"Территория без войны". Так называется фильм, который сняла режиссёр документального кино Тая Зубова. Герои рассказа – военные беженцы после 24 февраля 2022 года, это их монологи.
Украинцы бежали от российских обстрелов мирных городов. Граждане страны-агрессора, несогласные с её режимом и вторжением в Украину – от репрессий. Белорусы, пострадавшие после подавления политического протеста в их стране – от прямых угроз жизни. Все они встретились и создали удивительное сообщество в Черногории, в международной локации для беженцев Pristaniste (Пристанище). С режиссёром Таей Зубовой мы встретились в Риге на показе фильма и поговорили о том, чего стоит создать территорию без войны.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Мы знаем о неудачных коллаборациях в Европе после российского вторжения в Украину. Понятно, почему: Россия превратилась в страну-агрессора, её граждане стали идентифицироваться (и во многом самоидентифицироваться) как граждане этой страны. Граждане Беларуси – из-за политической позиции Лукашенко теперь воспринимаются в связке с Россией. Хотя все, кто уезжает в Европу, – противники обоих режимов.
Есть истории удачных общих проектов, но об этих культурных, правозащитных и социальных проектах, где сотрудничают украинцы, беларусы и русские, известно меньше. Ваша локация и ваши герои демонстрируют удачное сотрудничество.
Фильм – такой кирпичик на будущее
– Я встретила своих героев в фонде Pristanište, который находится в Черногории, в Будве. Этот проект был создан после начала войны, там поддерживали и давали временное жилье – это основная их программа – украинским беженцам, российским, белорусским оппозиционным мигрантам. Такова была первоначальная задача, и она достаточно успешно реализуется по сей день.
Когда я приехала в Черногорию с показом своего первого фильма "Травма свидетеля", я оказалась в зале, который был наполнен и россиянами, и украинцами. И фильм про эмигрировавших россиян, которые высказались против войны, был очень хорошо встречен. Я искренне удивилась такой реакции от граждан Украины. Меня заинтересовал этот проект, я начала с ними разговор, что, возможно, было бы интересно сделать фильм про такое уникальное сообщество.
Любовь к ребенку, к маме не зависит от национальности
В процессе это стал фильм о людях, о том, как от человека к человеку выстраивается диалог за счет личной симпатии. Я очень надеюсь, что этот фильм смотрит в будущее и показывает историю, которая теоретически возможна: после завершения войны (дай Бог, чтобы оно было как можно скорее) мы сможем выстраивать диалог. То есть это такой кирпичик на будущее.
– Камера не может соврать: между этими людьми есть глубокая общность. Есть показательный момент – первый Новый год после начала войны: они вместе смотрят выступление президента Владимира Зеленского. Он перечисляет военные преступления российской армии, и все в этой комнате смотрят одинаково: плачут, обнимаются, много чувств. И приготовление оливье, который оказался общим блюдом для новогоднего стола. Они режут оливье, а на этом фоне происходит что-то страшное...
– Когда я собирала фильм, сняла отдельные истории. Но мне нужна была какая-то линия, некое исследование, которое я делала в процессе съёмки. И я старалась найти моменты, которые объединяли бы людей разных национальностей. Я увидела, что это ценностные моменты: любовь к своему ребенку, к маме – то, что не зависит от национальности. Конечно, мне хотелось найти какое-то визуальное подтверждение. И вот этот Новый год, который всех объединил, и блюда, которые все принесли: селедка под шубой, оливье... Это что-то знакомое с детства, несущее тепло. Все эти люди потеряли дом. А тут они смогли объединиться и – да, из разных стран, но принести частичку своего дома к столу, где смогли разделить свою боль из-за того, что идет война.
Все эти люди потеряли дом
Мне говорят: "Ты показала Будву как некое идеальное место, где украинцы и россияне могут вести диалог" (что, конечно, в реальном мире сейчас почти невозможно). И чтобы подчеркнуть эту идею, к эпизоду, когда все собирают блюда на праздничный стол, я поставила звуки войны. Над всеми нами кружит мысль о том, что война продолжается и продолжается, и она дает опасность, страх, боль всем.
– Вопрос о черногорцах: как они относятся к российскому вторжению в Украину, к тому, что к ним приехали беженцы? Мне известно от людей в Белграде, что местные порой странно воспринимают новых "приехавших русских", не понимают, почему они против Путина, почему женщины ходят не в юбках, а в штанах. А черногорцы? Они понимают, кто украинцы, кто беларусы, кто русские?
– То, что я ощущала лично, – все очень сопереживают: они, конечно, сопереживают украинцам, но и и россиянам тоже. Да, они не очень понимают суть конфликта, но, конечно, это не та ситуация, что в Сербии. В Черногории люди, что ли, более западные. Не могу сказать, что наши вселенные сильно перекликаются, и это то, над чем мы сейчас работаем.
Война дает опасность, страх, боль всем нам
Был показ в Подгорице, куда мы приглашали представителей Черногории. Это один из первых шагов. Такие шаги есть. Насколько мне известно, появилось отделение Свободного университета при господдержке Черногории. Мы надеемся, что фильм возьмут на черногорское телевидение, чтобы рассказать, что есть такое сообщество, его невозможно не замечать, ведь приехало много русскоговорящего и украиноговорящего населения.
– Чувствуется ли в Черногории политическое влияние России, пропаганда?
– Единственное, что могу сказать: наше оппозиционное российское сообщество в стране очень гордится, что у нас самый маленький процент голосов за Путина. Мы против Путина, и это видно по цифрам.
Что касается черногорцев, это только начало коммуникации, нужно двигаться. Конкретно какую-то пророссийскую пропаганду я не сильно замечаю. Конечно, я нахожусь в своем пузыре. Я общаюсь с ребятами, которые пишут письма политзаключенным. У нас есть отличный проект REFORUM, в котором делаются антивоенные инициативы.
Мне бы хотелось большей коллаборации и с черногорцами, и с другими. Вот я ездила в Италию, показывала кино итальянцам. Хотелось бы поездить и в другие страны, чтобы рассказать местному населению, как это выглядит с нашей стороны. Ведь пророссийская пропаганда на них работает, а нам ответить нечем, пока мало точек соприкосновения. Когда нам дадут голос, мы можем сказать, что мы против Путина.
– Вы уехали из России девять лет назад?
У нас самый маленький процент голосов за Путина
– Я уехала в 2015 году, после событий 2014-го. Когда на Каннском кинофестивале в российском павильоне я представляла свой короткий метр "Рыба моя", глава Роскино задала мне вопрос: "Крым наш?" И мне показалось, что уже в тот момент нас вынуждали, чтобы карьера дальше двигалась в гору, высказаться за государственную политику. Я была очень против этого. И я уехала. С тех пор живу в разных странах в Европе.
– Фильм очень символически насыщен. Одна из главных тем – огонь. Главный костер происходит на одной из площадей Будвы. Там и черногорцы, и ваши герои. Это очень большой костер, и каждый должен бросить в него веточку. Что это означает?
– Это религиозный праздник. Смысл такой, что вместе с этой веткой ты сжигаешь свое прошлое. Мой герой приходит, сжигает свою ветку, но при этом говорит про российскую церковь. И это достаточно символично: он вспоминает, что с ним было в России. А он религиозный человек, рисует иконы. Я оставляю интерпретацию зрителю. Мне кажется, это будет читаться достаточно однозначно.
– Впервые костер в фильме появляется, когда героиня говорит, что, когда в Мариуполе начались серьезные обстрелы, люди выходили готовить на кострах, потому что отключили всё – электричество, газ. И у вас появляется первый символический костер.
Я оставляю интерпретацию зрителю
– Костер – это же тепло, очаг, нечто человеческое, то, что дает людям ощущение дома. И когда это ощущение дома теряется, причем в таких страшных обстоятельствах, очень важно, чтобы люди не были расчеловечены. И в этом плане фильма, с одной стороны, костры вынуждают людей выйти на улицу, потеряв свой дом, но, с другой стороны, это то тепло, которое они проносят к другому человеку, независимо от его национальности.
– Костер и огонь появляются еще несколько раз. Один из костров, сложенный "шалашиком", падает.
– Этот костер падает, когда героиня-украинка рассказывает об обстреле их дома: ракета попала в дом, после этого они не смогли там жить. То есть в фильме под названием "Территория без войны" я старалась не показывать войну, работать на метафоре.
Важно, чтобы люди не были расчеловечены
Почему выбран такой стиль? Сейчас очень много журналистских расследований, съемок, которые делают в Украине, всех этих ужасов. Как бы страшно это ни звучало, обычные зрители уже психологически не могут это воспринимать и стараются отгораживаться. Мне хотелось найти такую подачу, чтобы мы помнили о войне, но при этом люди были бы готовы посмотреть и подумать. Для меня цель – чтобы человек увидел это, остался с каким-то ощущением, и думал о том, что война продолжается. Это была попытка найти визуальный язык, который бы не отпугнул, и дал возможность этой информации все-таки пройти в человека через сердце.
– Еще один из главных символов вашего фильма: вы смотрите на своих героев через пробитое пулей стекло окна. А в финале одна из ваших героинь вынимает это стекло из реальной рамы. Причем в этот прицел в кадре попадают не только украинцы.
Мне страшно, что сейчас за одной войной начинается вторая
– Мы искали визуальный образ. Все истории на предварительных интервью делились на "этот мир" и "тот мир", который был до того, как они приехали в Черногорию, то есть мир, наполненный страхом и болью. Украинцы выезжали из Мариуполя, из Одессы.
– Под бомбежками.
– Конечно. И была вторая часть, когда они уже приехали в Черногорию. Я искала образ, как это разделить. И был найден образ разбитого стекла: все, что в прошлом, мы снимаем через это разбитое стекло. А в конце героиня, работник этого шелтера, россиянка (они сидят вместе с моей героиней из Украины), вынимает из окна это стекло. Таким образом я хочу показать, что человек с помощью своей волонтерской деятельности, с помощью своих усилий убирает это прошлое из жизни людей – и жизнь становится нормальной. Конечно, с психологическими проблемами, но приближается к нормальной жизни для человека, для его достоинства.
Есть последний эпизод, когда уже над всем городом снова нависает это разбитое стекло. Это мой режиссерский ход, мой авторский страх: мне страшно, что сейчас за одной войной начинается вторая, за второй, не дай Бог, загорится ещё какой-то конфликт.
– Вы заканчиваете текстом с перечислением конфликтов последних двух лет. Не только Украина, но и Израиль – 7 октября, и Нагорный Карабах, и продолжение сирийского конфликта. И еще несколько военных конфликтов, некоторые длятся уже десятилетия, просто европейцы их как бы не замечают. А последние конфликты выявили, что война жива, и мы вынуждены о ней говорить как о части жизни.
Зрительскую критику вызвал последний монолог вашего героя из Беларуси.
Человек человеку не враг
– Этот герой говорит, что в идеале он бы не хотел, чтобы победила одна сторона, он хотел бы, чтобы как можно скорее настал мир. "Я верю, – говорит он, – что мир настанет тогда, когда все захотят, чтобы он настал". И действительно, это вызывает критику, потому что мы все хотим, чтобы победила Украина. Конечно, правильно сказала та же зрительница: "Тая, ты сказочница. Ты работаешь в таком метафоричном жанре, предполагаешь, что раз – и всё закончится".
Я действительно очень наивный человек, и мне хотелось бы, чтобы война закончилась вот прямо сейчас. Мы видели, как Борис Надеждин вел свою PR-кампанию, говорил: "Если я стану президентом, война закончится прямо сию же секунду, а дальше мы будем понимать, как выплачивать..."
– ...репарации, выходить из разрухи, в которую Россия погрузила Украину. А про то, что Россия сделала сама с собой, даже не буду продолжать.
Мир настанет, когда все захотят, чтобы он настал
– Абсолютно точно. Это говорит человек из Беларуси, то есть третья сторона, и я тоже хотела бы в это верить. Но фильм заканчивается тем, что это невозможно, потому что одна война наслаивается на другую, именно для того, чтобы мы погружались и погружались в ненависть друг к другу, чтобы конфликт усиливался. И это очень страшно. Насколько я вижу, человек человеку не враг. На личном уровне очень многие готовы вести диалог. Независимо от национальной принадлежности, есть люди, с которыми можно попробовать найти точки соприкосновения. Ну, это такая моя мечта...
– Это мысль всех пацифистов. Другое дело, что становится всё виднее, что без активных действий война будет продолжаться.
После просмотра публика обсуждала ваших героев. Главная тема спора была: они пассивные жертвы или активные участники своей судьбы? Все они выглядят, с одной стороны, как жертвы: украинцы – жертвы российского вторжения, россияне и беларусы – жертвы своих политических режимов. Каково ваше отношение к ним в смысле сочетания их активности и пассивности?
– Я никогда не видела их в роли жертв. У всех очень активная позиция. Кто-то увозит детей для того, чтобы они не попали под пропаганду, кто-то уезжает сам, понимая, что может стать "пушечным мясом". Они очень активно двигают свою судьбу и отвечают за свои поступки.
– Вы говорите, что у вас есть герои и антигерои. Если говорить о некоем антигерое… Я бы сказала, что это человек, чья позиция отличается от остальных. Он начинает с того, что "мой папа украинец, но я его ненавижу, потому что он бухал, а моя мама вышла за отчима, русского, который меня бил". И потом рассказывает историю семейного и социального абьюза. Он в этом шелтере водитель?
– Он немножко волонтерил.
– Он играет с ребятами в футбол, и постепенно рассказывает историю, как он выходил из абьюза, старался быть субъектом, а не объектом, которым манипулируют родители.
Я никогда не видела своих героев в роли жертв
– Этот герой проходит сквозной линией. Я сначала снимала героев с жесткой антивоенной позицией. Но, когда он стал помогать мне и волонтерить, мне показалось, что его история интересна. И она – метафора огромного количества россиян, которые, возможно, не могут признаться себе, что они находятся под абьюзом, иногда даже не личном, а абьюзом государства. Через общение с антивоенным сообществом у него начинают возникать вопросы к себе, его внутренние ценности начинают меняться.
Мне хотелось показать и важность образования, потому что мой белорусский герой – директор школы, а мои герои из России занимаются культурными проектами. Есть человек, который находится в абьюзе, у которого плохое образование, не было возможности учиться в университете, и есть герои, которые стараются продвигать культуру образования. Сделать такой контраст, который, возможно, наводил бы зрителя на некоторые выводы.
– Возникает зрительский вопрос: "Парень, если ты такой "ни нашим, ни вашим", почему ты помогаешь людям, бежавшим от войны?" Видимо, он сам для себя не может на него ответить?
Мне хотелось показать важность образования
– У этого человека есть определенные ценности. Он любит брата и сестру, говорит об этом. Есть что-то человеческое, что объединяет нас всех, и есть эта его неоднозначная позиция. При этом он играет с ребенком, хорошо к нему относится. Это точки соприкосновения, на которые стоит обратить внимание, и через них стараться вести диалог с людьми, с которыми не совпадает позиция.
– Его брат и сестра (сводные, от второго брака матери), не то что прямо за войну, но как-то принимают для себя ситуацию, обстоятельства. Это его драма, что родня осталась в России. И именно из-за этого он отказывается продолжать интервью, снимает микрофон и говорит: "Прости, но я прекращаю".
– Это знакомо многим россиянам, чья позиция не сходится с позицией их родственников, особенно если это старшее поколение. У нас сложная ситуация в семьях. Я стараюсь брать пример со своих же героев и искать точки соприкосновения.
– Еще одна героиня не появляется в кадре, но судьба её зацепила всех, – это мама женщины из Киева. Ваша героиня пересказывает телефонные разговоры с родителями в Авдеевке, которые не могут выехать, отказываются. Потом каким-то чудом ей удается их перевезти. Она рассказывает о счастливых трех месяцах, которые они провели вместе. А потом молчание. Возникает вопрос: что с родителями этой женщины?
– Моя героиня смогла вывезти родителей, они пробыли несколько месяцев вместе в Черногории, а потом мама решила вернуться в Киев. Она сказала, что её место там, она там чувствует себя нужной (она медсестра). Сама героиня несколько недель назад уехала в Канаду. Папа уехал в Европу. Вот так их раскидало. На самом деле эта история о том, насколько мы все любим своих родителей, как тяжело, когда родители не готовы выезжать, держатся за землю, хотя и дома не осталось.
У нас сложная ситуация в семьях
У меня есть обратная связь. Маша показала фильм маме, и мама прислала очень теплое аудиосообщение, и для меня это большая ценность.
– Отдельное спасибо за линию граждан Беларуси. Это большая трагедия, которая после вторжения России в Украину стала меньше видна, меньше обсуждается. Но это страшная история расправы режима Лукашенко над оппозиционерами. И по тому, что рассказывает ваш герой, мы видим, насколько это похоже на происходящее сейчас в России.
– Именно. Я взяла историю этого героя потому, что он говорит про школу, и как в образование и воспитание детей внедрялась пропаганда. У него была большая школа, но постепенно она стала закрываться, ее всячески задавливали, и были закрыты все частные школы. Эту историю я поставила для того, чтобы, возможно, у тех зрителей, которые сейчас думают, увозить своих детей или не увозить, будут ли еще частные школы, "нас это не коснется" и так далее, появилась какая-то мысль.
Я никого не призываю уезжать, это выбор каждого человека и, главное, его возможностей. Но хорошо бы просто знать, что такой путь возможен.
Подкаст "Вавилон Москва" можно слушать на любой удобной платформе здесь. Подписывайтесь на подкасты Радио Свобода на сайте и в студии наших подкастов в Тelegram.