Семейный кодекс предполагает, что наркозависимых женщин надо сразу лишать детей. Родить можно, а вот дальше воспитывать не стоит, о чем сказано в статье 69 Семейного кодекса: употребление наркотиков является основанием для лишения родительских прав. Изъятие ребенка из семьи наркоманки или алкоголички видится обществу делом неприятным, но необходимым. Малыш из заведомо неблагополучной семьи, где его, очевидно, не кормили и не возили на море, передается в другую, хорошую семью, где он наконец-то получит все необходимое, а также любовь и ласку.

А знаете, как все выглядит на самом деле?

Наркозависимая мать – она тоже мать. Только с наркозависимостью.

Но вначале – мать.

...Про Женю и Полину я узнала от Аси Сосниной, соцработника Фонда имени Андрея Рылькова. Фонд много лет работает с уличными наркопотребителями и регулярно сталкивается с беременными и уже родившими женщинами, которые, как правило, выпадают из поля зрения государственных служб.

– Со стороны государства они видят только презрение и отрицание права быть не только матерью, но и человеком, – говорит Ася. – Я помню, как представительница комиссии по делам несовершеннолетних в суде пыталась "открыть глаза" нашей юристке: "Это же не мать, а кусок мяса!"

Сказать, сколько женщин лишают родительских прав по причине наркозависимости, невозможно: такая статистика не ведется. Как никто не знает и того, сколько их рожает. Но попав в поле зрения органов опеки, как правило, такие матери уже не спасаются.

Кто-то скажет: так и надо.

– А вот не стоит всех под одну гребенку, – говорит Анна, родившая первую дочь с записью "опийная наркомания" в обменной карте. Сейчас у нее двое детей. – Во время беременности меняется жизненная позиция. Появляется стимул – снизить дозу или бросить совсем, что-то в жизни поменять. Начинаешь задумываться: вот "отъедешь", а ребенок один в квартире останется… У такой мамы все может поменяться! Но для этого во время беременности и после ей очень нужна поддержка…

Нужна поддержка. А получают они подножку.

Женя. "Биться с опекой они не могли"

У Жени было трое детей: 14, двух и одного года. При этом она довольно долго употребляла героин, но у опеки никогда не было к ней вопросов. Да, из кино мы знаем, что наркотики – это притон в квартире, грязь, голодные дети сосут черствую корку. Бывает и такое. Но у Жени все было не так. К тому же она пыталась справиться со своей болезнью, и несколько раз за последние три года лежала в наркологии.

– Она старалась держаться, – говорит Ася. – Но у нее употреблял муж, у нее был ВИЧ, болели ноги – выбраться из этого без поддержки ей было нереально. Проблемы накопились за годы употребления. Женя старалась ради детей, переламывалась, лечилась, но срывалась. А заниматься детьми на ломке нереально. Надо что-то покупать, просто чтобы чувствовать себя нормально. Но берешь для себя, а рискуешь встретить наркополицию, которая обвинит тебя в хранении и продаже. Как и случилось.

– На мой взгляд, это была нормальная семья, – говорит Лена Грознова, еще один соцработник Фонда им. Андрея Рылькова. – С малышами Женя ходила на детскую площадку. Игрушки, еда, детская мебель – все это в доме было. И все это, кстати, опека потом отразила в материалах дела: там есть фотография бытовой техники, холодильника с едой, детских кроваток с пологом…

Эти материалы появились в октябре 2013 года, когда поздним вечером в квартиру пришли сотрудники Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков забирать Женю и ее мужа по подозрению в наркоторговле. А приехавшие следом сотрудники комиссии по делам несовершеннолетних забрали всех троих детей в приют.

Потом Женя рассказывала, что в отделении ей сразу поставили условие: "Детей заберешь сразу, как только от нас выйдешь. Но если хочешь выйти – подписывай все, что скажут". Она подписала все и к вечеру вышла под подписку. Муж остался в СИЗО. Женя прямо из СИЗО поехала в приют. Но детей ей уже не отдали: начался процесс лишения родительских прав. Она вернулась в пустую квартиру. Как и не было семьи.

Конечно, покупать и хранить наркотики в доме плохо. Но Женя – наркозависимый человек. Если бы бросить было легко, все бы легко и бросали. Для посторонних она – человек неулыбчивый, жесткий, недоверчивый. Но дети – это было больное. Наркозависимость не отменяет материнской любви. Женя испугалась и тюрьмы, и лишения родительских прав, была готова на все. Она просто не знала, что точно нужно делать. Для начала немедленно легла на детоксикацию. Пройдя курс, стала навещать детей в приюте вместе с мамой Анной Петровной. Которая, если что, могла бы потом оформить опеку над детьми.

– Мы понимали, что лишить родительских прав ее могут, – говорит Лена Грознова. – Решили собрать семейную конференцию: мероприятие, на котором сотрудники опеки, КДН, врачи, соцработники и сама Женя смогут сесть и решить, что ей сделать, чтобы этого не произошло ни сейчас, ни потом. И мы ее собрали. И это был трэш…

На семейную конференцию в Центр семьи и детей "Западное Дегунино" собрали много заинтересованных лиц и разных аббревиатур. Госструктуры представляли: заведующая ОПБН ГБУ ЦСПСиД "Западное Дегунино", специалист по социальной работе ГБУ ЦСПСиД "Западное Дегунино", ведущий специалист ООиП "Ховрино", ведущий специалист КНДиЗП №1, а также социальный работник отделения профилактики социально-значимых заболеваний МНПЦ наркологии.

– Семейная конференция – это калька с английского, – поясняет Ася Соснина. – В ней участвуют все специалисты, которые работают с семьей в трудной жизненной ситуации, когда требуется комплексный подход. И у таких семейных встреч есть алгоритм – ведущий задает вопросы: какие задачи стоят перед человеком? Что ему удается хорошо? Какую помощь он может получить? Что надо сделать, чтобы сохранить семью? И получает конкретные ответы, которые помогут в работе. Мы дважды обсуждали это с опекой! Но во время конференции эти тетеньки начали привычно скатываться в проработку: "Да ты посмотри на себя, Евгения! До чего ты себя довела!"

Тем не менее на встрече были названы четыре основные проблемы Жени: бедность, болезни, безработица, наркопотребление. И были названы положительные моменты: "высокая мотивация к изменениям, законченный курс лечения в наркологической больнице, материнская привязанность к детям, нормальные бытовые условия, помощь со стороны матери Жени". После чего был составлен план преодоления этих проблем: реабилитация от наркозависимости, лечение трофических язв, от которых она очень страдала, и оформление инвалидности.

Семейная конференция вроде бы прошла успешно. Сами посудите: столько специалистов по семье и детству собралось, чтобы помочь женщине преодолеть жизненные трудности, справиться с наркозависимостью, сохранить детей. А детям, вообще-то, сохранить маму. Женя любила их, как могла, и никаких доказательств того, что детям с ней было плохо, голодно и опасно, не существовало. Основной претензией были наркотики, и Женя обещала с этим справиться. Все время до суда она тестировалась и приносила в опеку справки: "наркотиков в организме не обнаружено".

Через полгода она выполнила все пункты плана. Но когда она уже шесть месяцев не употребляла наркотики, ее лишили родительских прав. Все эти умные технологии, мотивации и улучшения пошли в мусорное ведро, не устояв на суде перед справкой "является наркозависимой".

– Женя очень закрытая, колючая девочка, – говорит Наталья Волкова, которая тогда занималась ее реабилитацией в наркологии. – Но она очень боялась, что сядет и потеряет детей. Мы составили для нее и ее мамы – реабилитацию должна пройти вся семья – амбулаторную программу. Женя ходила к психологу, психиатру, равному консультанту, на группы Анонимных наркоманов. У нас она была всего два месяца, до суда, но какие-то сдвиги начались. Она стала плакать, а раньше не могла. Начала улыбаться. А потом на суде она сказала правду. Вышла с заседания и сказала: "Со мной что-то случилось, я не смогла соврать…" Опеке никакая трезвость, никакая реабилитация была не интересна. Мы потом поняли, что они были сразу нацелены детей изъять...

Опеку над детьми не дали и бабушке, матери Жени, сославшись на то, что в 1975 году та имела судимость. Бабушка тоже проиграла все суды, и детей передали в приемную семью.

– Женя с мамой деток любят, но биться с опекой они не могли, – говорит Наталья Волкова. – Это была изначально проигранная история…

Жене за чек героина дали минимум – 6 лет того самого мордовского лагеря, в котором сидела Надежда Толоконникова. Ее мужу – 7 лет строгого. В СИЗО, чтобы получить меньший срок для себя и жены, он "признался" в краже автомобильного зеркала и крышки бачка омывателя.

Через 6 лет Женя вернется из тюрьмы. Если ей удастся восстановиться в правах, детей снова выдернут из семьи, чтобы передать уже практически незнакомой матери. А если права не вернут? Для кого тогда Жене жить, причем – трезвой?

Я спросила Наталью Волкову: "А можно было по-другому?"

– Можно. Например, Жене могли отсрочить наказание до достижения детьми совершеннолетия – такое бывает, мы знаем. Мы бы провели им годичную реабилитацию. Вполне возможно, что через год это была бы другая семья.

Полина. "Я не отрицаю, виновата"

Полина работает дворником. Под ее присмотром – два дома. Говорит, что это полегче, чем собирать справки для опеки. Собирала она их даже дольше, чем Женя, – 9 месяцев. В том числе – из наркологии о прохождении тестов. Тем не менее и она 20 августа потеряла право считаться матерью своего 10-летнего сына Миши.

На Полину написал заявление в опеку ее собственный отец. Впрочем, довольно аккуратно: он указал, что дочь "злоупотребляет корвалолом" и не занимается сыном.

– Он живет еще в тех временах, – говорит Полина, – когда привлекали общественность и писали в "компетентные органы". Отец думал, что со мной "поговорят". Но он не хотел, чтобы меня лишали родительских прав! Он и на суде это потом говорил. Но отца уже никто не слушал…

Опека "сигнал" приняла, и пришедшие сотрудники увидели, что – да, факт налицо. Дверь открыта, мать выпивает.

– Они хотели Мишу изъять сразу, – говорит Полина, – но мой отец, когда это понял, вылез в окно – у нас первый этаж – вытащил Мишу и убежал…

Полина не отрицает: была пьяна. Но тот день был последним, когда она что-то употребила.

– Я ничего не говорю: виновата, пила, была неадекватна. Я потом уже на трезвости поняла, что мой мозг погибал, а сыном я не занималась. Но когда мне сказали, что могут лишить прав на Мишу, я поняла, что это – край, и сама легла в больницу…

Полина легла на детокс, начала ходить к психологу районного Центра помощи семье.

– Сначала я ее водила туда за руку, – рассказывает Ася Соснина. – Потом она втянулась сама. Но в органах опеки района "Вешняки" были настроены категорично. Там нам говорили: "Мы думаем о защите прав ребенка, такая мать – априори для него угроза. Мальчику лучше жить без нее". Отец Полины ходил туда тоже, приносил справки о том, что дочь больше не колется, а ему твердили: "Она все равно сорвется, это вопрос времени. Сейчас не колется, а кто гарантирует, что будет завтра?" Логика опеки понятна. Но они принципиально не хотели видеть того, что происходит сегодня…

На суде Полина предоставила бумагу: она лечится от наркозависимости. К тому времени она не употребляла наркотики 5 месяцев, встала на биржу и согласилась на первую же вакансию – дворника. Выступили ее родители, просили прав не лишать. Государственный психолог провел экспертизу, которая показала тесную связь между Полиной и сыном, и не рекомендовал их разлучать. Спросили и Мишу: "Надо маму лишать родительских прав?" Сын сказал: "Не надо, она хорошая".

После этого Полину лишили родительских прав и присудили платить алименты временному опекуну – своей матери. В этой истории опеку бабушке дали. Но драма продолжается. Полина как жила, так и живет в одной квартире с родителями и Мишей. А это незаконно: ребенок не может жить с родителем, лишенным прав. И вот сейчас, когда Полина проиграла и апелляцию, опека может потребовать разъезда.

Полина говорит, что все время сейчас проводит с сыном, и мальчик сам от нее не отходит. На сегодняшний день она не употребляет наркотики 9 месяцев: "И даже желания нет".

– А изменился как-то мир?

– Наверно, изменился. Но с этим эти судом я не могу даже поднять голову, чтобы его увидеть.

* * *

Истории Жени и Полины – из тех, которые трогают душу. Про таких привычно говорят: "Сама виновата". Но если их усилия преодолеть свою болезнь – это не любовь к детям, то что тогда – любовь?

Анастасия Кузина – участница Фонда имени Андрея Рылькова