке, в которой пошел на церемонию бракосочетания, слова "Fuck war". После ЗАГСа мы выложили фото в социальных сетях, а вечером вышли на протесты. В этот день нам пришлось, как обычно, побегать от омоновцев, но нас не задержали.
Аршак Микичян и Полина Олейникова. Фото Аревик Харазян
Полина:
– Нас задержали 25 февраля. Я собиралась устроить на Красной площади антивоенный перформанс: надела военную российскую униформу и всю себя покрыла искусственной кровью. С собой у меня был флаг российской империи, на котором было написано "Империя зла". На улице возле дома меня, Аршака, двух журналистов и незнакомого человека, вышедшего одновременно с нами из подъезда, задержали полицейские. В участке нас продержали 5 часов, затем оштрафовали на 20 тысяч рублей. Мы должны были полететь в Армению в свадебное путешествие, но остались в Москве, чтобы 27 февраля принять участие в шествии в память об убийстве Бориса Немцова.
– Как вы решили пожениться?
Аршак:
– В январе Полина расклеивала на зданиях московских отделов полиции листовки с именами политических активистов, которых репрессировали в этих отделениях. После этого ее начали преследовать силовики. Мы решили заключить брак, чтобы иметь больше возможностей защищать и поддерживать друг друга.
Полина:
– Меня после этой акции оштрафовали за мелкое хулиганство и отпустили. Но после того, как о моем поступке написали разные СМИ, десяток полицейских пришли по адресу моей постоянной регистрации, где я жила вместе с родителями. Силовики орали, ломились в дверь. Я написала в "ОВД-Инфо", ко мне выехал адвокат. Ему полицейские сказали, что на меня составят протокол по нескольким статьям и они будут держать осаду около моей квартиры, пока я не выйду. Аршак удалось вывести меня из квартиры. Он с другом приехал к моему дому ночью, когда полицейские в машинах сидели. Аршак и друг сыграли роль случайных прохожих. Аршак зашел в подъезд, а друг ждал внизу. Я надела куртку Аршака и вышла на улицу, а он остался в моей квартире. То есть у полиции должно было создаться впечатление, что два человека зашли в подъезд и вышли. Через несколько дней "эшники" задержали меня в центре Москвы. Меня хотели осудить по арестной статье, но из-за отсутствия состава преступления переквалифицировали на другую статью и дали 30 часов обязательных работ.
Полина Олейникова и Аршак Макичян на митинге в Берлине. Фото Joschua Wolf
– Как вы познакомились?
Аршак:
– В августе я провел пикет в поддержку Pussy Riot. Я встал в одиночный пикет с плакатом "Боритесь с климатическим кризисом, а не с Pussy Riot". Мне тяжело было смотреть, как они выходят из спецприемника, их снова задерживают по надуманным причинам. Полина хотела выйти в пикет на похожую тему, поэтому она предложила мне делать что-то вместе. Мы познакомились, стали общаться. Полина провела осенью пикет, ее первый раз задержали. Я решил приехать к отделению, принести ей еды и чая, так как понимал, что первое задержание это очень сложно. Я встретил Полину около участка, мы поговорили и вскоре стали друзьями, а в декабре начали встречаться.
Вскоре я поняла, что вся система в России прогнила и вряд ли сейчас получится точечно защищать чьи-то права
Полина:
– Я начала проявлять политическую активность летом. Меня сначала волновали права женщин и ЛГБТ-сообщества. Я выходила на акцию, посвященную росту изнасилований и бездействию властей в том, что касается предупреждения таких преступлений. Вскоре я поняла, что вся система в России прогнила и вряд ли сейчас получится точечно защищать чьи-то права. После начала войны защита прав ЛГБТ меня стала меньше интересовать. Сейчас я сконцентрировалась на антивоенном и политическом протесте.
– Я помню, что Аршак отказался от карьеры музыканта в Европе ради активизма в России. Сейчас вы в Германии. Почему решили уехать?
Полина:
– После начала войны в Москве стало очень много полицейских. Когда мы хотели положить желтые цветы в синей упаковке к Могиле Неизвестного Солдата под надписью "Киев" в Александровском саду, полицейский сказал, чтобы мы убрали оберточную бумагу. Он обыскал рюкзак Аршака, проверил не только его документы, но и чеки из магазинов. Мне было очень душно от такой атмосферы, я стала задыхаться в России. В последние дни перед отъездом я ходила по центру Москвы и рыдала. Я подошла в расстроенном состоянии, не очень понимая, что я делаю, на Красной площади к первому спецполку полиции и спросила, зачем они поддерживают эту войну. Полицейские мне стали отвечать по методичке, пытаясь успокоить. Отъезд был сложным для нас решением. В начале этого года мы уехали в Грузию, мы хотели отдохнуть от проблем с полицией в первую очередь. В Тбилиси за нами велась слежка. Я заметила человека, который оказывался одновременно с нами в разных местах, в том числе около нашего отеля, расположенного далеко от центра. Этот человек летел с нами обратно в Россию. В Грузии я думала, может, не возвращаться, может, в Тбилиси мне перестанут сниться кошмары. Но я решила вернуться, и мы, несмотря на все, тогда вернулись.
Аршак:
– Наши знакомые активисты начали уезжать, преследование людей, свободно выражающих свое мнение, становились более жестоким. Стало очевидно, что мне с таким количеством "административок" не дадут выходить на одиночные пикеты. Мы решили на время уехать из России, чтобы обдумать стратегии антивоенного активизма в новой реальности. Мы в Германии продолжаем выходить на протесты. У нас есть требования к европейским политикам. Мы требуем эмбарго на русскую нефть и все ископаемое топливо. Потому что на эти деньги финансируют войну. Мы тут продолжаем выражать точку зрения российского гражданского общества, чтобы у жителей других стран не было ощущения тотальной поддержки Путина со стороны россиян. Для меня важно, чтобы в мире понимали, что есть другая Россия. В общем, мы пока чувствуем себя тут полезными.
– Сейчас часто говорят о коллективной вине, которую должны чувствовать граждане России. Что вы об этом думаете?
Аршак:
– Мы все сейчас чувствуем вину. Гражданскому обществу России, как бы мы ни были против Путина, как бы мы против него ни выступали, сейчас лучше, чем украинцам, чьи города уничтожены.
Полина Олейникова. Фото Аршака Макичяна
Полина:
– У меня странные отношения с этой коллективной ответственностью. Украинцы имеют право винить россиян – российская власть на них напала. Но я не понимаю, когда россияне-активисты говорят другим россиянам-активистам, мол, вы сделали недостаточно. Мои друзья сидели за протест, их исключали из университетов. Мы знаем о пытках девушек в ОВД "Братеево". Активисты годами жили в состоянии абьюза со стороны государства, каждый день боялись обысков, арестов, но все равно выходили на протест. В моей сумке, когда я жила в России, всегда были вещи первой необходимости на случай неожиданного ареста. Россияне, особенно противники войны, особенно те, кто остался в России и продолжает бороться, сейчас в очень сложной ситуации. С одной стороны, российское государство делает все, чтобы они заткнули рты, с другой стороны, с ними часто не согласны друзья и родственники, с третьей, им высказывают претензии, связанные с этой коллективной ответственностью. Мы, активисты, должны поддерживать тех, кто борется в России, и друг друга тоже.
Война – это не только вина россиян, это глобальная проблема
Аршак:
– Моего друга Ивана Дроботова задержали и избили сотрудники полиции. Как такого человека винить в продолжении войны? Мы в Европе говорим, что она покупала у России ископаемое топливо на протяжении нескольких десятков лет, а полученные деньги режим использовал, чтобы построить ужасный механизм государственной пропаганды и приобретать вооружении. Война – это не только вина россиян, это глобальная проблема. Тут есть ответственность и европейских политиков, которые продолжали общаться с Путиным, как с нормальным, после оккупации Крыма, отравления Навального и других ужасных преступлений, пока российское гражданское общество боролось с режимом без денег и особых возможностей. Почему виллу у Соловьева конфисковали сейчас, а не 10 лет назад? Мы здесь задаем европейским политикам такие неудобные вопросы. И говорим, что считаем несправедливым, что многие российские активисты, боровшиеся с Путиным много лет, сейчас не могут выехать из России. Сесть в тюрьму на 15 лет – не лучшая перспектива для активного человека. Нам самим выехать из России было очень сложно. Мы из-за высокой цены не смогли купить билеты на самолет и ехали через Польшу в Германию на автобусе. Россиян высадили на границе с Польшей, несмотря на шенгенскую визу. Мы вернулись в Брест и через консульство Польши добились разрешения на пересечение границы. Ненормально, что российское гражданское общество оказалось в такой западне, когда европейские компании ушли из России, а европейские политики делают вид, что не сотрудничают с Путиным. Ископаемое топливо – единственное, на чем сейчас держится экономика России. У простых россиян денег все меньше, а у правительства больше. То есть гражданам России придется жить только на подачки правительства. Поэтому эмбарго на ископаемое топливо нужно вводить немедленно, войну с Украиной надо остановить немедленно, и политические изменения в России нужны немедленно.
Полное лицемерие, когда российские активисты продолжают внутри страны бороться с режимом, а европейцы, которые не живут в авторитарном режиме и ничего в этом не понимают, судят о россиянах с позиций привилегий
Полина:
– В Берлине повсюду висят флаги Украины, но в то же время Европа продолжает закупать российский газ. Полное лицемерие, когда российские активисты продолжают внутри страны бороться с режимом, а европейцы, которые не живут в авторитарном режиме и ничего в этом не понимают, судят о россиянах с позиций привилегий. Мы все это сказали на митинге в Берлине.
– Многие говорят, что с Россией после 24 февраля покончено. Каково ваше мнение на этот счет?
Аршак:
– Я думаю, что 24 февраля закончился режим Путина, а не Россия. Ситуация стала черно-белой. Россияне будут все больше отрекаться от Путина. Уже сейчас те, кто раньше поддерживал пропаганду, выступают против войны. И преступления Путина не смогут отменить наш великую культуру, Пушкина и Чайковского. Россия – это не Путин, у нас было много прекрасного, и за это надо продолжаться бороться.
Полина:
– Мы много лет жили в авторитарном режиме. Путин удерживал власть на 80 процентов с помощью пропаганды, а на 20 – через насилие. Это было логично. Но война в центре Европы – это не логично, Путин совершил большую ошибку. Путин уйдет, и мы будем создавать Россию заново. Ей нанесен огромный ущерб, там сейчас невозможно нормально работать и жить. Я люблю Россию, а Путин просто лысый кагэбэшник, который не понимает, что такое Россия. Путин это маленькая историческая ошибка, а Россия огромная и прекрасная. Сейчас на Западе ставят крест на России, и аргументируют это результатами соцопросов, которые показывают, что якобы большинство россиян поддерживает Путина. Социология на тему войны и власти в стране, где на 15 лет могут посадить за якобы фейки, это ничто. Другой аргумент массовой поддержки Путина россиянами – митинг в Лужниках. На мероприятие в Лужники пришли работники государственных предприятий. И, скорее всего, это не их политическая позиция. Россияне запуганы и дезинформированы пропагандой. То, что происходит, ужасно, мы будем это все десятки лет расхлебывать, но не надо ставить крест на России. Россия после Путина будет жить намного лучше.
Аршак:
– Германия проделала путь, на который нам только предстоит ступить. Немцы русских сейчас понимают лучше других европейцев. И я уверен, мы тоже сможем измениться, если, конечно, Путин не начнет ядерную войну и не уничтожит весь мир.
Я думал, что Россия похожа на фильм Андрея Звягинцева “Нелюбовь”
– Я помню, как 24 февраля среди текстов о нападении Путина на Украину потрясенных, возмущенных, испуганных людей в моей ленте появился пост Аршака о свадьбе. Большинство людей поздравляли вас, Полина и Аршак, под постом словами "Любовь победит". Любовь победит?
Аршак:
– Мне долгое время казалось, что любви в России нет. Я думал, что Россия похожа на фильм Андрея Звягинцева "Нелюбовь". У россиян просто не хватает ресурсов на любовь. Когда я был активистом в России, мне было так сложно, неопределенно и тревожно, что казалось, любовь в таких условиях невозможна. Но теперь никто из россиян ни в чем не может быть уверен. Большинству из них скоро нечего будет терять. Сейчас сложно говорить о светлых вещах и внушать надежду. Любовь победит, но наши соотечественники, которые игнорировали проблемы много лет, должны открыть глаза и действовать.
Родина нас любит, но она сейчас в заложниках у Путина
Полина:
– Активисты пишут часто, что Родина их не любит. Родина нас любит, но она сейчас в заложниках у Путина. Путин нас не любит, и мы его не любим. И Родина не любит Путина. Он вообще не понимает, что такое Родина. Единственный выход из сегодняшней ситуации – это любовь и милосердие. Сейчас правые активисты пишут гадости о левых, и наоборот. В России разрушаются семьи из-за разных взглядов на войну, происходит раскол в нашем обществе. Диалоги, построенные на ненависти, надо прекратить. Я общаюсь сейчас по интернету с людьми, которые воюют за Россию на Донбассе. Я не кричу на них и не обвиняю, я пытаюсь понять, почему они так думают и действуют. Нам надо сейчас проявлять больше понимания и милосердия друг к другу. Любовь победит, и мы еще будем извиняться перед украинцами, платить контрибуцию и помогать восстанавливать Украину.