Мы открываем новый раздел нашего проекта – "Археология. Интервью". Здесь мы будем разговаривать с теми, кто думает, говорит, формулирует и заставляет думать других. Один из таких людей, над постами и выступлениями которого я часто задумываюсь, – финансовый аналитик, специалист по инвестициям Андрей Мовчан.
Вы известны как финансовый аналитик, финансист, "человек, который считает". Я хочу обсудить с вами простую арифметику войны в Украине. Условно говоря, эта война стоит около полумиллиарда долларов в день, а от нефтегазового экспорта Россия получает при нынешних ценах до миллиарда долларов в день: ежедневный профит – 500 миллионов долларов. Долго ли может продолжаться эта схема?
Андрей Мовчан: Простой арифметики в экономике не бывает. То, что война стоит России полмиллиарда в день, – это некоторый красивый нарратив, имеющий мало общего с реальностью. И то, что Россия получает миллиард в день от нефти и газа, тоже неправда. Основная масса затрат России на войну – это амортизация того оборудования, которое тратится на войну, а оно сегодня стоит ноль, остаточная стоимость его никакая. Затраты, которые идут на собственно армию, ничтожны, они делаются в рублях и сразу инфляционным образом перекладываются на все население.
От этой войны проигрывают простые жители России, до которых и раньше мало что доходило из экспорта углеводородов
С другой стороны, выручка от продажи углеводородов растет вместе с ценами на углеводороды, падает с объемами продаж и ростом дисконта. Только сегодня стало известно, что Россия потеряет еще около 25 миллиардов за ближайший год из-за новых санкций, введенных Евросоюзом. Но, как ни странно, настолько, насколько удерживаются высокие цены на углеводороды, в том числе за счет ведения военных действий, настолько Россия бенефициирует от этой войны, если под Россией понимать элиты, Кремль, государство как систему и клан, управляющий страной. Конечно, от этой войны проигрывают, несмотря на эти цены, простые жители России, до которых и раньше мало что доходило из экспорта углеводородов, а сейчас будет намного меньше.
Сергей Медведев: Когда война только начиналась и Россия начала терпеть первые поражения, Запад ввел беспрецедентные санкции, и были прогнозы, что все это не может продолжаться долго, режим не продержится и нескольких месяцев. Идет четвертый месяц войны, и режим сегодня, похоже, совершенно стабилен, как и с финансовой точки зрения небывалый профицит платежного баланса, и рубль – одна из мировых валют, показывающая лучшие результаты; социальная стабильность практически не пошатнулась. Россия как покорно переваривала сотни тысяч ковидных жертв, так же и сейчас переваривает тысячи жертв военнослужащих. То есть с точки зрения режима война только укрепляет режим.
Андрей Мовчан: Прогнозы о скорой гибели режима делали в основном те же люди, которые делают их в течение последних 20 лет, и эти прогнозы никак не изменились. Режим очень устойчив. Петрократические режимы вообще устойчивы. Санкционное давление крайне редко меняет режимы. Единственный прецедент – ЮАР, но там было и много других причин. Скорее наоборот: санкционное давление капсулирует режимы, делает их более устойчивыми, зажатыми внутри себя и реакционными. Война действительно сейчас превратилась в средство поддержания цен на углеводороды. Бюджет, конечно, будет страдать, российская экономика в ближайшие годы будет иметь еще большие проблемы, сравнимые с проблемами 90-х годов.
Республика Татарстан. Альметьевск. Добыча нефти на нефтегазодобывающем управлении "Альметьевнефть" ПАО "Татнефть"
Но для элит реально важен баланс счета текущих валютных операций, а он будет поддерживаться достаточно стабильно, что позволит элитам и править, и удовлетворять свои потребности, и контролировать силовой блок. А простому населению России, самым бедным слоям война и милитаризация страны дают новые социальные лифты, возможность адаптироваться и получать не только моральное удовлетворение от условного величия страны, транслируемого пропагандой, но и материальное удовлетворение от денег, которые будут зарабатывать их сыновья и даже дочери. Стабильность иранского, венесуэльского, северокорейского типа – вот на что сейчас выходит Россия.
Сергей Медведев: А как долго может продолжаться небывалый взлет рубля?
Россия как покорно переваривала сотни тысяч ковидных жертв, так же и сейчас переваривает тысячи жертв военнослужащих
Андрей Мовчан: Невозможно сравнивать курс рубля, когда рубль был свободно конвертируемым, с нынешним, когда основные покупатели отрезаны от этого рынка. Этот курс сейчас двигается усилиями Центробанка. Импорт упал в два раза, внутреннее потребление в стране быстро падает, выезжать за границу почти никто не может, соответственно, вывоза капитала практически нет. Потребность в валюте для организации импорта, причем в первую очередь промышленного, тоже резко упала. Из-за отсутствия промышленного импорта в России останавливаются производства, но при этом на комплектующие и сырье деньги не тратятся. А деньги за нефть и газ продолжают идти в страну, поэтому движение курса будет продолжаться и дальше, если Центробанк не будет его останавливать.
Сергей Медведев: А что государство будет делать с этими деньгами, если импорт драматически падает? На эти доллары фактически нечего купить. Что, складывать их стопками, как полковник Захарченко на квартирах у родственников?
Андрей Мовчан: А что здесь нового? 600 миллиардов того же самого валютного профицита уже были сложены однажды таким же образом. Да, будут складывать дальше. Потом наверняка будет идти какая-то полулегальная пролиферация, возникнут новые центры аккумулирования денег элиты, но это будет уже не Европа, Англия и Америка, а какие-то новые центры: скажем, Юго-Восточная Азия. Кроме того, все равно надо что-то закупать, и, так или иначе, будут образовываться каналы закупки. Те же вооружения все равно надо создавать. Мы можем делать старые "Жигули", но не можем делать танки Т-60, на них Россия далеко не уедет. Все равно где-то как-то будут закупаться микросхемы, новое точное оборудование. Переплачивать за это придется вдвое или втрое, потребуется валюта.
Сергей Медведев: Одна из последних новостей: Wildberries будет заниматься поставкой запчастей.
Андрей Мовчан: Вообще, так называемый современный Запад достаточно цинично себя ведет. Вводятся первичные санкции, очень многие компании как бы уходят с рынка, демонстративно размежевываясь с Россией, но при этом никаких вторичных санкций на перепродажу в Россию оборудования, запчастей, сырья и материалов просто нет. Сейчас, насколько я знаю, налаживаются каналы поставок через третьи страны, пусть даже втридорога, плохо и мало. Элите хватит, на вооружение хватит, а основная масса россиян и так не покупала иномарки, не летала "Боингами" и не пользовалась благами цивилизации: они и так проживут.
Сергей Медведев: То есть пока продолжается война, пока Россия может экспортировать свои ресурсы (нефть, газ, зерно), элита может чувствовать себя более-менее спокойно? Это некий самовоспроизводящийся механизм?
Андрей Мовчан: Безусловно. Точно так же, как элиты чувствуют себя спокойно в Иране, у которого даже меньше экспортных возможностей. Российская элита будет чувствовать себя тем более спокойно, что в военное время можно значительно больше и прямолинейнее контролировать страну.
Сергей Медведев: Падение ВВП предварительно на 10% в текущем году и, возможно, на 20–30% в трех-пятилетней перспективе может оказать какое-то влияние?
Андрей Мовчан: Я не знаю ни одного примера, когда это оказало бы влияние в тоталитарной стране. Возьмите Корею, Венесуэлу, Иран, где такие падения были: нет, режимы только укрепляются, становятся более тоталитарными, автаркическими, замкнутыми, агрессивными.
Сергей Медведев: Все эти месяцы говорят: не будет запчастей к самолетам, не смогут собрать ни один автомобиль, кроме, может быть, КамАЗа. Все это можно будет как-то адаптировать в этой новой структуре?
Номенклатура товаров и потребления сократится, резко упадет качество медицины, образования, технологий и сервисов
Андрей Мовчан: Во многом адаптация не требуется. Она нужна в структурах, где избиратели ценят прежде всего экономику и могут снести власть из-за проблем с ней. В России это не так, это вообще обычно не так в ресурсных странах. На элиту хватит, а избирателям нужно другое, и им будут давать другое. Какие-то демпферы, конечно, будут работать, но они далеко не покроют все потребности. Естественно, номенклатура и товаров, и потребления, и сервисов сильно сократится. Резко упадет качество медицины, образования, технологий и сервисов. Возникнут огромные проблемы с логистикой, самолеты постепенно будут переставать летать. Мы легко можем сказать, что будет в России, изучая историю Ирана после подобных санкций. Но это не будет означать, по крайней мере, в ближайшие три-пять лет, серьезных изменений с точки зрения политической ситуации.
Республика Татарстан. Набережные Челны. В цехе завода КамАЗ и Daimler по производству кабин для грузовиков. Егор Алеев/ТАСС
Сергей Медведев: То есть санкции имеют политический, символический, легко прессингующий эффект, но даже в долгосрочной перспективе не могут добиться изменения режима?
Андрей Мовчан: Санкции, безусловно, имеют экономический эффект, но действительно не ведут к серьезной смене внешней и внутренней политики и к смене власти.
Сергей Медведев: На четвертом месяце война входит в какую-то стадию нормализации, как ни страшно это звучит. Вам не кажется, что наступил какой-то переломный момент, когда уже никто не говорит о немедленной победе, мир привыкает к войне и даже понемножку подвигает Украину к тому, что надо соглашаться на какие-то условия перемирия?
Андрей Мовчан: Привыкание – это психологический эффект. Люди со всех сторон перестали бояться войны, шок уходит. Даже те, кто в России был резко против, сейчас в фейсбуке постят фотографии со своих обедов и отдыхов, занимаются в основном бытом. Все приучаются как-то жить. Война действительно может идти долго.
Сергей Медведев: Западу нужна окончательная победа над Россией, конец режима или больше нужен просто мир, возвращение к некой нормальности, при которой будет продолжаться экспорт энергоресурсов?
Андрей Мовчан: Не существует никакого Запада, которому что-то нужно. Есть много государств, у которых много различных интересов, и их сочетание может раскладываться совершенно неожиданно. Это интересы военных промышленников, которым нужно испытывать и производить оружие, интересы избирателей, которым нужны дешевые энергоресурсы, интересы политиков, делающих карьеру, и так далее. Я бы не стал говорить о том, что Запад, даже в сегодняшней условно консолидированной форме в состоянии отстаивать жесткую радикальную позицию, в том числе потому, что у России есть ядерное оружие и существует риск его применения.
Поэтому все действия будут, видимо, половинчатыми. Кроме того, как сейчас горько смеются в России, в войне с НАТО Россия уже потеряла около 30 тысяч солдат убитыми, в то время как НАТО еще не пришло воевать. Руководство стран НАТО очень хорошо понимает это. Действительно, Россия теряет вооружение, людей, стратегическую инициативу, раскрывает свои военные возможности, а НАТО еще не пришло воевать и в ближайшее время не собирается. Это тоже может быть выгодно. Есть Китай, у которого свои интересы, и ему интересна воюющая Россия под санкциями. Есть Штаты, которые продают нефть и газ, и им тоже выгодно занять свои позиции на европейском рынке. Поэтому я не думаю, что слишком много ресурсов будет потрачено на то, чтобы остановить эту войну или дать Украине возможность победить, заняв отнятую у нее территорию. Вполне возможно, что разговор пойдет о затяжной войне с достаточно лимитированной помощью Запада и в конечном итоге – о каком-то перемирии на условиях новых границ.
Привыкание – это психологический эффект. Люди со всех сторон перестали бояться войны, шок уходит
Сергей Медведев: У меня тоже такое ощущение, что Запад поставляет ровно столько оружия, чтобы эта мясорубка по перемалыванию российской военной мощи продолжала работать, но не столько, чтобы обеспечить решающее превосходство Украины, хотя и не факт, что это приведет к концу режима Путина.
Андрей Мовчан: Не приведет. Нарративы обладают невероятной гибкостью, особенно сектантские, профашистские нарративы, которые есть сейчас в России. Даже если Россия откатится к своим предыдущим границам, то нарративом будет: мы победили НАТО, не отдав ни капли своей территории, несмотря на мировую агрессию против нас. Путин и в этом случае останется победителем.
Сергей Медведев: В чем может заключаться выход из этой ситуации? Может ли война продолжаться следующие десять лет?
Андрей Мовчан: Теоретически – может, а практически этого, скорее всего, не будет, она будет перемежаться перемириями, договоренностями типа "Минска-3", "Минска-4" (хотя, возможно, это будет не Минск, а Стамбул). Потом может случиться очередное обострение, очередной захват какой-то территории, обратная ситуация и так далее. Это выгодно кремлевской России, там прекрасно понимают, что никакие санкции сняты не будут, даже если война остановится. Поэтому будет поддержание цен на углеводороды, поддержание кризисной ситуации, плюс, я думаю, еще и экспорт кризиса, которым займется Кремль, как только ослабнет ситуация в Украине, поддержка кризисов на Ближнем Востоке, поддержка кризисов в мировой логистике, чтобы поднимать цену на нефть и газ. Этот сценарий вполне может быть десятилетним.
Свердловская область. Во время подготовки танков Т-90М "Прорыв" к военному параду на Красной площади 9 мая 2020 года на заводе корпорации "Уралвагонзавод"
Сергей Медведев: Где пределы всего этого? Как я понимаю, даже если Путин умрет, это не явится естественным пределом, потому что есть второй и третий эшелоны элиты, которые хорошо сидят в окопах Кремля. Но если это закончится, какую форму может принять Россия?
Андрей Мовчан: Выход может быть любой, хоть с ядерной войной в конечном итоге. После Путина к власти может прийти как более жесткий режим (и мы знаем такие примеры), так и менее жесткий. Условно говоря, хрущевский приход к власти или инкапсуляция режима массовых репрессий внутри – такие варианты возможны. Возможен распад России на крупные регионы, а возможен на мелкие. Сценариев такое количество, что бессмысленно их перечислять, и зависят они от такого количества мелких факторов, которых мы сейчас даже не знаем. Но единственный сценарий, которого много лет ждут, – сценарий второй перестройки, на этот раз успешной, представляется практически невероятным.
Сергей Медведев: То есть наиболее вероятны либо катастрофический сценарий с глобальной Третьей мировой войной, либо распад России, либо продолжающееся в обозримой перспективе гниение?
Единственный сценарий, которого много лет ждут, сценарий второй перестройки представляется практически невероятным
Андрей Мовчан: Я не стал бы говорить, что вариант Третьей мировой достаточно вероятен. Кремль прекрасно понимает границы, которые он не должен переходить, и Запад может вполне адекватно артикулировать эти границы для Кремля. Украина не находится за этими границами, она внутри пространства, которое Запад, как видите, спокойно уступает Кремлю. А вот что касается происходящего внутри, там действительно сценарии могут быть от большого распада до гниения.
Сергей Медведев: Возможно ли в каком-либо из сценариев возвращение в 23 февраля 2022 года или в условный 2013 год? Или поезд уже проехал эти станции?
Андрей Мовчан: Проехал, по многим причинам: в силу и внутренней ментальности, и внутренних нарративов в стране, и того, что экономика необратимо поменялась внутри. И условный Запад не готов будет второй раз пойти на то же самое. Один раз они уже Россию любили, поверили, на все согласились, закрыли глаза на Чечню, ядерное оружие, воровство, коррупцию, на выходцев из КГБ, но больше закрывать глаза никто не будет. Если можно начинать процесс восстановления, то только со значительно более низкого уровня, чем в 2013 году.
Сергей Медведев: Мир сможет в будущем обойтись без российских ресурсов?
Андрей Мовчан: Через 25 лет российские ресурсы так и так не понадобятся миру, все к тому идет. В ближайшие пять лет – нет. Дальнейшее зависит от того, какие будут приниматься решения и как в это время будет устроен мир.