Вчера я должен был выступать на зум-конференции о поэзии в Питере. Я отказался не только потому, что сейчас она кажется неуместной. Без стихов любая жизнь не станет лучше. Важнее, что ее организатор объяснила мне: "Наша конференция – вне политики”. По-моему, это как обсуждать Бетховена в эффективно действующем Освенциме, не обращая внимания на колючую проволоку.
Сейчас "вне политики" не бывает, и каждый, кто такое говорит, уже сделал выбор – промолчать. И кто возьмется осуждать, сам не рискуя. Точно не я. И все же позиция "вне политики" ущербна, в первую очередь, для тех, кто ее разделяет. Об этом во время Нюрнбергского процесса писал Карл Ясперс. Рассуждая о коллективной вине, он приводил в пример людей полностью аполитичных – монахов, отшельников, ученых, исследователей, художников. Но и на них, писал немецкий философ, лежит ответственность, "потому что и они обязаны своей жизнью данному государственному укладу… Каждый человек отвечает вместе с другими за то, как им правят".
Если перевести это на язык вчерашних, а, увы, не сегодняшних реалий, то получится: все, кто не осуждал политику Владимира Путина, когда это ещё было возможно, разделяет с ним ответственность за его преступления. Только теперь об этом говорить либо поздно, либо рано. Ясно одно, что без многомиллионной поддержки Путина бы не было. И это новый поворот в падкой на циклы отечественной истории.
Ветеран холодной войны, я хорошо помню, как это было раньше – во времена Афгана. Русские в Америке были, мягко говоря, непопулярны. В один день все наши таксисты, оправдывая славянский акцент, стали болгарами, и русскую водку, как и сегодня, выливали в канализационные люки. Разница в том, что американцы тогда видели в советских людях рабов коммунизма, своего рода пленников зловещего режима, вооруженного изуверской, но принятой в некоторых несчастных краях идеологией. Так считал и самый знаменитый в то время русский американец Александр Солженицын, который советовал советским вождям отбросить проклятый марксизм и восстановить страну на патриотических началах.
Свобода – абстракция, когда она есть, но крайне наглядна, когда ее нет, особенно – если она была
Путин, собственно, так и сделал. Марксизма больше нет, Ленин (но не Сталин) – враг народа и создатель Украины, а русские танки вновь на чужой земле, и ни у кого не остается алиби неведения. Чем бы ни объяснялась нынешняя ситуация, точно, что не дефицитом информации. Ещё совсем недавно до правды был один клик, по-русски и где угодно. Но почему-то она мало кого убеждала и мало кому была нужна. Даже мои либеральные друзья в Москве за несколько дней до войны считали её "пропагандой Запада", говорили о том, что у каждой страны свои национальные интересы, и волновались по поводу баз НАТО больше, чем из-за русской армии на украинских границах. Что уж говорить об упёртых телезрителях, которым правда всегда была не нужна, потому что она не вмещалась в их кругозор и мешала жить.
За первые дни войны все уже успело измениться и стало ясно, что будет дальше: новый железный занавес. Путинский режим спровоцировал мир изолировать страну, взятую Кремлём в заложники. Кто-то не без оснований говорит, что этого власть и хотела: создать остров Россия, обустроенный на началах, списанных с антиутопий Владимира Сорокина. Проще говоря, выковать Северную Корею на пока ещё одной седьмой части суши.
Смотри также Авторитет страха. Андрей Пивоваров – о несносной войнеУспеху этого проекта мешают тридцать лет передышки, которых не знала страна Кима. Целое поколение россиян испытало на себе более или менее цивилизованную (насколько она возможна без честных выборов) жизнь, и которую оно не слишком-то ценило, слушая рассказы о вкусном советском мороженом. Это и понятно: свобода – абстракция, когда она есть, но крайне наглядна, когда ее нет, особенно – если она была.
Всего за несколько дней Россия обрушилась в прошлое, о котором уже забыла, а теперь вспомнила. Сейчас предстоит узнать, что именно страна обменяла на войну, которая лишила не только хлеба, но и зрелищ. Не будет больше мирового футбола, и некому будет кричать "шайбу!" на чужих трибунах, не будет больше Олимпиады, ни с допингом, ни без, не будет больше новых голливудских боевиков и мультиков по "Нетфликсу". Закроется и Европа, и турецкие курорты, и мир станет ещё меньше, чем он был, когда передовикам соцсоревнования светила путевка в Болгарию. Давка в IKEA больше антивоенных демонстраций говорит о том, с какой тоской в новой России расстаются с мелкими, но привычными радостями довоенного времени.
Что делать? Не радоваться, и тем более не злорадствовать. Можно только уповать на то, что сработало в первую холодную войну: на картины жизни по ту сторону железного занавеса, которые проникали к советским людям во все времена и заставляли их мечтать о той не западной, а нормальной жизни.
Самый проницательный знаток параноидальной психики кремлевских вождей Джордж Кеннан в мрачные сталинские времена предсказывал, что правда об окружающем мире рано или поздно свалит уродливый строй. Сам он дожил до перестройки и убедился в своей правоте. Остальным надо начинать всё сначала, зная, что такое возможно, что свобода была, что её профукали, но что она может вернуться, ибо без нее жить страшно и жить не хочется.
Александр Генис – нью-йоркский писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции