Кроме чисто внешних причин кризиса российской науки - таких, как недостаточное финансирование - есть и внутренние причины. Общий уровень исследований, проводимых в Российских институтах, падает, и многие научные работы не соответствуют мировому уровню. О причинах этого явления размышляет профессор биологического факультета МГУ Алексей Меркурьевич Гиляров.
Алексей Меркурьевич, какую из многочисленных проблем российской науки вы считаете на сегодняшний день самой актуальной?
Конечно, недостаточное финансирование. Но есть еще проблема в самой науке. То, что я наблюдаю в нашей науке сейчас, к сожалению, можно назвать словом провинциализация. Это не значит, что провинциальная работа делается обязательно далеко от Москвы, я знаю замечательные совсем не провинциальные работы, сделанные, например, в Красноярске или во Владивостоке. И знаю провинциальные работы, сделанные в Москве и Петербурге. Под провинциализацией я имею в виду отрыв от того, что делается в мировой науке. Потеря интереса к тому, что делается в мировой науке, и какое-то отсутствие желания встроиться в этот мировой процесс. Наука становится самодостаточной игрушкой внутри отдельных научных сообществ, в разных городах, в разных институтах. Что-то делается, но в отрыве от обшемирового научного процесса. Нас не интересует, что пишут ведущие журналы и, к сожалению, многие наши ученые не стремятся опубликоваться в таких ведущих журналах.
Надо сказать, что это не очень просто.
Это нелегко. Но нужно пытаться это делать, нужно хотя бы писать статьи на том уровне, который соответствует стандартам и канонам, которые сложились в мировой науке. Потому что мировая наука – это непрерывная цепь взаимосвязанных концепций и идей. Если мы занимаемся наукой, мы должны включиться в эту цепь и принять правила игры.
С вашей точки зрения, что нужно делать, чтобы этой провинциализации науки не было? Может студентов учить по-другому?
Я сужу по биофаку МГУ. Студентов учат хорошо. И уровень студентов тоже хороший. Я много лет преподаю на биофаке и не вижу какого-то ухудшения качества студентов. Может быть, даже стало лучше. Потому что, например, идут на биофак те люди, которые действительно интересуются биологией. А раньше здесь было много людей со стороны, которые просто шли куда-нибудь, потому что надо получить высшее образование, а сейчас огромное количество разных вузов, в том числе коммерческих.
Гораздо лучше стало со знанием иностранных языков. Если лет 10 назад я давал литературу студентам для того, чтобы они писали реферат, и они говорили: «о, это на английском…», то сейчас я таких комментариев почти не слышу. Я бы тоже, наверное, предпочел и читать, и писать по-русски. Но исторически сложилось так, что сейчас английский стал международным научным языком. Если мы хотим участвовать в процессе развития мировой науки, то мы должны свободно владеть этим языком. Это просто еще один наш научный инструмент.
Конечно, я говорю о Московском университете имени Ломоносова. Это, смею надеяться, лучший университета страны. Я патриот университета и проработал в нем жизнь. Поэтому я и говорю о биофаке, а в других вузах ситуация может быть и не столь хорошая с обучением студентов. Но то, что иногда защищают кандидатские диссертации, где фактически нет ни одной опубликованной статьи в списке литературы, а только тезисы - это очень плохо, конечно.
Многие говорят, что трудно напечататься даже в российском престижном журнале, но на самом деле наши ведущие биологические журналы имеют проблемы с портфелем, он скорее пустой, чем переполненный. Я много лет работал в журнале «Общей биологии», был ответственным секретарем, потом заместителем главного редактора, и все последние годы для нас актуальной была проблема портфеля, то есть нехватки высококачественных статей. Но чтобы публиковаться, нужно знать, как эти статьи пишутся. Должны быть точно сформулированы цели и задачи, нужно подробно описать материал и методику, нужно помнить, что результат и обсуждение это – разные разделы, а не валить все в кучу, как у нас часто делается.
Может быть причина провинциализации еще и в том, что у российских ученых нет заинтересованности в том, чтобы соответствовать мировому уровню. Если, например, западный ученый публикует свою работу в авторитетном журнале, это дает ему сразу очень много реальных преимуществ по части работы, зарплаты, дальнейших публикаций, грантов и так далее. Если же сотрудник какого-нибудь российского института публикуется (даже если ему это удастся), в каком-нибудь престижном западном журнале, это ему в России почти ничего не дает. Марина Львовна Бутовская - один из ведущих российских антропологов, ученый мирового уровня, у которой есть многочисленные публикации в самых престижных западных журналах, говорила нам, что в России все эти публикации ни на что не влияют. Получается, что в России производится научный продукт для внутреннего пользования. Есть какие-то внутренние системы стандартов, от которых зависит карьера ученого. И ученый с мировым именем и человек, у которого нет ни одной статьи в журналах, реально получают одни и те же деньги.
Это действительно так. Но вместе с тем возникает такой вопрос: люди, работающие в какой-нибудь провинциальной лаборатории, неважно в Москве она или далеко от Москвы, копаются в своей песочнице, и эта песочница никакого отношения не имеет к тому, что делается в огромном мире. Но они-то считают, что это наука. И они устраивают конференции, на которых докладывают свои результаты. И вопрос в том, поддерживать это или лучше совсем закрыть? И пусть лучше не будет никакой науки, чем будет, то, что наукой только называется? Я не знаю. У меня идет интенсивная переписка с моим знакомым Борисом Михайловичем Миркиным из Уфы. Он мне пишет: «Знаете, Алексей Меркурьевич, все равно хорошо, что они занимаются. Все равно хорошо, что они устраивают конференции. Вы это не считаете наукой, а я все равно считаю, что это какая-то деятельность и ее надо поддерживать, поддерживать эти начинания». Не знаю, как отвечать. Действительно перекрыть людям кислород, не давать возможности заниматься этими играми?
Что же ожидает российскую науку, если ситуация не изменится?
А то, что вся талантливая молодежь уезжает и будет уезжать на Запад. Не потому, что они не любят Россию, а потому что не могут прокормить свои семьи и не могут реализовать свой научный потенциал. И это не только финансы, но и оценка их труда. Причина в том, что сегодня в российской науке нет критериев, которые позволили бы отличить истинные успехи и чисто формальные моменты; причина в том, что сегодня учитывают столько статей опубликовал человек, а не то чего он реально добился. Нужно стремиться к истинной оценке труда. И здесь мы, в общем, можем полагаться на уровень тех журналов, где публикуются эти результаты. Хотя многие с этим не согласны, говорят, что даже в ведущих журналах проскакивают слабые работ - это все верно. Но все-таки уровень журнала есть уровень журнала. Нужно стремиться к публикациям в западных, высокорейтинговых журналах. И их нужно читать. Нужно участвовать в мировом процессе.
