В разграбленной стране. Эдвард Ньюмен – о царстве большевиков

Путевые записки иностранцев весьма ценятся историками – прежде всего потому, что иностранец обращает внимание на детали, которые местный житель считает сами собой разумеющимися. Россия – будь то Московия, Российская империя или советская Россия – всегда относилась к чужеземцам с подозрением и неохотно впускала их к себе, а на их сочинения часто обижалась. Присяжный российский историк Владимир Мединский, сделавший карьеру на "опровержениях" иностранных свидетельств о России, считает, что они клеветали из врожденной русофобии или по политическому заказу. Не будем впадать и в другую крайность – принимать за чистую монету все написанное иностранными путешественниками о России. Постараемся посмотреть без гнева и пристрастия на книгу американца, посетившего Советский Союз в 1927 году.

В разграбленной стране

Книга эта никогда не переиздавалась и затерялась на дальних полках букинистического магазина, где и была недавно обнаружена моим коллегой и другом Алексом Григорьевым. Он коллекционирует травелоги о России.

– Саша, откуда такое увлечение? Может быть, от собственной ностальгии?

Алекс Григорьев и Шарлотта

– Конечно, поэтому я этим и увлекся. У меня возникли какие-то воспоминания о советской жизни. Условно говоря, я помню, что был хлеб за 14 копеек или батон за 22 копейки, метро стоило пять копеек в Москве, а троллейбус стоил четыре, а трамвай – три. Сколько стоил литр бензина, например, или сколько точно стоил автомобиль или велосипед. Я случайно увидел, я хожу по всем этим старым книгам, я увидел путеводитель по Советскому Союзу, кажется, 1982 или 1983 года, я купил эту книжку, там были те самые цены. Дальше все это просто понеслось, я начал все это читать. Сначала я покупал только путеводители, а потом я начал уже травелоги читать, они оказались в значительной части более интересными. Я понимаю одно: я в Америке с 2000 года живу, но мое прошлое, "совок", не знаю, травма, наследие, хвост, который я там оставил, он никуда не отвалился, я пытаюсь это вспоминать и пытаюсь вспоминать историю страны, из которой я сюда переехал. В принципе, так все и началось.

– Ну а что для тебя самое интересное в этих сочинениях?

– Самое интересное для меня – это описание вещей, на которые мы когда-то не обращали внимания. Запах. Как пахло, условно говоря, в городе XIX века. Звуки какие слышали люди. Когда я начал это читать, я начал лучше понимать историю. Почему были дворники повсюду? Потому что все ездили на лошадях, лошади, естественно, вырабатывали навоз, который надо было немедленно убирать, иначе банально по улицам было бы ни проехать, ни пройти, потому что все было бы в кучах навоза. Естественно, в городах пахло навозом. В русских городах зимой постоянным звуком был скрип снега под ногами, под копытами или под полозьями саней и звон колоколов. Колоколен было так много и это все было так громко, что колокольный звон висел в воздухе, иностранцев он поражал. Еще про запах. Я недавно вспоминал первый ленинский Мавзолей, деревянный, который сначала построили, потом уже заменили гранитным. И вот француз туда попал. Он описывает запах сырого старого дерева. Я лично никогда в Мавзолее не был и, наверное, никогда не буду, но почему-то казалось, что там должен стоять запах каких-то химикалий, формальдегида, что ли. А там пахло деревом, деревянной старой пылью. Или тактильные ощущения. Какой была на ощупь парча, условно говоря, когда люди приходили на базар, там начинали щупать парчу, что они испытывали? Или холст. В музеях это в какой-то степени сохранилось, естественно, все это есть, какие-то особо уполномоченные люди это могут потрогать, но подавляющее большинство из нас не могут, "руками не трогать".

– Авторы тех путевых заметок о советской России, которые читал я, в один голос отмечают запах махорки и дешевого парфюма, который царил повсюду в первые годы советской власти. Познакомим слушателей с наших сегодняшним героем. Эдвард Ньюмен был кинопродюсером и автором множества документальных фильмов. Его родители были венгерскими иммигрантами. А его жанр – это как раз путешествия. Документальные фильмы о путешествиях показывались в кинотеатрах перед игровыми и пользовались огромным успехом у публики, которая из-за Великой депрессии лишилась возможности путешествовать. Американцы в те годы превратились в кинопутешественников.

Эдвард М. Ньюмен. 1909

– Судя по всему, он был венгерский еврей, Эдвард Мануэль Ньюман. Я читал три его книги. Везде он уделяет большое внимание еврейской теме. Он, безусловно, был одним из первых людей, которые делали себе имя и зарабатывали на способности к путешествию, потому что путешествие в ту пору было делом исключительно дорогим, сложным, нервным и опасным зачастую. Тибет и Амазония, да и по большому счету многие цивилизованные страны – это опасные достаточно были места. Та же самая советская Россия конца 20-х годов. Попасть во многие места было физически очень сложно. Это книга 1928 года, в ней описано его путешествие 1927 года. Тогда еще советское правительство массово не запускало буржуазных туристов, каких-нибудь пролетариев оно пускало, коммунистов, братьев по коммунистической религии, а буржуа, тем более людей, которые ехали просто посмотреть, пускали с большим трудом, максимум их старались держать в Москве, в Ленинграде, в Харькове, а какие-то более глубокие путешествия, как правило, не разрешались. Ньюмен два года пытался добиться визы, тем более у него был минус к карме: он бывал в Российской империи до революции – естественно, понимали, что человек приедет сравнивать.

– Между прочим, иностранца могли и выгнать из страны за плохое поведение. В августе 1921 года Ленин подписал декрет Совета народных комиссаров "О порядке высылки иностранцев из пределов РСФСР". В пункте 1 этого декрета сказано: "Иностранные граждане, образ жизни, деятельность и поведение коих будут признаны несовместимыми с принципами и укладом жизни Рабоче-Крестьянского Государства, могут быть выселены из пределов Р.С.Ф.С.Р. по постановлению Всероссийской Чрезвычайной Комиссии или по приговору судебных органов Республики". Ньюмен в предисловии пишет, что ездил в советскую Россию не для восхваления или осуждения советской власти, что в своих описаниях он старался сохранять нейтральную интонацию, с тем чтобы читатель мог самостоятельно составить свое мнение. Он говорил по-русски?

– Он немножко знал русский язык, судя по всему. В книге он намекает, что понимал, что говорили рядом с ним иногда. Примерно три четверти книги реально он описывает туристические достопримечательности: в таком-то музее можно увидеть то-то, в Кремле есть Царь-пушка, Царь-колокол. Обычные туристические приманки, которые просто нельзя не упомянуть в путеводителе.

"Сегодня в России". Киножурнал Pathé Gazette. 1930

– Три года как умер Ленин, в политических верхах идет ожесточенная борьба за власть...

– 1927 год – это троцкистско-зиновьевская оппозиция, бурлит политическая жизнь в Советском Союзе. В книге это совершенно незаметно, то есть он жил сам по себе в советской России, а страна жила помимо него. Но он чем интересен? Он сравнивал, как изменилась жизнь по сравнению с царским старым режимом. Времени прошло совсем ничего, 10 лет после революции. Он пишет, что во дворцах – он был в некоторых дворцах до революции, это были потрясающие здания с какими-то неимоверными богатствами – богатства разграбили либо свезли в какие-то централизованные музеи. Дворцы, как он пишет, бледные тени самих себя, призраки самих себя, обшарпанные, с битыми окнами, окна забиты фанерой. Но в них открыты школы, в которых учатся дети, либо на юге санатории для рабочих, либо из этих дворцовых залов нарубили комнаты, и там живут пролетарии, коммунальные огромные квартиры, что я еще застал, живя в Советском Союзе. Действительно, в этих дворцах на Невском были коммуналки, их постепенно потом начали расселять.

Он много путешествовал, там у него есть, например, описания путешествий по железной дороге. Мой советский опыт путешествия по железной дороге говорит о том, что железнодорожная еда всегда была отвратительной и ужасной. Он, как человек, который, кстати, ездил по американским железным дорогам, европейским, пишет, что при царе в поезде еда была потрясающе вкусная. После революции качество еды однозначно упало. Кроме того, во многих местах было сложно поесть, цены были какие-то безумные, кофе не найти вообще ни за какие деньги. Потому что, как оказалось, я этого не знал, так как кофе был импортным товаром, советская власть решила, что это предмет роскоши, пролетариям кофе не нужен, и кофе нельзя было купить нигде. Он никак не мог к этому привыкнуть.

– Цитата из книги Ньюмена: "Москва – не более русский город, чем Нью-Йорк – американский". Он дает какие-то политические оценки увиденному?

– Нет, он фиксирует. Он описывает очень интересную страну. Это прежде всего такой травелог-путеводитель для человека, который захочет совершить это путешествие. Он описывает, как он в Париже получал визу, что он делал, когда приехал в Москву, а в Москве ему надо было сначала идти в Народный комиссариат иностранных дел, рассказать, что он приехал, получить разрешение на фотосъемку, из Комиссариата иностранных дел отправили в НКВД, из НКВД отправили еще куда-то, гоняли...

– Кстати, это интересный вопрос, разрешение на съемку. Фотоаппарат привезти было можно, но снимать практически ничего нельзя. А отснятую, но непроявленную пленку полагалось оставлять при выезде на таможне. Ее потом проявляли, смотрели, что на снимках, и высылали владельцу. Но в книге Ньюмена множество фотографий, в ней 380 страниц, и почти на каждой есть фотография. Это практически альбом. Как ему удалось получить разрешение?

Разрешение на фото- и киносъемку, выданное Ньюмену в НКВД

– Он пишет, что он обманул, то есть не обманул, но как бы так сыграл. Когда он ехал в Советский Союз, он предупреждал, что будет фотографировать. Ему дали традиционный список, что можно фотографировать, чего нельзя фотографировать иностранцам, он, этот список, дожил до последних дней Советского Союза. Например, нельзя было фотографировать любые средства транспорта. Условно говоря, фотография на вокзале запрещена, фотография железнодорожного моста запрещена. Запрещено фотографировать любые средства связи – ты не можешь снять телеграфную станцию, телеграфный столб. На улицах люди старались фотографироваться так, чтобы телеграфные столбы у них не попали в кадр. Естественно, никакие военные объекты. У Ньюмена нет ни одной фотографии Кремля, есть одна кривая фотография ворот Спасской башни – стоит человек и будка караульная. Он как-то ее сумел сохранить. Вся Красная площадь есть, а Кремля нет.

– Как пишет в книге Ньюмен, милиционер объяснил ему, что Кремль – крепость, а значит, военный объект.

– Когда ему уже надо было уезжать, он был обязан показать все, что наснимал, каким-то советским цензорам. Среди цензоров оказался один родом из какого-то города, который Ньюмен посетил и снимал. Ньюмен ему подсунул пачку фотографий из этого города. Тот начал рассматривать, расчувствовался, сказал: "Господи, какой у меня был, оказывается, красивый город, как он похорошел, как он мне нравится. Ладно, все хорошо, иди". И так он вывез все.

По большому счету на этих фотографиях, во всяком случае на тех, что размещены в книге, особого ужаса нет. Там, например, есть нищие, несчастные беспризорные дети, которые спят в котлах для варки асфальта на улицах, воруют, попрошайничают. Там есть представительницы бывшего высшего общества, какие-то дворянки, лишившиеся всего, и вот теперь они делают какие-то шляпки, бумажные цветы, какие-то шьют кофточки, продают это дело пролетарским покупателям, потому что это единственный способ для них выжить.

Женщины бывшего привилегированного класса продают самодельные шляпки женам рабочих. Фото Ньюмена

Еще один важный момент. Позднее, когда началось привлечение иностранцев в Советский Союз, для них создали инфраструктуру новостей. Телевизора не было, радио было местное, иностранцы не имели права ввозить радиоприемники, которые могли ловить Лондон или Берлин. Они должны были получать информацию о том, что происходит в этом мире, из советских средств массовой информации. Но большинство из них не знало русского языка. Поэтому был начат выпуск газет и журналов на иностранных языках. "Московские новости" – наверное, самый известный пример, они появились примерно тогда, их делали коммунисты, которые жили в Советском Союзе. В 60–70-е годы начали завозить коммунистическую иностранную прессу, "Юманите", "Дейли уоркер", "Морнинг стар" – газеты, которые издавались в значительной степени на советские деньги во Франции, в США, в Великобритании, плюс пресса ГДР, стран народной демократии.

– Я помню, это все продавалось в гостиницах, где жили иностранцы. Но не только – в обычных газетных киосках в центре Москвы тоже. Мне даже попалась смешная заметка какой-то из британских газет по поводу одной из первых советских телеэкранизаций Конан Дойля: мол, Ватсон скрытый коммунист, потому что читает Morning Star вместо Times. Видимо, Times бутафоры не смогли добыть.

– Иностранец, приезжая в Советский Союз в 1927 году, оказывался в полном информационном вакууме. Ему что-то говорили, естественно, гиды, но гиды тоже не рисковали рассказывать о политических событиях. Это было запрещено, гид, который работал с иностранцами, естественно, находился под полным контролем спецслужб, его отбирали, все они, вероятно, были агентами ОГПУ, все они обязаны были докладывать, как себя вели иностранцы, что спрашивали и так далее. И они боялись сказать какую-то крамолу. Ньюмен отмечает, что у него возникло ощущение, что все советские чиновники находятся в состоянии ужаса, они всего боятся, боятся принять решение, они пытаются отталкивать от себя горячую картофелину куда-то подальше, чтобы кто-то другой этим занимался.

– "Это не происки отдельных официальных лиц, это всеобщее состояние рассудка, которое объясняет их действия. Страх, истерия, ужас охватили всю Россию". Так выражается Ньюмен в своей книге.

– За счет этого, как это ни парадоксально, они становятся восприимчивыми к давлению. Его практически везде арестовывали с фотоаппаратом. Его арестовали в Казани. Начальник милиции – как он подчеркивает, небритый – пообещал его расстрелять на месте как шпиона, а Ньюмен ему сказал: "Это не меня расстреляют, а тебя расстреляют, потому что ты не уважаешь московских бумаг, которые мне выдали самые компетентные органы". И тот его отпустил.

Московские беспризорники. Фото Ньюмена

– Как он вообще устраивался в стране, где еще не было "Интуриста"? Как бронировал гостиницы, покупал билеты на поезд, договаривался о встречах?

– Тоже интересный момент. Гостиницы еще сохраняли значительное количество персонала царских времен, то есть выдрессированных по западным, по мировым стандартам, а гостиницы в России были очень хорошие, это опять же описано. Там были прекрасные рестораны, там были прекрасные горничные, там было чистое белье, было все очень комфортно. Были, естественно, дешевые гостиницы, но были и гостиницы на уровне высших мировых стандартов. Там были специалисты, которых привозили из-за границы. И вот многие из этих специалистов продолжали работать, но обслуживали уже совершенно другой класс клиентов. Но иностранцам, особенно с бумагами, которые получил Ньюмен, все-таки можно было заселиться в эти обычно переполненные гостиницы.

– Фраза "Иностранцам полагается жить в "Метрополе" относится к более поздним временам. А в то время "Метрополь" был больше похож на общежитие или большую коммунальную квартиру со стиранным бельем на веревках и примусами в номерах.

– Дальше он давал чаевые, просил человека, лакея, который обслуживал его в гостинице, купить ему билет. Тот шел на вокзал, покупал ему билет, помогал ему добраться. За чаевые. Это было достаточно просто. Чаевые – это одна из неизбежных обязанностей путешественника. Кому ты должен давать, сколько ты должен давать, сколько заплатить таксисту, сколько заплатить официанту, чтобы все это было правильно, не слишком дорого и не слишком дешево – в более поздних травелогах и путеводителях появились такие рекомендации. А в ранний советский период примерно до конца 30-х годов – начала 40-х чаевые были не приняты. В кафе, в ресторанах висело объявление, что мы не принимаем чаевых, чаевые – это оскорбление официанта. Тем не менее некоторые сотрудники брали чаевые, хотя это им грозило неприятностями.

– Принято считать, что борьба с чаевыми началась при большевиках, но это не так. В Российской империи "служащие трактирного промысла", как обобщенно назывались официанты, половые и лакеи, не получали жалования, их заработок целиком состоял из чаевых. После февральской революции они стали создавать свои профсоюзы, требование которых заключалось в переходе на жалованье. Владельцы ресторанов не соглашались на это условие, и тогда в июне 1917 года началась всеобщая стачка официантов, продолжавшаяся несколько недель. Вот в чем был смысл отказа от чаевых. Ну а при советской власти жалованье стало плохое, и чаевые понемногу стали снова брать. Ньюмен приехал как раз в тот момент, когда кампания против чаевых развернулась снова, но уже под идеологическими лозунгами.

"Москва. Пробег кино-глаза". Фильм Михаила Кауфмана и Ильи Копалина. "Совкино". 1927

– Вообще, туры в Советский Союз, путешествие в Советский Союз было очень дорогим по западным меркам.

– "Я обнаружил, что Россия – наиболее дорогая страна из посещенных мной", – пишет Ньюмен. Сколько времени продолжалось путешествие Ньюмена, где он побывал? Вообще что он видел, чем интересовался?

– Это заняло около трех с половиной месяцев. Он был в Москве, он был в Ленинграде, он был в Нижнем Новгороде. Он на пароходе спустился по Волге, соответственно, от Нижнего Новгорода до Астрахани. Потом он из Астрахани доплыл до Баку, из Баку поехал в Батуми. Перед этим он сделал вылазку во Владикавказ и Тбилиси. Как он объясняет, это произошло не потому, что он так планировал, а потому что из Баку больше было никуда не купить железнодорожные билеты. Он купил во Владикавказ, оттуда он добрался до Тбилиси, а из Тбилиси он добрался до Батуми, из Батуми он приплыл в Крым, в Ялту. После этого он вернулся в Москву и из Москвы уехал в Берлин.

Водоразборная колонка. Нижний Новгород. Фото Ньюмена

В Москве он прожил порядка двух недель, в Ленинграде он прожил порядка 10 дней. Он оставался некоторое время в этих городах, старался максимально, как делают все туристы, обежать все достопримечательности. Книга в значительной степени посвящена музеям. Музеи на него производят потрясающее впечатление. Он не ходил в театры, на концерты. Все туристы, приезжающие в Москву, должны пойти в Большой театр, посмотреть "Лебединое озеро" или что там идет в Большом театре. Нет, он туда не ходил. Он описывает Большой театр снаружи, но внутрь он не заходил. Он был на некоторых спектаклях в царское время. Явно он был не по этой части.

– Одно политическое событие он все же описывает. Когда он находился во Владикавказе, стало известно об убийстве советского посла Войкова в Варшаве. Через 35 минут после получения этого известия тысячи солдат и рабочих собрались на митинг, на котором ораторы обвиняли Англию в том, что она подстрекала к покушению. Ньюмен сфотографировал этот митинг. Но и тут он подчеркнуто воздерживается от оценок. Он встречался с кем-нибудь из членов правительства, чиновников высокого ранга?

– Он встречался только с Каменевой, женой Льва Борисовича Каменева – кажется, она возглавляла бюро по связям с иностранцами.

– И сестрой Льва Давыдовича Троцкого. Она была председателем правления Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС). Это такой был предшественник "Интуриста", она его и организовала.

– ВОКС, да. Она ему очень помогла получить то самое разрешение на фотографирование. Ее потом, кажется, расстреляли, насколько я помню.

– После расстрела Зиновьева и Каменева, с которым, кстати, она развелась как раз в 1927 году, ее сначала сослали. Потом арестовали, но суда не было, ее просто держали в тюрьме, в Орловском централе. А расстреляли ее вместе с несколькими десятками других заключенных в сентябре 1941 года, когда Красная армия готовилась к отступлению из Орла.

Мясные ряды. Фото Ньюмена

– Но больше он ни с кем не сталкивался. Причем он, когда на начальном этапе провел две недели в Москве в поисках справки, которую ему в итоге дали, он наталкивается на какое-то бесконечное количество чиновников, никто из которых не знал, как помочь ему, его отсылали дальше, к другому чиновнику, который тоже пугался, не знал, что делать в этой ситуации, потому что, как я понимаю, большинство из них живого иностранца вообще никогда не видели, черт его знает, кто он такой, почему он здесь оказался вообще, что за бумага ему нужна.

– "Приедет – или нашпионит, как последний сукин сын, или капризами всю душу измотает".

– Да, да, да. Удивительно большое количество чиновников, которые регулируют абсолютно все, для всего нужно разрешение, для малейшего деяния. Один из примеров мне очень понравился. Тогда уже закат НЭПа был, но НЭП еще существовал. Так вот он пишет, что да, ты можешь открыть, например, пекарню частную, но ты не имеешь права начинать продажу хлеба раньше 10 утра, потому что все государственные хлебные магазины открываются в 10 утра, и ты не можешь продавать горячие булочки, условно говоря, в 7 утра людям, которые идут на работу.

– Слежку за собой он чувствовал?

– Он не чувствовал. На мой взгляд, это удивительно. К нему один раз ввалились в каюту парохода какие-то чекисты в гражданской одежде, долго его допрашивали. Его регулярно арестовывали на улицах милиционеры. Хотя я понимаю, что в то время тотальной слежки это было общим местом, все этого ожидали. Либо эта слежка была очень хорошая, он ничего не замечал, либо он предпочел об этом по каким-то причинам не упоминать, либо ее не было. То есть три возможных варианта, я не знаю, какой правильный.

Пассажиры волжского парохода. Фото Ньюмена

Интересно еще вот что. Он пишет, что вот в западной прессе рассказывают какие-то ужасы о советской жизни: национализация женщин, полная разруха. Он говорит: да нет, на самом деле жизнь налаживается потихонечку. Конечно, не царская Россия, тогда было все на три порядка лучше, но грамоте всех учат, даже некоторые церкви открыты, хотя их меньше, конечно, стало, люди в церковь не ходят. Достаточно комплиментарная по отношению к советскому режиму книга. Туда можно ехать, это сложно, но это очень интересно, потому что увидишь то, чего действительно в другом месте не увидишь.

– Ну а с народом он общался?

– Он ходил в народ, он задавал вопросы. Например, он посещает еврейские коммуны в Крыму. С начала 20-х годов в Крыму начали появляться коммуны еврейские. Это были очень разные коммуны. Некоторые из них были созданы сионистами, которые хотели подготовить еврейскую молодежь к занятию сельскохозяйственным трудом, типа год поработаешь на ферме – и можешь ехать в Эрец-Исраэль и там, соответственно, поднимать сельское хозяйство Земли обетованной. Были социалистические, коммунистические коммуны, которые наладили связь с американскими благотворителями. Самый известный – "Джойнт", но были и другие организации благотворительные, которые помогали евреям, которые страшно пострадали во время мировой войны, Гражданской войны и всего остального, как-то налаживать жизнь.

– Был такой проект "аграризации" евреев, прежде всего именно в Крыму. Существовал Комитет по земельному устройству еврейских трудящихся, вот он и организововывал это переселение. Было предложение учредить еврейскую автономию в Крыму, но Сталин вместо Крыма учредил ее на Дальнем Востоке.

Культурфильм "Евреи на земле". Сценарий Виктора Шкловского и Владимира Маяковского. Режиссер Абрам Роом. По поручению Общества землеустройства евреев-трудящихся. Всеукраинское фотокиноуправление. 1927

– Он проехался по двум колониям, которые, кстати, были названы в честь нью-йоркского банкира и чикагского бизнесмена, основателя известнейшей до недавних пор корпорации Sears, которая была в свое время "Амазоном" XIX века.

– Это замечательно. Еврейские колхозы были не имени Ленина или Сталина, а имени Феликса Варбурга, которого конспирологи считают одним из главарей мировой закулисы, и совладельца Sears Юлиуса Розенвальда. Оба они были донорами проекта, а Варбург как раз в 1927 году лично посетил еврейские поселения в Крыму и Украине.

– Деньги колоссальные давали на покупку тракторов, скота, строительство. Эти колонии начали кормить, подниматься, процветать. И Ньюмен описывает, что он разговаривал с руководством колоний, разговаривал с чиновниками, которые занимались сельским хозяйством, разговаривал с людьми, которые занимались культурой. Потому что его интересовала культурная жизнь, чем занимаются люди в свободное время. Он был приятно удивлен, увидев, что там много библиотек, что люди читают книги. О содержании этих книг он, конечно, судить не мог.

– Из текста разрешения, выданного Ньюмену в НКВД, следует, что он имел право вести не только фото-, но и киносъемку. И он этим правом воспользовался. Его фильм о советской России демонстрировался в американских кинотеатрах в 1932 году, но, кажется, не сохранился. Его последние картины, уже цветные и звуковые, о путешествиях в Сингапур, Индонезию и Сиам, нынешний Таиланд, вышли в 1938 году. За свою жизнь он совершил несколько кругосветных путешествий, был очевидцем множества исторических событий и запечатлел их на кинопленке. После завершения кинокарьеры он продолжал писать книги, выступать с публичными лекциями и умер в 1953 году в возрасте 83 лет.