Когда 12 февраля Метрополитен-музей назвал украинскими некоторых художников, ранее классифицированных как русские, это вызвало возмущение. Негодовали не только пропагандистские медиа страны-агрессора, но и русскоязычные специалисты по искусству из разных стран. Это было даже не возмущение, а ледяной сарказм экспертов, с презрением глядящих на коллег с их политкорректной возней и конъюнктурными подтасовками. Хотя уже на второй месяц войны Национальная галерея Лондона после обращений украинских пользователей соцсетей, в том числе художницы Мириам Найем, сделала "Русских танцовщиц" Эдгара Дега "украинскими". Это событие прошло как рядовая новость, за которой не потянулся значительный политический шлейф. Почему же другое переименование разделило русскоязычные соцсети? Наверное, все упирается в то, что в апреле 2022 года было просто не до того. Британия отреагировала слишком оперативно, когда все эксперты еще были "чисто в шоке" от происходившего.
Сейчас к войне все попривыкли. Дега чужой, и бог с ним, да и танцовщицы у него по правде украинские, в белых сорочках и с желто-голубыми лентами, а назывались они русскими лишь по названию империи. А вот Архип Куинджи, Илья Репин и Иван Айвазовский – свои, закреплённые в учебниках для (пост)советской общеобразовательной школы. Отдавать их уже нельзя. Как было написано вдоль фасада высшего училища погранвойск на Ленинградском проспекте в Москве: "Чужой земли не нужно нам и пяди, но и своей вершка не отдадим". Эта надпись занимала много места и хорошо запоминалась из окна троллейбуса. Потому что всем, кто получил советское образование, известно, как дважды два, что паровоз изобрели Ефим и Мирон Черепановы, радио – Александр Попов, лампочку – Павел Яблочков. Какие такие ещё иностранцы?
Жители СССР считались русскими, даже будучи грузинами, якутами, эстонцами и таджиками
Русский – он же везде. Если кто-то усомнится в этом очевидном факте, то получит по шее. За провинциализм и непрофессионализм, за слабость и глупость, за отсутствие образования и наличие несуразных притязаний. Символические жесты солидарности, которые бы очень пошли русскоязычным интеллектуалам с антивоенными взглядами, встречаются нечасто. Бывает, люди впадают в достоевское самоотрицание и готовы отменить, к примеру, свой язык, поскольку и он уже является инструментом насилия. Но такие протуберанцы лишь оттеняют преобладающее высокомерие. Дескать, Украина, конечно, страдает, мы за мир и всё такое, но тут уж позвольте! Это не украинские художники, вы не смешите, а мы сейчас все объясним!
Эта реакция отражает серьёзную проблему, на которой, как на замковом камне, держится арка российской идентичности. Вернее, идентичности граждан страны, которая всё ещё не потерпела поражение и надеется его не потерпеть. На это надеются даже те, кто в принципе против "войны Путина", которую "не они развязали". Пока Россия не потерпела реальное поражение, у этих людей остается шанс на то, что всё как-то утрясется и привычное положение вернется. То есть Россия останется центровой в этой части суши, а Москва – лучшим городом Земли, которому лишь немногие мегаполисы под стать. Но как раз для того, чтобы у той же Москвы в будущем наступила новая эпоха, такие надежды должны быть разрушены. Это возможно только в случае военного поражения, только такой исход поставит всех в такое положение, когда придется собирать себя заново. А для этого нужно для начала разлететься.
Представление о том, что всё – божья роса, не просто устойчиво изнутри. Оно активно поддерживалось Западом после Второй мировой войны и до самого последнего времени. Это был удобный паритет биполярного мира. "Русские" в XX веке были все тем же медведем с британских карикатур XIX века, на которых империи делили мир. Английские львы и французские петухи канули в Лету, а медведь остался. И вполне преуспел: как известно, из Межрегионального движения "Единство", фейковой партии, созданной олигархом Борисом Березовским, вылупилась "Единая Россия".
Россия в своём нынешнем запущенном виде – не креатура Запада, но ее имперские замашки на том самом Западе переосмыслялись преимущественно на учёных собраниях и в университетских аудиториях. Привычка ставить ярлык "русское" на всё, лежавшее к востоку от Польши, лишь сейчас начинает уступать дифференцированному отношению к ранее неразборчивым деталям. И тут выясняется, что "Русские танцовщицы" Дега – это что-то вроде супа borscht, который повсеместно стал украинским только в последнее время. Что не мешает авторам текстов об украинском борще считать "почти невозможной задачей" выпутывание украинской истории из российской.
Даже наука с её первопроходческими задачами долго предпочитала обобщения и подмены, за которыми стояли политические задачи. Хороший пример – журнал Slavic Review, издаваемый Американской ассоциацией славянских, восточноевропейских и Евразийских исследований (ASEEES).
Это ведущее для отрасли издание основал в 1941 году юрист Джон Хазард, который семью годами ранее поступил в Институт советского строительства и права при Коммунистической академии в Москве и стал свидетелем его реорганизации в 1936 году в подразделение Академии наук СССР. Через год, когда основатель института Евгений Пашуканис был расстрелян, аспирант Хазард отбыл по месту прописки и вскоре встал у истоков американской советологии, оказавшейся вскоре на переднем крае идеологического фронта холодной войны.
Очевидно, что в этой оптике изучение советского было изучением обобщенного антипода, врага и партнера по "большой игре". Слово "русский" не было синонимом "советского" лишь для специалистов. Жители СССР считались русскими, даже будучи грузинами, якутами, эстонцами и таджиками. В журнале славянских исследований Советский Союз рассматривался как единое целое на протяжении 1940–1970-х годов, а "славянское" понималось в основном как синоним стран Варшавского договора. В пользу такой трактовки говорит появление в журнале исследований на материале Румынии и ГДР, имевших достаточно условное отношение к славистике. Тогда как Югославия с её особым социализмом шла по ведомству балканских исследований и в журнале, несмотря на весь свой панславизм, почти не упоминалась.
Ситуация несколько изменилась в 1980-е и особенно в 1990-е, когда в журнале отдельно появилась украинистика. Крушение СССР сделало видимыми другие культуры, кроме русской, но она и сегодня остается основным интересом славистики в США. В России же изучение украинской литературы до начала полномасштабной войны (пока это было возможно) – в лучшем случае особенный вкус, объект не для широкого читателя. А между тем Юрий Андрухович и Оксана Забужко, Мария Матиос и Сергей Жадан – культовые имена в Украине, которых мог ждать у восточного соседа шумный успех и огромная аудитория.
Несомненно, жителей России ждёт принятие идеи всеобщего равенства и соседства через осознание своей нынешней модели мира как инфантильной и токсичной. Если даже не быть всегда правым, то неизменно вставлять свои пять копеек – ведь с тобой не могут не считаться. Иронически прохаживаться по всем неблагодарным окраинам, которым русские принесли свет цивилизации, а они теперь такие-сякие. Не давать никому спуску вопреки своим огромным размерам и широте характера. Путь принятия будет очень трудным, но Украине сейчас труднее. Поэтому да: Репин и Куинджи – украинские художники. Ведь теперь это и значит – принадлежащие всему миру.
Ян Левченко – журналист и культуролог, живёт в Эстонии
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции