Падение правительства в небольших и относительно спокойных европейских странах редко становится мировой новостью № 1. На прошлой неделе, однако, ведущие СМИ всего мира уделили немалое внимание новостям из Праги, где чешский парламент вынес вотум недоверия коалиционному правоцентристскому кабинету премьера Мирека Тополанека. Повышенная озабоченность политическими проблемами 10-миллионной Чехии понятна: эта страна до конца июня является председателем Европейского союза, поэтому ее внутренние пертурбации могут отразиться и на "высокой" европейской политике.
Впрочем, пан Тополанек, полууволенный депутатами (его правительство будет исполнять свои обязанности, судя по всему, еще несколько месяцев), и сам позаботился о том, чтобы его не забывали. На следующий день после рокового для него голосования в чешском парламенте Тополанек, выступая в Страсбурге в другом парламенте – европейском, резко критиковал американские методы борьбы с экономическим кризисом. По мнению чешского премьера, стремление администрации Барака Обамы "завести" пораженную рецессией американскую экономику с помощью огромных финансовых инъекций – это "дорога в ад". Ничего сверхнового Мирек Тополанек не сказал, более того, его позиция, пусть и выраженная не слишком дипломатично, совпадает с мнением большинства европейских политических и экономических грандов, скептически относящихся к чрезмерной государственной финансовой щедрости.
Тем не менее место на первых полосах ведущих европейских и американских газет премьер Чехии себе обеспечил. Прежде всего потому, что выступал в роли все еще главы правительства страны-председателя ЕС, а значит, неофициального президента Евросоюза. И тут у многих комментаторов возник справедливый вопрос: а имел ли право Тополанек, де-факто уже не являющийся полноценным главой правительства собственной страны, право на столь громкие заявления от имени 27 стран ЕС? И вообще, нормальна ли ситуация, когда весьма ответственные обязанности председателя ЕС исполняет правительство, уже лишившееся мандата у себя дома? Не становится ли в этом случае 450-миллионный Евросоюз своего рода всадником без головы?
Надо заметить, что нынешний чешский случай – не первый прецедент такого рода. В 1993 году Евросоюзом точно так же "рулило" получившее вотум недоверия правительство Дании, а три года спустя – Италии. Ничего страшного в обоих случаях не произошло. Но тогдащний ЕС был еще относительно небольшим и объединял развитые демократии Западной Европы. Сейчас же на поверхность выходят противоречия между старыми и новыми членами ЕС и явное недоверие части западноевропейской элиты к "бедным родственникам" из числа бывших соцстран. Особенно характерен такой образ мыслей, подогреваемый гиперамбициями президента Саркози, для французских политиков. Франция, исполнявшая обязанности председателя ЕС в предыдущие полгода, с самого начала почти не скрывала, что с радостью бы вообще не пустила чехов к европейскому штурвалу – но ничего не поделаешь, ротацию председательского кресла в ЕС еще никто не отменял. Тем не менее падение правительства Тополанека многие в Париже восприняли с плохо скрываемым злорадством: ну вот, мы же говорили, разве восточноевропейцам можно доверять что-нибудь серьезное?
Между тем само чешское европредседательство до сих пор никакими катастрофами не ознаменовалось. В первые месяцы этого года Прага была весьма активна и конструктивна в решении многих проблем, важных для ЕС – например, в российско-украинском газовом конфликте и на переговорах с шестью бывшими советскими республиками, приглашенными к участию в европейской программе "Восточное партнерство". Однако падение кабинета Тополанека – в разгар чешского председательства в ЕС и глобального экономического кризиса – политических очков чехам явно не прибавит.
Для самого же Евросоюза эта ситуация – напоминание об одной из главных проблем его внутреннего устройства: до конца не урегулированном балансе сил между общеевропейскими и национальными органами власти со всеми их, нередко пересекающимися, полномочиями. Неясный статус правительства нынешней страны-председателя ЕС играет на руку сторонникам Лиссабонского договора – "похудевшего" варианта отвергнутой в 2005 году Евроконституции. Этот договор предусматривает введение поста фактического президента ЕС, избираемого на двухлетний срок – и напрямую не зависящего от политических потрясений в той или иной из стран союза. Многие в Европе рассматривают реформу ее руководящих органов как гарантию более четкой и единой европейской политики, особенно внешней. В том же, что Европе нужна такая политика, большинство европейцев не сомневается: в противном случае ЕС вряд ли сможет быть равноценным партнером для таких политических тяжеловесов, как США, Россия или Китай.
Впрочем, пан Тополанек, полууволенный депутатами (его правительство будет исполнять свои обязанности, судя по всему, еще несколько месяцев), и сам позаботился о том, чтобы его не забывали. На следующий день после рокового для него голосования в чешском парламенте Тополанек, выступая в Страсбурге в другом парламенте – европейском, резко критиковал американские методы борьбы с экономическим кризисом. По мнению чешского премьера, стремление администрации Барака Обамы "завести" пораженную рецессией американскую экономику с помощью огромных финансовых инъекций – это "дорога в ад". Ничего сверхнового Мирек Тополанек не сказал, более того, его позиция, пусть и выраженная не слишком дипломатично, совпадает с мнением большинства европейских политических и экономических грандов, скептически относящихся к чрезмерной государственной финансовой щедрости.
Тем не менее место на первых полосах ведущих европейских и американских газет премьер Чехии себе обеспечил. Прежде всего потому, что выступал в роли все еще главы правительства страны-председателя ЕС, а значит, неофициального президента Евросоюза. И тут у многих комментаторов возник справедливый вопрос: а имел ли право Тополанек, де-факто уже не являющийся полноценным главой правительства собственной страны, право на столь громкие заявления от имени 27 стран ЕС? И вообще, нормальна ли ситуация, когда весьма ответственные обязанности председателя ЕС исполняет правительство, уже лишившееся мандата у себя дома? Не становится ли в этом случае 450-миллионный Евросоюз своего рода всадником без головы?
Надо заметить, что нынешний чешский случай – не первый прецедент такого рода. В 1993 году Евросоюзом точно так же "рулило" получившее вотум недоверия правительство Дании, а три года спустя – Италии. Ничего страшного в обоих случаях не произошло. Но тогдащний ЕС был еще относительно небольшим и объединял развитые демократии Западной Европы. Сейчас же на поверхность выходят противоречия между старыми и новыми членами ЕС и явное недоверие части западноевропейской элиты к "бедным родственникам" из числа бывших соцстран. Особенно характерен такой образ мыслей, подогреваемый гиперамбициями президента Саркози, для французских политиков. Франция, исполнявшая обязанности председателя ЕС в предыдущие полгода, с самого начала почти не скрывала, что с радостью бы вообще не пустила чехов к европейскому штурвалу – но ничего не поделаешь, ротацию председательского кресла в ЕС еще никто не отменял. Тем не менее падение правительства Тополанека многие в Париже восприняли с плохо скрываемым злорадством: ну вот, мы же говорили, разве восточноевропейцам можно доверять что-нибудь серьезное?
Между тем само чешское европредседательство до сих пор никакими катастрофами не ознаменовалось. В первые месяцы этого года Прага была весьма активна и конструктивна в решении многих проблем, важных для ЕС – например, в российско-украинском газовом конфликте и на переговорах с шестью бывшими советскими республиками, приглашенными к участию в европейской программе "Восточное партнерство". Однако падение кабинета Тополанека – в разгар чешского председательства в ЕС и глобального экономического кризиса – политических очков чехам явно не прибавит.
Для самого же Евросоюза эта ситуация – напоминание об одной из главных проблем его внутреннего устройства: до конца не урегулированном балансе сил между общеевропейскими и национальными органами власти со всеми их, нередко пересекающимися, полномочиями. Неясный статус правительства нынешней страны-председателя ЕС играет на руку сторонникам Лиссабонского договора – "похудевшего" варианта отвергнутой в 2005 году Евроконституции. Этот договор предусматривает введение поста фактического президента ЕС, избираемого на двухлетний срок – и напрямую не зависящего от политических потрясений в той или иной из стран союза. Многие в Европе рассматривают реформу ее руководящих органов как гарантию более четкой и единой европейской политики, особенно внешней. В том же, что Европе нужна такая политика, большинство европейцев не сомневается: в противном случае ЕС вряд ли сможет быть равноценным партнером для таких политических тяжеловесов, как США, Россия или Китай.
