30 лет Великой культурной революции. Китай – вчера, Китай – сегодня. Автор и ведущий Александр Чудодеев – корреспондент Радио Свобода в Москве, специалист по Китаю.

"Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад", архивный проект.

Александр Чудодеев: 18 августа 1966 года, на восходе солнца, выступая на одной из площадей Пекина перед сотнями тысяч молодых людей, Мао Цзэдун официально объявил о создании организации хунвейбинов – "красных охранников".

Мао идет неторопливо, держась за руку 10-летней девочки. Затем он подходит к микрофону и говорит о создании нового союза людей – союза бессмертия мужчин, женщин и детей, вступающих в вечный революционный процесс. Вас ждет встреча с очевидцами и свидетелями тех событий. Через каких-то несколько дней после первого митинга хунвейбинов 18 августа 1966 года тысячи юных участников этой организации буквально наводнили всю страну, объявив беспощадную войну старому миру.

Хунвейбины писали в своем манифесте: "Мы - красные охранники председателя Мао. Мы заставляем страну корчиться в судорогах. Мы рвем и уничтожаем календари, драгоценные вазы, пластинки из Америки и Англии, амулеты, старинные рисунки, и возвышаем над всем этим портрет председателя Мао". Имя Мао повторяется непрерывно. Повторяется через громкоговорители всей радиосети. Пекинский Ревком принимает решение, чтобы при встрече люди приветствовали друг друга словами: "Пусть вечно живет председатель Мао!".

Студенты, учащиеся и вся молодежь обязаны штудировать красную книжицу цитат Мао четыре раза в день. Телевидение ежедневно показывает кадры с Мао, его портреты и бюсты выставлены в каждой витрине, его фотографии, цитаты наштампованы на носовых платках, чайниках, термосах, на всем, на чем только можно. "Но, может быть, все то, что случилось с Китаем 30 лет назад было сном? Пусть и кошмарным, но сном?", - вопрошала пару лет назад одна китайская газета. Может быть, все было не таким уж мрачным и страшным?

Такие вопросы сейчас тоже задаются в Китае. Мы попытаемся ответить на них, прежде всего с помощью свидетелей. У нас в студии - Юрий Михайлович Голенович, ныне - научный сотрудник Института Дальнего Востока, а в те годы - персональный переводчик советского посла в Пекине. Юрий Михайлович, с чего для вас началась Культурная революция?​

Юрий Голенович: Культурная революция, конечно, для меня явилась чем-то совершенно новым, но признаки того, что что-то должно произойти, уже существовали. Например, в начале 1965 года вступил председатель КНР Лю Шаоци во второй срок своего пребывания на посту главы государства. И вот накануне этого дня мне довелось ездить по Пекину ранним утром. Представляете, такое туманное утро, еще нет солнца, еще сумрачно и, вдруг, я вижу, что все центральные улицы заполнены массами людей – молчаливых, озабоченных, и, в то же время, чувствуется, что они чему-то были рады.

И все они шли с портретами, каждый нес портрет, и это были портреты Лю Шаоци. Не было ни одного портрета Мао Цзедуна. Возможно, это была инспирированная партийными организациями демонстрация, даже скорее всего так. А ведь дело было в том, что из-за политики Мао Цзэдуна перед началом 60-х годов в Китае люди пережили страшный голод. Вы помните, были народные коммуны, был так называемый "великий скачок", а в результате умерли десятки миллионов людей. Другие десятки миллионов бежали из своих родных мест.

"...Мао Цзэдуну пришлось отступить на второй план. Он вообще был не строитель, он был разрушитель - когда надо было что-то поправлять, он уходил в тень"

И страна была заведена в тупик. Надо было страну из этого тупика выводить. И вот тогда-то Мао Цзэдуну пришлось отступить на второй план. Он вообще был не строитель, он был разрушитель - когда надо было что-то поправлять, он уходил в тень. А на первый план он выдвинул того же Лю Шаоци, Дэн Сяопина и других людей, например, руководителя Партийной организации Пекина Пэн Чжэня. И эти люди стали выправлять положение, и им это удалось в определенной степени.

Я помню демонстрацию трудящихся Пекина 1 октября 1965 года. Это была удивительная демонстрация, никогда ранее не было такого, потому что демонстранты несли продукты питания, которые вырабатывал тот или иной завод, фабрика, ферма, народная коммуна. Они хотели показать – вот то, что нам нужно, вот то, что мы делаем. Более того, даже несли продукцию пекинского Завода виноградных вин. Это вообще было то, что стали в Китае, спустя некоторое время, называть ревизионизмом или, я бы сказал, извращенчеством, с точки зрения Мао Цзэдуна.

А стоя на трибуне, тогда же, 1 октября 1965 года, руководитель Партийной организации Пекина Пэн Чжэнь, в присутствии Мао Цзэдуна, произнес фразу, которая меня потрясла. Он сказал: "Перед истиной все равны". Это означало, что, с точки зрения Лю Шаоци и Пэн Чженя, Мао Цзэдун - ниже истины, ниже правды, правды о провале его политики во время народных коммун и "большого скачка". Вот, очевидно, то, что привело Мао Цзэдуна к интересной мысли. Он подумал, что в стране имеется огромное недовольство тем, что случилось со страной во второй половине 50-х годов, но это недовольство Мао Цзэдун решил обратить против тех, кто выправлял положение или против широкого слоя партийной номенклатуры, партийных чиновников.

И Мао Цзэдун призвал молодежь, людей, массы подняться на то, чтобы избивать и убивать, в буквальном смысле слова, вот эту партийную номенклатуру. Себя же провозгласил вождем этой массы. И тогда случилось то, что правильно охарактеризовал Владимир Высоцкий. Он сказал об этих, как их тогда называли, хунвейбинах, "порубили эти детки очень многих на котлетки".

Александр Чудодеев: Я бы даже сказал, что он несколько превзошел Сталина в своем движении под названием "Культурная революция".

Юрий Голенович: Более того, мне кажется, что Мао Цзэдун учел опыт репрессий в Советском Союзе в 30-е годы. Слабое место Сталина при этом Мао Цзэдун видел в том, что это делалось по закону, что в Советском Союзе это делалось как бы по решениям суда или судебных "троек". В Китае же во время культурной революции ничего не делалось по решениям суда и судебных органов. Репрессии затронули сто миллионов человек, погибли из них десятки миллионов. А как это делалось? Это делалось по решению групп по специальным делам.

Внутри партии создавались группы по специальному делу, скажем, гражданина Вана или Лю. И вот эта группа по специальному делу и решала судьбу человека. А решения этих групп выполняли все те же органы внутренних дел или общественной безопасности. То есть людей и арестовывали, и гноили в тюрьме, и пытали, и избивали, и убивали, но не было ни одного судебного решения - решения были в партийном порядке. Поэтому и жаловаться люди после культурной революции могли только в ЦК партии, чтобы пересмотрели решения, принятые внутри партии.

Можно добавить и такие детали, говорящие об изощренном антигуманизме Мао Цзэдуна. Вот приговорили человека к смертной казни. И перед смертной казнью ему перерезали голосовые связки. Для чего это делалось? А, видите ли, для того, чтобы перед смертью он не мог крикнуть: "Да здравствует председатель Мао Цзэдун!", и, тем самым, обмануть людей, доказать людям, что он вроде бы стоит на стороне Мао Цзэдуна, хотя, на самом деле, его казнят как врага Мао Цзэдуна.

​Александр Чудодеев: Насколько я помню, в Китае применялся и такой изощренный метод - прежде всего моральное унижение человека. Китайское выражение "дюлянь", "потерять лицо", когда хунвейбины надевали шутовские колпаки на профессора того или иного университета, доктора медицинских наук, и водили его по улицам Пекина, Шанхая… Тем самым человек терял лицо и уничтожался морально. Для китайца это было сильнее, чем даже физическая смерть.

"Последняя фраза, которую оставил Лао Шэ людям: "Я бил хунвейбинов""

Юрий Голенович: Я бы здесь вспомнил о том, что случилось, в действительности, с единственным человеком, который среди китайских писателей в то время был назван народным деятелем искусства или народным писателем Китая. Это Лао Шэ. Великолепный писатель! Если придется прочитать его "Рикшу", в прекрасном, кстати, переводе, то вы сразу увидите, что это великий писатель Китая. И вот этого великого писателя Китая мучили, унижали, заставляли его терять лицо и даже хотели заставить его написать признание в том, что он - сторонник капитализма, сторонник пути западных стран. А вы знаете, что написал он, несмотря на все эти унижения, на том листе, который ему подсунули издевавшиеся над ним молодчики? Последняя фраза, которую оставил Лао Шэ людям: "Я бил хунвейбинов".

А после этого, когда хунвейбины ушли, опозорив его, он вышел один на берег озера в Пекине, ушел медленно в воду и утонул. Но, надо сказать, что во время Культурной революции речь всегда шла о жизни и смерти человека, не просто об оскорблении.

И еще один прием или метод, которым пользовался Мао Цзэдун во время культурной революции, было убийство людей руками масс. Все это представлялось так, как будто разгневанные своей жизнью народные массы сами убивают неугодных чиновников, партийную номенклатуру и всех, кто им не нравится. А в это время, конечно, расцветало пышным цветом доносительство друг на друга. Знаете, как у Синявского и Даниэля в "Говорит Москва": "Кто был подлее, тот раньше сводил счеты".

Александр Чудодеев: Юрий Михайлович, мы знаем, что Культурная революция была направлена не только на внутренних врагов. Были осуждены и так называемые "советские ревизионисты". Ваши впечатления человека, который в это время находился там?

Юрий Голенович: Вот что можно здесь сказать. Чжоу Эньлай, который, очевидно, знал настроения Мао Цзэдуна лучше, чем кто бы то ни было, говорил так: "Что такое Культурная революция? Это подготовка к войне. Это самая широкая политическая и военная мобилизация". И далее Чжоу Эньлай в интервью, которое было рассчитано на Запад, а Мао Цзэдун не хотел иметь двух врагов, говорил, адресуя свои слова американцам: "Вы знаете, война с США у КНР начнется позже, чем пограничная война КНР против Советского Союза".

Мао Цзэдун же говорил, что "мы должны превратить Китай не только в политический центр мира, которым он уже является, но и в военный и технический центр мира". И мне кажется, что Мао Цзэдун сделал два очень плохих дела в отношении нашей страны и КНР. Во-первых, он теоретически ввел мысль о допустимости войны КНР против СССР. И, во-вторых, Мао Цзэдун начал военные действия против нашей страны - он приказал сделать первый выстрел на границе против нас. Причем это было сделано, даже трудно подобрать слова… Когда наши пограничники шли на переговоры приграничные без оружия, из засады их расстреляли. Вот так был сделан первый выстрел на границе.

"Когда наши пограничники шли на переговоры приграничные без оружия, из засады их расстреляли"

Но, что любопытно, что внутри руководства КНР и Компартии Китая были люди, и очень влиятельные, которые не хотели никакого военного столкновения между КНР и нашей страной. И это были председатель КНР Лю Шаоци, легендарный главнокомандующий Красной армией Китая, первый маршал Китая Чжу Дэ, и Линь Бяо, тот самый маршал Линь Бяо, которого в ходе культурной революции на некоторые время Мао Цзэдун сделал своим единственным заместителем. Вот - политика Мао Цзэдуна.

Александр Чудодеев: Юрий Михайлович, может быть, это и не совсем корректный вопрос, но были ли в руководстве Советского Союза те силы, которые использовали антисоветизм Мао Цзэдуна для своих политических игр, для того, чтобы тоже нагнетать антикитайские настроения внутри Советского Союза?

Юрий Голенович: Я могу говорить об этом как человек, который находился внутри КНР. Что было видно изнутри? В 1966 году, как известно, уже не существовало никаких связей между компартиями Советского Союза и КНР. А случилось так, что на пекинском аэродроме, во время проводов бывшего президента Ганы (свергнутого, когда он был в Пекине) Кваме Нкрума, встретились посол СССР Сергей Георгиевич Лапин и председатель КНР Лю Шаоци. И наш посол сказал Лю Шаоци (а должен был состояться очередной съезд КПСС), что у нас есть письмо с приглашением делегации Компартии Китая на съезд в Москву. И, совершенно неожиданно, Лю Шаоци сказал: "Давайте письмо".

Разве мог Мао Цзэдун смириться с этим? Я думаю, что он не мог смириться с этим никак. Тогда же, в 1966 году, последним из советских руководителей высокого ранга, который побывал в Пекине проездом, был Александр Николаевич Шелепин. И во время своего краткого пребывания в Пекине он дважды обращался к своим китайским гостям с просьбой устроить его встречу с генеральным секретарем ЦК Компартии Китая Дэн Сяопином. В ответ было молчание. Иначе говоря, попытки со стороны Москвы налаживать контакты были все время.

Мне думается, что тут есть еще один любопытнейший факт. После того как прогремели выстрелы на острове Даманском, как были убиты наши люди, и Иван Стрельников, и Николай Буйневич, а потом и другие, все-таки председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин взял трубку и позвонил по горячей линии в Пекин, предложив Дэн Сяопину поговорить. Он хотел поговорить о том, как же нам прекратить эту стрельбу на границе. В Пекине подумали и дали ответ, что мы с советскими ревизионистами не разговариваем. Я думаю, что такой ответ можно было дать только с согласия Чжоу Эньлая и Мао Цзэдуна.

Александр Чудодеев: Но потом состоялась знаменитая встреча в Ташкенте.

Юрий Голенович: Потом состоялась знаменитая встреча в Пекине, на аэродроме. Но как пришли к этой встрече? Я думаю, что здесь сыграл очень значительную роль Линь Бяо и его позиция. Ведь спустя две недели после этого разговора Косыгина, или неудачного разговора (об этом разговоре в нашей печати, естественно, ничего не было опубликовано), на съезде Компартии Китая в Пекине выступал с докладом Линь Бяо. И в этом докладе он на весь мир, для всех коммунистов Китая, для всего народа Китая и для всего мира сказал, что Косыгин звонил Чжоу Эньлаю после стрельбы на Даманском.

Что это означало? Конечно, Линь Бяо сопроводил это выпадами и против советских ревизионистов, и против американских империалистов, но все-таки, мне кажется, что это означало, что Линь Бяо перекладывал вину за то, что случилось на Даманском, на Чжоу Эньлая, снимал эту вину с себя. Так что были очень сложные отношения между руководителями Пекина и Москвы, и там, и там были силы различные, которые могли рассчитывать на какие-то выгоды из создавшегося положения.

Но, в то же время, в Москве всегда была тенденция не только не начинать каких-либо военных действий против Китая, но исключать всякую возможность стрельбы. Мне, например, хорошо известно, что до стрельбы на Даманском среди войск, которые охраняли нашу границу на Дальнем Востоке, было четкое указание не ждать того, что могут открыть огонь со стороны КНР, потому что это армия рабоче-крестьянская. Поэтому мне представляется, что в том, что произошло в 1969 году, особенно на границе, во время кровавых инцидентов, нет вины нашей страны, нет вины народов ни Китая, ни Советского Союза, виноват только тот, кто отдал приказ начать стрельбу.

​Александр Чудодеев: Культурная революция затронула не только миллионы китайцев. Среди ее жертв были иностранцы, в том числе и русские эмигранты. Мой коллега Владимир Батуров, обозреватель российского телевидения, беседует с Ириной Костромитиновой, которая провела четыре года в маоистских застенках в Шанхае.

Владимир Батуров: Что, на ваш взгляд, было питательной средой Культурной революции?

Ирина Костромитинова: В начале Культурной революции питательной средой были именно грабеж молодежи. Это была не команда, но это была чистка нечистей в поддержку политики Мао. 23 августа в 11 часов по улице шли толпы. Эти толпы уже были не такие организованные, как в предыдущий период. Они шли по квартирам, по домам, по семьям. Они забирали все ценное. Грабеж, унижение, вплоть до того, что люди кончали жизнь самоубийством. Издевательство над учителями, над интеллигенцией. Студенты шли на это очень охотно – учиться не надо было, каждый день они просто собирались с утра и ходили по списку по квартирам своих учителей и профессоров. В самом начале был массовый арест иностранцев, их всех почти одновременно арестовали. Их продержали кого год, кого два, и освободили.

"Студенты шли на это охотно – учиться не надо было, каждый день собирались с утра и ходили по списку по квартирам своих учителей и профессоров..."

​Владимир Батуров: А за что вас арестовали и вашего отца?

Ирина Костромитинова: Мы тогда были советские подданные, нас считали ревизионистами, мы были шпионы в пользу Советского Союза. Отца арестовали в 1967 году, а меня в 1970, приписав, что мало того, что я читала, знала, училась в школе китайской, я еще встречалась с нашими дипломатами. Суда никакого не было, меня просто арестовали и держали четыре года без суда. Первые два года меня еще вызывали на допрос, а последние два года вообще меня не трогали, и через четыре года, в день, когда мне вынесли приговор, можно было сказать, что это состоялся суд, меня тут же депортировали из Китая. И когда меня уже освободили, тогда мне вернули мою дочь.

Владимир Батуров: А где находилась, пока вы находились в тюрьме, ваша дочь?

Ирина Костромитинова: Неизвестно. На все мои запросы, просьбы, мольбы хотя бы что-нибудь сказать что с ней, или чтобы они ее отправили одну к матери, они мне отвечали, что это не твое дело, народное правительство позаботится о ней. Ты сиди, думай, отчитывайся, и вот тебе хорошее время для перевоспитания.

Владимир Батуров: Вас не били там, перевоспитывая?

Ирина Костромитинова: Нет, перевоспитывая меня не били, но меня держали три с половиной года в одиночке, в камере, где 24 часа горел свет.

Владимир Батуров: А вам приходилось общаться с другими узниками в этой тюрьме?

Ирина Костромитинова: Нет, другие китайцы сидели в общей камере – маленькая камера, их там было 12, где-то больше или меньше. Мы с подругой были в разных камерах одиночных и не виделись. Но там работали китаяночки, они приносили воду, еду, и через одну такую, - я познакомилась, сблизилась с ней, - я смогла передать несколько писем и получить несколько писем от моей подруги Инны.

Владимир Батуров: По-моему, вы мне рассказывали когда-то, что писали кровью?

Ирина Костромитинова: Да, потому что ручки не было, карандаша не было, это не выдавалось. И на туалетной бумаге мы писали кровью друг другу записки.

Александр Чудодеев: Хочу только дополнить, что Ирине Костромитиновой в годы Великой культурной революции в Китае было 20 лет, а ее дочери - всего три года.

Давайте теперь поговорим о загадках Культурной революции, одна из которых кроется, на мой взгляд, в ее аббревиатуре – Великая Пролетарская Культурная Революция. Почему "великая"? Почему "пролетарская"? Почему "культурная"? И почему "революция"? Разобраться в этом нам помогает Виктор Усов, свидетель тех событий, многие годы серьезно занимающийся изучением белых пятен в истории Культурной революции.

Виктор Усов: Действительно, вначале, когда китайским руководством был принят термин Великая Социалистическая Культурная Революция, в первых документах, она называлась не "пролетарская", а "социалистическая", это было никому не понятно. Почему "революция", когда революция была совершена в 1949 году, когда коммунисты захватили власть? Почему "социалистическая", когда они уже в 1956-57 году заявили, что они социализм построили? Сообщения китайской прессы были, что в Пекине построили социализм, в Шанхае. Далее, почему "культурная"? Тоже непонятно. Но потом китайская пропаганда объяснила, что культурная она потому, что началась борьба против засилья в китайских культурных учреждениях, в агитации и пропаганде, литературе и искусстве ревизионистов и буржуазных элементов. Вот это - борьба против этой буржуазной культуры. Почему "революция"? Потому что не было таких, не та была революция. Тогда была новая демократическая, а здесь - сначала социалистическая, потом переименовали в пролетарскую. "Великая" – это понятно, в Китае все было великое. "Большой скачок" 1958 года можно назвать "великим скачком". Страна великая по народонаселению, миллиард двести миллионов.

Александр Чудодеев: Великий кормчий.

Виктор Усов: Да, Великий кормчий. Все что угодно - великие идеи Мао Цзэдуна. Не "великого" быть не могло. Как это все развивалось и менялось можно понять по лозунгам, которые выбрасывались от этапа к этапу. Если сначала говорили, что это Культурная революция, потом открытым текстом стали говорить, что это великая, но не культурная…. Сначала говорили: Великая революция в душах людей. Потом этот термин убрали и стали говорить, что это Великая политическая революция, сам Мао Цзэдун заявил. То есть это уже другой ракурс. Мне кажется, что сначала взяли этот термин для того, чтобы поднять массы, потому что им было более близко и понятно, что какие-то феодальные черты остались в Китае и в литературе, и в искусстве, и вот поднять молодежь и студенчество на это было проще, чем сразу им сказать, что давайте громить штабы руководства партии страны.

Это им было бы непонятно. А вот феодальные пережитки - пожалуйста. Тем более, они не знали многого еще, потому что они были молодые. Будущие хунвейбины были в возрасте от 8 до 20 лет.

Надо ответить на вопрос, почему же он решил устроить такую бойню и открыть огонь по штабу руководства партийного правительства. Почему? В последний период своей жизни, особенно с начала 60-х годов, Мао Цзэдун считал, что две трети власти в руководстве, сверху до низу, уже находятся не в руках его сторонников и коммунистов, а в руках буржуазии, ревизионистов. И вот эти две трети власти он сперва пытался взять другими политическими кампаниями.

Были кампания 4-х чисток 1962-65 года, предыдущие кампании борьбы против 3-х или 5-ти злоупотреблений. Все эти кампании не дали эффекта, как он говорил, то есть власть не отобрали. Вот две трети власти, которые, якобы, у них забрали с 1949 года, Мао Цзэдун хотел вернуть с помощью этой самой Культурной революции. Почему он на социальном пленуме вывесил лозунг 5 августа - "Открыть огонь по штабам". То есть он призывал китайское население, причем не партийное, а молодежь, открыть огонь по партийному руководству, сверху до низу.

Если посмотреть на высказывания Мао Цзэдуна уже последнего периода его жизни, то он сам отмечал, что у него было в жизни две основные вещи, которые он хорошо сделал. Первое – выгнал Чан Кайши и японцев. Второе – совершил Культурную революцию. Мао заявил, что культурные революции надо проводить через каждые 7-8 лет, то есть давать встряску всему китайскому народу и очищать структуры административные и партийные от возрождающихся ревизионистов и буржуазии.

И это он еще сказал на первом этапе Культурной революции, в июне 1966 года, в письме, когда культурная революция в Пекине разворачивалась, а он сидел на юге страны, уехал в пещеры, две недели сидел и раздумывал, как вести ее. У Мао не было четкого плана ведения культурной революции. До сегодняшнего дня китайцы не представили его, даже китайские теоретики и архивисты. Сначала он ее, якобы, хотел провести за два года, но, как мы знаем, она растянулась на 10 лет. Если бы он не умер, она бы продолжалась.

​Александр Чудодеев: Великому кормчему Мао Цзэдуну казалось, что он создал нового человека. Так называемого "нержавеющего винтика". Но Мао ошибся. Буквально через месяц после его кончины были арестованы, а затем судимы его верные ученики, прежде всего, жена Мао Цзедуна Цзян Цин. К власти пришли те, против которых он развернул Культурную революцию. Но нынешние власти, тот же Дэн Сяопин, которые сами прошли тюрьмы и перевоспитание трудом в так называемых школах 7 мая, переняли у Мао прежде всего его стиль расправы с инакомыслием.

Примером тому служит трагедия на площади Тяньаньмэнь 1989 года. Но и сейчас борьба с собственными диссидентами в коммунистической Поднебесной не прекращается. Корни этого надо искать в истории Культурной революции. Наш собственный корреспондент Юрий Жигалкин встретился и побеседовал на эту тему с известным китайским правозащитником Гарри Ву.

Гарри Ву: Сейчас многие китайские исследователи пытаются приуменьшить значение китайской революции, китайской истории и оценивают ее как явление случайное, так сказать, побочный эффект работы выдающегося интеллекта Мао Цзэдуна. Это - либо ошибка, либо намеренное искажение истории. Культурная революция - не только естественный, неотъемлемый этап истории коммунистического Китая, это, я бы сказал, апофеоз эксперимента с коммунистической идеей.

18 августа 1966 года, за одну ночь так называемой "революционной деятельности" было уничтожено 1714 человек, среди них - старики и двухлетние дети. А трупы были выброшены на улицу на всеобщее обозрение. Да, после этого были жертвы и среди партийной элиты, но мы, я считаю, должны помнить о тех миллионах, кто погиб только потому, что они принадлежали к буржуазному классу.

"18 августа 1966 года, за одну ночь так называемой "революционной деятельности" было уничтожено 1714 человек, среди них - старики и двухлетние дети"

Юрий Жигалкин: А как вообще эта идея могла прийти в голову Мао? Ведь он твердо держал власть в руках. КНР к тому времени было уже 17 лет. Откуда мог взяться этот революционный радикализм?

Гарри Ву: Существует две концепции. Первая - это результат борьбы за власть. Он боялся влияния партийной оппозиции, военной элиты, решил с ними бороться по-своему, то есть радикально. Его красногвардейцы, повинуясь призыву вождя, просто уничтожали местных партийных руководителей. А Мао сам расправился с верхушкой партии.

Второе объяснение, как мне кажется, более глубокое, заключается в свойствах характера Мао. У него явно наличествовало то, что называется манией величия. Говорят, он хотел стать китайским императором и основать свою собственную династию. Дальнейшее развитие культурной революции – разрушение системы образования, массовое переселение интеллигенции в деревни на перевоспитание – как я считаю, и было осуществлением этой идеи, создания единой, монолитной, подвластной слову вождя массы.

Юрий Жигалкин: А как вы вообще объясняете этот феномен? Миллионы, казалось бы, нормальных людей по призыву вождя стали с готовностью уничтожать себе подобных.

Гарри Ву: Это ужасно. В то время более 20 миллионов человек были членами красной гвардии, и почти никто из них до сегодняшнего дня не попросил прощения за содеянное, никто не осмелился критиковать прошлое, по крайней мере, я не нашел никого. Даже те, кто сейчас живет здесь, в США, говорят: председатель Мао нас обманывал, нас вынуждали это делать. И никто не скажет: я избивал своего учителя, и я прошу прощения за это. Поэтому, честно говоря, я очень беспокоюсь за будущее Китая, я боюсь, что нечто подобное там может произойти и в будущем.

Дело в том, что термин Культурная революция был большой насмешкой Мао. В течение 10 лет в самой населенной стране мира отсутствовала система образования. Культура по Мао означала быть грамотным ровно настолько, чтобы уметь прочитать его работы. Целые поколения воспитаны на цитатнике Мао. И это означает, что в стране, где живет 22 процента населения земли, самая активная часть общества психологически деформирована. В этом, кстати, повод для беспокойства всего мира, и это, я считаю, крупнейшее преступление Мао и всей Коммунистической партии.

"В то время более 20 миллионов человек были членами красной гвардии, и почти никто из них до сегодняшнего дня не попросил прощения за содеянное..."

Александр Чудодеев: О сегодняшних проблемах Китая спустя 30 лет после начала Культурной революции продолжит Владимир Батуров, обозреватель российского телевидения.

Владимир Батуров: Тень Мао Цзэдуна продолжает нависать над китайским обществом, которое, вроде бы, достаточно успешно движется к рыночной экономике и, казалось бы, далеко ушло от идеологических доктрин, от периода Культурной революции. Но вот последние пять лет в Китае вновь вспыхнул интерес к этой личности. Были переизданы избранные произведения Мао Цзэдуна, появилось большое количество книг, в которых словами секретарей, близко знавших и долго работавших с Мао Цзэдуном людей, описываются его, якобы, превосходные человеческие качества.

На экранах телевизоров и кино последних лет появились разнообразные теле- и кинофильмы маоцзедунианы - сентиментальные, сусальные ленты о детстве Мао, жизни его семьи, деятельности до 1949 года и после образования КНР, скромности, неприхотливости. Последние годы, как утверждает пресса, увеличился поток туристов на родину Мао Цзэдуна в провинцию Хунань. Агентство Синхуа писало, что большую популярность завоевала полиграфическая продукция со всевозможными изображениями Мао.

Вместе с традиционными божествами китайского пантеона украшают дома его фотографиями, на окнах автомобилей можно видеть портреты Мао Цзэдуна, как у нас одно время была такая мода на Сталина. Считают, что даже его образ может отпугнуть беду и принести успех в делах. Второе пришествие или маомания, конечно, не случайность. В значительной степени это организованная властями идеологическая кампания. На мой взгляд, она призвана укрепить авторитет нынешней партократии.

И любопытно, что с рассказами о своем общении с "великим вождем китайского народа" выступили, в частности, генсек ЦК Цзян Цзэминь и премьер Ли Пэн. Но, вместе с тем, тут прослеживается и определенная ностальгия, это верно. Ностальгия части китайского общества по прошлым временам. Это своего рода латентный, скрытый протест против нынешней действительности для многих китайцев, ежедневно читающих о явлениях разложения и коррупции среди огромного слоя чиновников, а они в Китае именуются "ганьгу", то есть кадровые работники.

По сравнению с ними Мао олицетворяет неподкупного лидера, который хотя иногда и ошибался, но боролся за высокие идеалы и беззаветно служил народу. Негативные стороны его руководства страной, по прошествии многих лет, для многих забылись. А с другой стороны, мне приходилось встречать людей, бывших хунвейбинов, которые говорят: правильно мы задали этим разжиревшим бюрократам и чиновникам. Тоже приходилось слышать высказывания, что может быть у нас и вторая революция.

Александр Чудодеев: Многие называют хунвейбинов "потерянным поколением". С такой оценкой трудно спорить. И все же некоторые бывшие красные охранники в нынешних условиях рынка в Китае смогли неплохо разбогатеть, и даже ностальгически вспоминают о тех временах. Наш корреспондент в Пекине Ефим Потапов встретился с одним из бывших хунвейбинов, а ныне миллионером.

Ефим Потапов: В Китае миллионеров жаловали всегда, даже в культурную революцию. Правда, в то время, за неимением отечественных нуворишей, благосклонностью пользовались лишь очень богатые и обязательно патриотически настроенные эмигранты. Сейчас три миллиона китайцев обладают состоянием, которое зашкаливает далеко за миллион.

Нельзя сказать, чтобы эта цифра радовала ветеранов революции, постепенно уходящих, как здесь говорят, "на встречу с Марксом", но для сердца Сяопина она - настоящий бальзам. Именно Дэну приписывают главный лозунг реформаторов: "Сначала богатеют отдельные элементы, потом весь народ, а затем – государство".

Мой знакомый Моу, по прозвищу Счастливчик - как раз такой отдельный элемент. Он стал первым гражданином КНР, заключившим частный контракт с Москвой. В 1990 году всего за шесть железнодорожных составов с пуховками и тапочками он ухитрился выторговать пять самолетов ТУ-154. Теперь он -– мэтр, возглавляет одну из крупнейших на острове Хайнань государственных компаний. Пару лет назад вел курс менеджмента в Пекинском университете. Свою жизнь делит на два периода - до и после.

"Успехи Китая последних лет неоспоримы, - говорит этот красный капиталист, - но многие до сих пор испытывают ностальгию, когда вспоминают Культурную революцию. Наше поколение называется потерянным, но в то время мы, 12-ти, 15-ти и 20-летние юнцы, входили в жизнь куда стремительнее, чем нынешние". Для него отрезвление насупило далеко не сразу, лишь после направления в деревню, на китайскую целину.

Там он организовал что-то наподобие подпольного кружка первых христиан, точнее, усомнившихся в выборе Великого кормчего. По ночам, при свечах, молодые люди впервые вместо цитатников раскрыли "Капитал" Маркса и стали думать о первородном коммунизме. Кружок просуществовал полгода. После доноса Ревком инкриминировал ему заговор против партии и приговорил к расстрелу. Будущего миллионера спас не случай, а, как он сам верит, необратимый ход истории.

Дэн Сяопин повернул Китай к реформам, и опасного государственного преступника реабилитировали. Вот, собственно говоря, и вся история с хэппи-эндом. После удачной сделки с ТУ-154 Счастливчик Моу любит пофилософствовать на исторические темы. И теперь, уже как знаток России, сравнить наш и их путь. К коммунистам у Моу тоже нет претензий, по крайней мере, внешне. "Рынок ввела Компартия,- говорит он,- поэтому пока есть улучшение народ, а он везде одинаков, никогда не качнется к оппозиции".

Александр Чудодеев: А пока на главной площади Китая, в центре Пекина, стоит мавзолей или Дом памяти Мао Цзэдуна. Там находится хрустальный саркофаг Великого кормчего, который хотел, но так и не смог разрушить старый мир не только в собственной стране, но и за ее пределами. Сейчас мумия Мао лежит тихо в гробу и, вроде бы, никому не мешает. Но так ли это на самом деле? Может быть, дело его вновь оживет? Не хотелось бы в это верить.