Главное международное событие последних дней – дипломатический кризис, вспыхнувший после того, как Пхеньян провел второе за три года испытание атомной бомбы. Северная Корея не ограничилась этим, испытав в последние дни целых три ракеты ближнего радиуса действий. В ответ на негодование мирового сообщества и недвусмысленную резолюцию Совета Безопасности ООН, Пхеньян сделал несколько чрезвычайно агрессивных заявлений, дав понять, что на компромисс идти не намерен – по крайней мере, пока.

Впрочем, подобная ситуация вокруг Северной Кореи складывается уже не в первый раз – каждое ядерное или ракетное испытание или резкий дипломатический жест используется этой страной для того, чтобы торговаться с Западом. Однако на этот раз обычно разделенный Совет Безопасности ООН высказался вполне единодушно – что тоже дает пищу для комментариев. Об этом обозреватель Радио Свобода Кирилл Кобрин побеседовал с редактором и ведущим программы "Время и мир" Ириной Лагуниной:

– Резолюции и меры трехлетней давности ни к чему не привели. Три года прошло – новое испытание и никаких изменений в позиции Северной Кореи. Не важно, из каких соображений исходит северокорейское руководство, проводя все эти испытания и, как говорят журналисты, бросая вызов мировому сообществу, это отдельный разговор, но, тем не менее, за три года ни Совет безопасности ООН, ни мировое сообщество не преуспели в деле обуздания, скажем так, ядерных амбиций Северной Кореи.

– Ну, ядерные амбиции остаются, естественно, но, с другой стороны, не появилось больших накоплений ядерных запасов, и это, мне кажется, успех международной дипломатии в данном случае. Потому что, да, реактор работал в течение приблизительно 10 лет, до 2007 года, и за это время Северная Корея накопила от 6 до 8 ядерных боеголовок или ядерных бомб, но больше запасов не появилось. Сможет ли сейчас международное сообщество добиться от Кореи приостановки реактора, запущенного буквально в прошлом месяце – вот, собственно, основной вопрос. Конечно, при этом Северная Корея будет вести исследования в области обогащения урана, потому что сейчас все ядерное оружие, которое есть у Северной Кореи, это обогащенный плутоний. А уран более удобен в оружейных целях, поэтому у Северной Кореи есть скрытые, тайные лаборатории, но нет серийного производства, как в Иране, обогащенного урана. В общем, здесь есть поле для давления.

– Раз уж мы затронули технические вопросы, которые, на самом деле, здесь и есть самые важные, не кажется ли вам, что Северной Корее все равно, сколько у нее ядерных зарядов – один, два, три или четыре? Ведь речь идет не о том, что Северная Корея может начать полномасштабную атомную войну против кого-то из соседних государств. Одной бомбы достаточно, чтобы эта ситуация превратилась в апокалипсис.

– Естественно, но при всем при этом пока Северная Корея не имеет возможности точно регулировать силу и мощность ядерного взрыва. Для того чтобы ей прийти к тому состоянию, когда она сможет произвести маленький ядерный заряд, который она будет способна поместить на баллистическую ракету или на двухступенчатую ракету, скажем, в данном случае, чтобы эта ракета достигла каких-то территорий, которые Северная Корея хотела бы поразить, ей нужно провести определенное количество ядерных испытаний.

У нее есть две возможности, как это сделать. Первая – это проводить ядерные взрывы, а вторая – это возможность компьютерного моделирования ядерного взрыва. Благодаря санкциям, которые уже много лет введены против Северной Кореи, она не может получить эти технологии. Так же как в свое время, если помните, в конце 90-х, когда мир ввел мораторий на ядерные испытания, Китай к ним сначала не присоединился, именно заявляя, что санкции, которые введены были США на поставки новейших компьютерных технологий в Китай, не дают Китаю возможность моделировать ядерные взрывы, поэтому он проводил испытания как таковые.

– Для Северной Кореи ее ядерная программа, так же как для Ирана – это прежде всего возможность торговаться с Западом. Для так называемых великих держав, скажем так, для членов Совета безопасности ООН, как минимум и иранская ядерная программа, и северокорейская ядерная программа, помимо объективной опасности, которую они представляют, это тоже предмет для торга. И периодически ходят разговоры о том, что вот великие державы, скажем, Россия и США, еще как-то могут, что называется, "разменять" Иран на Северную Корею или что-нибудь в таком духе. Вот в данном случае возможно ли такое?

– Вообще, знаете, весь сам по себе договор о нераспространении ядерного оружия пересматривается каждые пять лет, и мне кажется, что Северная Корея сейчас как раз и провела испытания, для того чтобы подойти к моменту пересмотра договора в качестве ядерной державы, которой ее до сих пор официально не признают. И вот она хочет получить для себя этот новый статус. Помимо всех остальных причин, почему она могла в данный момент провести это испытание. Так вот, весь этот договор – это система торга. Договор построен на том, что государства отказываются от ядерной программы взамен на то, что постоянные члены Совета безопасности ООН предоставляют новейшие технологии в области развития мирной ядерной энергетики и так далее, то есть там масса возможностей для стран что-то получить для себя, если они отказываются от ядерного оружия. Кстати сказать, страны получали. Тот же самый Казахстан и та же самая Украина, которые после развала Советского Союза заявили о своем безъядерном статусе и перевезли все ядерное оружие на территорию России, они достаточно много получили от МАГАТЭ за то, что добровольно отказались от ядерного оружия. Я не говорю о конце 60-х годов, когда масса стран отказалась от ядерных программ.