У кого горит тундра?

• Владимир Путин не приехал на глобальный климатический форум в Глазго, а российская делегация там в основном защищала интересы нефтегазового бизнеса.

• Мир бьет тревогу по поводу климатической катастрофы, переходит на возобновляемые источники энергии, стремясь затормозить глобальное потепление.

• Европейские страны ставят цели по сокращению выбросов, Россия же цепляется за прошлое, консервируя себя в качестве рентной ресурсной державы.

Сергей Медведев: "У него горит тундра", – сказал президент США Джозеф Байден о Владимире Путине, который не приехал на глобальный климатический форум в Глазго. Как Россия собирается бороться с глобальным потеплением? Реально ли достижение ею углеродной нейтральности? Готова ли она к миру после нефти? У нас в студии – Михаил Крутихин, партнер консалтинговой компании RusEnergy.

^{Видеоверсия программы}

Корреспондент: Лидеры более ста стран присутствовали на климатическом саммите в Глазго, однако договориться и прислушаться к заявлениям экологов не получилось: ни о каких прорывах говорить не приходится. Саммит проходил на фоне пандемии, манифестаций и энергетического кризиса. Цены на газ и нефть стремительно выросли за последние месяцы, а в Китае из-за мощного наводнения и закрытия шахт возник дефицит угля.

Россия присоединились лишь к одному из ключевых подписанных документов — о лесах и землепользовании: именно за счет этого страна собирается стать углеродно нейтральной к 2060 году, о чем и заявил Путин в своем заранее записанном видеообращении. Лидеры России и Китая подверглись критике за игнорирование саммита. Президент США Джо Байден заявил, что одни претендуют на мировое лидерство, но не уделяют должного внимания климатической повестке, а у Путина "тундра горит".

Между тем глобальное потепление продолжается, и нынешние обязательства стран по сокращению выбросов не сумеют остановить его на уровне двух градусов по сравнению с доиндустриальной эпохой.

Сергей Медведев: Михаил, удалось ли в Глазго реально чего-то достичь?

Михаил Крутихин: Очень мало, хотя некоторые сдвиги были. Мы видели, например, обязательства очень большого числа солидных компаний профинансировать движение к декарбонизации, то есть к отказу от углеродосодержащих видов топлива, на потрясающую сумму – 130 триллионов долларов.

Михаил Крутихин

О роли России в этом саммите можно говорить скорее в критическом ключе. Россия делает упор на то, что у нее много лесов, и они поглощают углекислый газ, выделяют кислород, и тут "мы впереди планеты всей". Но специалисты по лесам говорят, что в перестоявшей тайге очень старые деревья, которые больше поглощают, чем выделяют кислорода. А когда при этом старые подсохшие лиственницы, кедры и елки еще в массовом порядке вырубают и отправляют в Китай, не приходится говорить о том, что наши леса будут вносить вклад в озеленение планеты.

Сергей Медведев: Еще до Глазго раскручивалось путинское заявление о том, что Россия к 2060 году достигнет углеродной нейтральности. Но это же настолько за пределами нынешнего горизонта планирования! При жизни нынешней элиты отвечать за это не надо.

Учитывая принятые странами обязательства, реально ли удержать потепление на эти полтора градуса по сравнению с доиндустриальной эпохой?

Михаил Крутихин: Никак не получается уложиться в то, что было утверждено еще в Париже. Избавления не будет, хотя движение-то идет, и довольно быстро. Никто раньше не мог предполагать, например, что будут так бурно развиваться электромобили.

Сергей Медведев: Если мы целиком переведем и промышленность, и домохозяйство на электричество, это приблизит бескарбоновую эру?

Михаил Крутихин: Норвегия почти 100% получает от гидростанций.

Сергей Медведев: А остальные? Как мы произведем эту чистую и зеленую электроэнергию?

Михаил Крутихин: Было такое предположение, что переходным топливом будет природный газ. Но в Великобритании и Германии, скажем, избавляясь от угля на электростанциях, его заменяли не газом, а альтернативными возобновляемыми источниками.

Сергей Медведев: Насколько можно ждать возрождения атомной энергетики? Еще года три-четыре назад казалось, что постчернобыльский, постфукусимовский тренд – на окончательное ее вытеснение, а сейчас, в связи с глобальным потеплением, она, похоже, возвращается.

Михаил Крутихин: Франция принимает сейчас программу строительства новых атомных электростанций. Китайцы собираются в пять раз увеличить мощность атомных станций в течение нескольких лет.

Сергей Медведев: А при этом понятно, где будет захораниваться отработанное ядерное топливо? У экологов же главное возражение – что мы оставляем следующим поколениям радиоактивный мусор.

Михаил Крутихин: Россия давно уже используется как свалка этого радиоактивного мусора.

Сергей Медведев: В какой момент произойдет переход от нынешней углеводородной энергетики к возобновляемой, как в свое время перешли от дров на уголь, а затем с угля на углеводороды?

Михаил Крутихин: Предсказать невозможно. Все страны на разных этапах развития.

Сергей Медведев: Мы слышим, как Германия в определенные летние дни так работает.

Михаил Крутихин: Меркель однажды сказала, что "через семь-восемь лет российский газ нам не понадобится". Посмотрим. Они там уже перекрыли 20%, это делается на возобновляемых источниках. В России, по официальной статистике, возобновляемые источники – солнце и ветер – сейчас составляют меньше 1%. А сколько будет? 4%. К 2035 году мы увеличим эту мощность. Причем это делает не государство, а конкретные компании в содружестве с иностранцами.

Сергей Медведев: Россия, как всегда, в задних отрядах модернизации.

Из Глазго – Василий Яблоков, руководитель направления "Климат и энергетика" в российском "Гринпис".

Василий Яблоков

Василий Яблоков: Здесь одна из самых больших делегаций – российская. Конференция используется как площадка для лоббирования своих интересов, для того чтобы слишком амбициозные обещания не навредили бизнесу. Под "зелеными" лозунгами на самом деле скрываются не совсем честные намерения: сохранить свой бизнес, продолжить все проекты в области ископаемого топлива.

Один из любимых способов гринвошинга – так называемые офсеты – не реальное сокращение выбросов, а компенсация: например, высадкой лесов, что является не самым эффективным способом борьбы с изменением климата. Наиболее эффективно прямое сокращение выбросов. Леса еще и горят, и нет никакой гарантии, что они смогут поглотить то самое количество углерода, которое декларируется.

Россия поставила себе цель – достичь углеродной нейтральности к 2060 году. Сегодня на пленарном заседании выступал глава российской делегации, вице-премьер Алексей Оверчук. Он заявил о том, что Россия может даже быстрее достигнуть этой цели, но необходимо международное сотрудничество, развитие новых технологий. По крайней мере, стратегия разрабатывается, и она предполагает сокращение зависимости от ископаемого топлива и выбросов в атмосферу.

Сергей Медведев: Запад объявляет гигантские программы энергетического перехода. В свое время даже British Petroleum переименовывались в Beyond Petroleum.

Михаил Крутихин: Другие мировые компании тоже очень активно себя переименовывают. Там принимаются колоссальные планы по развитию "зеленой", а не углеводородной энергетики. А у российских компаний совершенно другая стратегия.

Сергей Медведев: Делегация волков на овечьем форуме!

Михаил Крутихин: Главная задача на этом форуме была – объяснить: "Ребята, вы очень торопитесь. У нас в России пока еще много природного газа, угля и прочего, и мы еще должны нажиться на этом". Это же было зафиксировано еще два года назад в Доктрине энергетической безопасности, которую подписал Путин. Там было сказано, что все эти усилия по возобновляемой энергетике, по замене углеводорода чем-то еще – это три категории: риски, вызовы и угрозы для России.

Говорят, что нам для этого необходимы технологии. А вы готовы к приему этих иностранных передовых технологий? Что у вас за инвестиционный климат? Придет технология – и бухнут какие-нибудь санкции. Иностранные инвесторы говорят, что их инвестициям в России мешает полная незащищенность этих инвестиций: могут что-то отобрать, не пускать. Да и внешняя политика России, которая создает угрозу новых санкций, в том числе и против энергетического сектора, это мощное препятствие для получения новых технологий.

Сергей Медведев: А почему произошел такой неожиданный скачок с пятикратным ростом цен на природный газ, и нефть снова стремится к сотне за баррель, да и в целом рост цен и на продовольственные товары, и на стройматериалы происходит чуть ли не в два раза.

Михаил Крутихин: Тут сыграл роль целый комплекс факторов. И когда цены в Европе пошли вверх, включился "Газпром". Чтобы подтолкнуть цены еще вверх и удержать их, он стал объявлять: "Ребята, вы замерзнете! Мы вам прекращаем закачку газа в подземные хранилища". И действительно, прекратили закачку! А 10% подземных хранилищ в Европе принадлежат "Газпрому", то есть это "пятая колонна" внутри европейской энергетики. Затем: "А мы не будем подписываться на прокачку дополнительных объемов через Украину, Польшу и Беларусь по этим маршрутам". Фактически это был политический шантаж.

Сергей Медведев: То есть это стратегическое решение, принятое на самом верху?

Михаил Крутихин: Да! "Газпром" у нас политизированная организация. Другая коммерческая компания, видя такие высокие цены, срочно стала бы заключать новые контракты на таких условиях, и очень хорошо на этом заработала бы. В данном случае "Газпром" организовал рекордную закачку газа в российских газохранилищах. Такого еще не было, чтобы они были заполнены на 100%: 60 миллиардов кубометров.

Сергей Медведев: Того газа, который иначе они закачали бы в Европу?

Михаил Крутихин: Да, за этот газ они могли бы получить деньги. А дальше пошла игра на финансовых инструментах. Финансовые организации, обыграв эти панические сообщения из "Газпрома", двинули цены вверх. Путин вроде говорит: "с 8-го числа мы должны организовать пополнение "газпромовских" газохранилищ в Европе". Ну, вроде бы цены должны упасть, а они полезли вверх после того, как скакнули вниз, потому что "Газпром" тут же объявил, что прекращает поставки через Беларусь и Польшу.

Сергей Медведев: Это затормозит или ускорит переход на "зеленую" энергетику?

Михаил Крутихин: А тут выбор – либо Европа, главный рынок российского природного газа, капитулирует перед требованиями "Газпрома", обеспечит ему монопольные права на каких-то маршрутах, то есть нарушит все законы антимонопольной Европы, либо в Европе организуется не просто сопротивление этому нажиму, но ускоренный переход к отказу или к сокращению потребления природного газа. Пока Европа готова сопротивляться.

Сергей Медведев: Западные аналитики утверждают, что потепление и энергопереход опрокинут российскую экономику; возможно, Россия потеряет в связи с этим около двух триллионов долларов.

Сахалин. Выносное причальное устройство терминала отгрузки нефти завода по производству сжиженного природного газа

Михаил Крутихин: Если то железо, которое сейчас у нас работает на добычу нефти и газа, вдруг перестанет быть востребовано, то это закопанные в землю или разбросанные по тундре два триллиона долларов.

Сергей Медведев: Насколько Россия готова к этому переходу? Ведь еще же ЕС вводит углеродный налог.

Михаил Крутихин: Но мы-то в России рассчитываем, что будем каким-то образом доказывать, что поскольку у нас очень чистая энергетика, мы можем торговать какими-то квотами. Вот сейчас у нас идут небольшие пока партии сжиженного природного газа с Ямальского полуострова, с Сахалина. Считается, что там "зеленый" газ. Производители этого газа просто уплатили что-то за выбросы, нейтрализовали их деньгами, квотами. Пока я не вижу, чтобы принимались реальные меры для сокращения этих выбросов.

Сергей Медведев: В российской энергетике сейчас нет длинных проектов, люди работают на очень коротких циклах?

Михаил Крутихин: Есть исключения, когда красивым мегапроектом занимается государственная компания, и прибыль людей, командующих ею, происходит не от конечного итога, а в процессе.

Сергей Медведев: Освоение средств – это процесс.

Михаил Крутихин: Да, это дорогостоящий проект с раздутыми бюджетами, государственной поддержкой, налоговыми льготами. Мы берем какой-нибудь гигантский проект, начинаем его обсчитывать коммерчески и видим, что это не просто туфта, а в итоге гигантские потери, а возмещение затрат не наступит даже через 40 лет.

Сергей Медведев: По-моему, такие проекты есть в Арктике.

Михаил Крутихин: Там пока только один мегапроект – "Восток Ойл", "Роснефть" там командует. В районе Диксона собираются поставить новый порт и терминал по экспорту для начала 26 миллионов тонн нефти в год уже в 2024 году. Итог будет плачевный. Россия, которая собирается через два года добывать 550 миллионов тонн нефти, дополнительно получит от этого гигантского проекта всего пять миллионов тонн.

Сергей Медведев: То есть существуют планы по дальнейшей карбонизации. А по декарбонизации, кроме громогласных заявлений делегации в Глазго, практически ничего нет.

Михаил Крутихин: Нет! Давайте увеличивать добычу нефти и газа, строить новые трубы.

Сергей Медведев: Но это же плановая катастрофа! Люди инвестируют в извозчиков в момент прихода автомобиля.

Михаил Крутихин: Европа объявляет программу постепенного снижения зависимости от импорта природного газа, а Россия объявляет программу строительства нового газопровода в европейском направлении.

Сергей Медведев: Это же невероятная ретроэкономика!

Михаил Крутихин: Это шкурная политика.

Сергей Медведев: Люди, принимающее решения сейчас, фактически отрезают Россию от глобальной энергетической революции.

Михаил Крутихин: Да, они активно сопротивляются. Вот 320 человек в Глазго этим и занимались: организовывали волну сопротивления в Европе.

Сергей Медведев: То есть Россия консервирует себя в качестве рентной ресурсной державы. Мир бьет тревогу по поводу наступающей климатической катастрофы, ставит цели по сокращению выбросов, а Россия всячески цепляется за мир прошлого, который обеспечивал ее нынешнее место в глобальной системе.