Заметки из прифронтовой зоны. Иван Пауков – о европейской отваге

Накануне двухлетней годовщины вторжения в Украину в нескольких европейских странах почти одновременно заговорили о вероятности большой войны с Россией. "Мы должны ясно понимать, – написал польский премьер Дональд Туск, – что живем уже не в послевоенное, но в предвоенное время". В переводе на ряд языков, в том числе и на русский, эта фраза отчитывается заметно более тревожно, чем в оригинале – ввиду отсутствия разграничения "довоенного" и "предвоенного" в польском, где и то, и другое обозначают словом przedwojenny. А 26 февраля президент Франции Эмманюэль Макрон не исключил отправки европейскими государствами войск в Украину.

Обросшее массой комментариев и толкований, это заявление тут же стало предметом критики, в том числе со стороны руководства НАТО. Хотя вообще-то формулировка "не исключаю" означает ровно то, что означает, поиски в ней двойного дна и скрытых смыслов довольно нелепы: с чего бы лидеру успешной демократии прибегать к эзопову языку?

Поэтому на третий день медийного шума Макрон уточнил для непонятливых: "Каждое мое слово на эту тему взвешено, продумано и выверено". А 4 марта добавил: "Я сказал, что ничего не исключаю. (...) Мы открываем дискуссию и раздумываем обо всем, что можно сделать для поддержки Украины, в первую очередь, на украинской территории".

Слова французского президента стали весьма неприятным сюрпризом для Кремля. Сюрпризом, так как субъектность европейских стран там не привыкли рассматривать всерьез, полагая Евросоюз вассалом США, безропотно плывущим в кильватере сюзерена, до сих пор достаточно предсказуемого (вспомним недавнюю проговорку Путина о том, что президентство Байдена вполне его устраивает). А неприятным оттого, что французская ядерная доктрина предполагает возможность нанесения превентивного удара.

Наиболее чуткие комментаторы тут же уловили в высказывании Макрона стремление отобрать у РФ "приоритет на непредсказуемость", которым та много лет пользовалась и в хвост, и в гриву. Это правда – но, однако, не вся. Очень похоже и на то, что к моменту "открытия дискуссии" о европейском лидерстве в помощи Украине президент Франции успел произвести некоторую "работу над ошибками" западных политиков и дипломатов, безуспешно пытавшихся воздействовать на Путина в начале 2022 года. И в первую очередь над собственными.

Стоит вспомнить, что аккурат в те дни, когда из Киева спешно эвакуировали дипкорпус, и тот же Макрон, ничего, кроме унижения, не вынесший из длинной беседы за еще более длинным столом, у краешка которого его любезно поместил кремлевский жилец, не оставлял, однако, попыток "образумить" Путина, продолжая вести с ним телефонные переговоры, – вашингтонский журнал The Atlantic опубликовал эссе Энн Эпплбаум, где автор прямо указала на отсутствие воображения у западных политиков и дипломатов, стремящихся повлиять на руководство РФ. Трактовать эту публику как равных себе, написала тогда Эпплбаум, непростительная ошибка. Те традиции априорного взаимного уважения сторон, что составляют фундамент западной дипломатии и оттого считаются в свободном мире непременными, сами собой разумеющимися и безусловно годящимися как для демократических, так и для большинства авторитарных оппонентов, в случае с РФ не работают. Как не работает и презумпция заботы именно этого оппонента о собственной репутации. Меньше всего наших российских визави тревожит их репутация. Этой страной управляет ОПГ, а значит, и обращаться к ней следует в той стилистике, какую используют агенты полицейского спецназа в отношении террористов, грозящих взорвать заложников, здание, квартал и вообще все, что только смогут. Публикация вызвала резонанс; говорят, текст очень впечатлил Джейка Салливана, тут же показавшего его президенту Джо Байдену. Вне всякого сомнения, прочел его и президент Франции. Так или иначе, через несколько дней РФ напала на Украину (в чем Эпплбаум едва ли сомневалась, предрекая ужасающие последствия неспособности Запада найти верный тон в диалоге с Кремлем), и свободный мир полностью сосредоточился на ходе военных действий, до рефлексии ли тогда было.

Но и в западной повестке реальной войны, определяемой Вашингтоном, тут же откуда ни возьмись появились некие "красные линии", неясно когда, кем и по каким критериям прочерченные и уж точно нигде не ратифицированные – и тем не менее вскоре превратившиеся в некое табу, переступить которое значило вызвать эскалацию, впрочем, как вскоре оказалось, также вполне виртуальную. Вот ведь и "хаймарсы" Киев через некоторое время получил, а затем обнаружилось, что и "пэтриоты" очень даже может, и так далее, раз за разом.

Когда же выяснилось, что – о, чудо! – Украина может даже (пусть собственным оружием) вести полноценную войну, не только обороняясь, но и поражая легитимные цели на вражеской территории, о реальности существования "красных линий", да и вообще о некоторой странности нигде не прописанных, но однако поставленных Киеву его самым могущественным союзником условий стали все чаще задумываться. Прежде всего в Европе.

Ясно, что главным видимым толчком к провозглашенному Макроном "открытию дискуссии" стал застрявший в Конгрессе очередной транш помощи Киеву – на фоне растущей тревоги по поводу исхода президентских выборов в США. Дело даже не в риторике Трампа о европейском "иждивенчестве" и не в медийных спекуляциях об его грядущем "договорняке" с Путиным. Как раз "договорняк" куда менее реален, чем смена обитателей Белого дома: никто ведь не отменял старую истину о том, что если два тактичных собеседника всегда найдут возможность понять друг друга, то на двух бестактных это правило никак не распространяется. Дело, скорее, в том, что стало ясно: при любом исходе выборов американская поддержка Украине едва ли увеличится. Поэтому, даже не гадая, до какой степени плохо может стать и Украине, и Европе, усядься в Овальном кабинете Трамп, а лишь наблюдая, до какой степени хорошо, эффективно и своевременно помогает Киеву нынешняя вашингтонская администрация (имея в виду примерно равные на текущий момент шансы на победу и у Трампа, и у Байдена), Старый континент получил достаточно оснований для безотлагательной ревизии своей роли в помощи Киеву, а равно и собственного оборонного потенциала.

Если по поводу более решительной поддержки Украины немецкая сторона "Веймарского треугольника" пока не демонстрирует необходимой жесткости, то касательно радикального изменения оборонной стратегии Европе удалось достичь консенсуса.

Даже несмотря на заключения разных экспертных групп, сходящихся на том, что к войне, случись она завтра (на что, впрочем, мало похоже), Европа не готова, уже в 2023 году общий оборонный бюджет одних только европейских членов НАТО превышал российский примерно в два раза. И в 2024-м эта пропорция не изменится, притом что экономика РФ перешла на военные рельсы ценой известных усилий и лишений, а ЕС лишь начинает разворачиваться в этом направлении.

Добавим необсуждаемое технологическое превосходство европейцев, а заодно и ставшее очевидным реальное состояние российской конвенциональной армии, чьей мощью свободный мир так долго пугали – и в сухом остатке обнаружится одна лишь психология. Действительно же многие в свободном мире пугались – и, несмотря на обнаружившиеся факты, продолжают.

Потому что порядком заезженный и незамысловатый, рассчитанный скорее на внутрироссийский рынок, набор слов про изнеженных декадентов, которые, ясное дело, разбегутся при одном виде орд неприхотливых выживальщиков, до сих пор неплохо поддерживается освоенным западными таблоидами (а иногда и не только ими) набором шибающих клише-инфинитивов вроде "умирать за Нарву / Таллинн / Сувалкский коридор", и далее по известному списку. Кстати, после вступления в НАТО Финляндии списочек не мешало бы расширить: автодорожная дистанция от Петербурга до Хельсинки превышает таковую до Таллинна на ничтожных 16 километров.

И шведы, надо полагать, тоже отказались от добровольного, сроком в 210 лет, нейтралитета своего не граничащего с РФ отечества исключительно от страха “умирать за Нарву”.

Ясно, что теза о Нарве втупую копирует таковую о Данциге, 1939 года издания, хотя мир с тех пор успел измениться несколько раз. Мне, конечно, могут возразить, что мир, возможно, и изменился, но не страх, который по природе иррационален. Отчего же тогда главный экспортер этого товара так настаивает на рациональности предлагаемой им сомнительной корреляции между страхом и благосостоянием? Дескать, чем лучше ты живешь и чем больше тебе терять (намек Европе), тем сильнее должен бояться.

Мне трудно судить, насколько работает эта сильно отдающая мудростью трущоб логика в постсоветской РФ, где я не бывал. Зато я хорошо помню степень напуганности населения позднего СССР, хотя времена Большого террора давно миновали, нападением никто не грозил, а в плане материальном решительному большинству советских граждан, в сравнении с обитателями свободных стран, терять было попросту нечего. И все равно они боялись, и не то что там войны – нахмуренных бровей начальника или постового на улице.

Ни с чем даже отдаленно напоминающим тот массовый страх я ни разу не столкнулся ни в единой цивилизованной стране. Зато со времен Мюнхенской конференции 2007 года я вижу, с каким усердием нам пытаются его всучить. Семнадцать лет РФ на разные лады мусолит один и тот же перечень причин своего мнимого стратегического превосходства: "вашим правительствам важно мнение избирателей, а нашему – нет; у вас жизнь граждан стоит дорого, а у нас – нет; в ваших демократиях договорные процессы занимают месяцы и годы, а у нас – все мгновенно, по приказу" и так далее.

Но ведь никаких иных "козырей", кроме ставки на психологический прессинг Запада, у наследницы сверхдержавы нет. Даже ядерным арсеналом обладает далеко не одна она. К тому же есть масса свидетельств, что свою собственную жизнь те, кто регулярно грозят нам армагеддоном, ценят значительно выше, чем пытаются это изобразить. Что в данном нерадостном контексте, безусловно, одна из лучших новостей.

Другая хорошая новость: пусть медленно, пусть с трудом, но Европа усвоила простую истину, что потакание шантажисту сегодня не даст гарантий от повторного шантажа завтра, ибо шантажист в принципе недоговороспособен. Подозреваю, правда, куда больше труда уйдет на разъяснение рядовому избирателю, что от незначительного, но, увы, реального риска ядерного конфликта ему все равно деться некуда, хоть при "ястребином" правительстве, хоть при "голубином". Что в мире, где часть ядерного арсенала находится в руках разной степени вменяемости диктаторов, такой риск останется вне зависимости от того, нравится избирателю про это думать или нет. А вот гарантировать, что он не встретится лицом к лицу с уголовным сбродом, обуреваемым симптоматичным влечением к унитазам, Европа очень даже может. И все, что от него, избирателя, требуется взамен, – не закатывать в ужасе глаза от макроновского "не исключаю". Реагировать на эти слова с таким же пониманием, с каким встретили утверждение Радослава Сикорского, что "в появлении войск стран НАТО на украинской территории нет ничего немыслимого", его соотечественники.

Потому что в этом действительно нет ничего немыслимого. Как и в том, что вероятное смещение центра тяжести помощи Киеву из Нового Света в Старый сможет изменить динамику войны – и, возможно, приблизить победу Украины. Ведь ракурс, в котором видят эту войну из европейского окна – неважно, находится оно в Варшаве, Стокгольме или Париже, – заметно отличается от вида из окна заокеанского. И гипотетическое поражение Украины, означавшее бы для США лишь внешнеполитическое фиаско, для Европы обернулось бы прямой экзистенциальной угрозой.

Или кто-то в Европе все еще не успел заметить, что уже два года живет в прифронтовой зоне?

Иван Пауков – журналист и историк искусства

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции