История гражданина России Михаила Ленникова не вызвала большого интереса на его родине, а вот в Канаде, где Ленников и его семья живут уже 12 лет, в последние дни только о нем и говорят. Его фотографии в газетах, его интервьюируют телекомпании, в его поддержку выступают члены парламента, его сторонники собирают подписи под петицией к министру общественной безопасности и проводят демонстрации.
Есть у Михаила Ленникова и недоброжелатели, которые пишут на посвященных его делу форумах, что он – коммунистический агент и должен убираться в Россию. Но сочувствующих гораздо больше – только в Facebook в группу поддержки семьи Ленниковых записалось более четырех тысяч человек.
Кто же такой Михаил Ленников? Ему 48 лет. Он родился во Владивостоке, изучал в университете японский язык, в 1981 году получил предложение работать в КГБ. Михаил говорит, что предложение он принял против своей воли и, как только появилась возможность, в 88-м, ушел из Комитета. В 95-м году он уехал в Японию, в 97-м в Канаду, окончил аспирантуру Университета Британской Колумбии, занимался японской литературой, нашел работу и решил остаться в Ванкувере.
Однако в статусе постоянного жителя ему было отказано – из-за его прежней работы в КГБ. Дело переходило из одной инстанции в другую, и все они принимали решение не в его пользу. По мнению властей, как бывший сотрудник советской тайной полиции, Ленников представляет угрозу безопасности Канады. Минувшей зимой Ленникову и его семье было предписано покинуть страну. Позже его жена Ирина и сын Дмитрий получили право ходатайствовать о виде на жительство, но в отношении Ленникова решение осталось прежним. В среду, 3 июня, на рассвете Михаил должен был сесть на борт самолета, направляющегося в Россию, расставшись с женой и 17-летним сыном, только что окончившим школу. Однако Ленников укрылся в Первой лютеранской церкви. Пастор сказал, что обеспечит ему приют, пока не будет отменено решение о депортации.
История Михаила Ленникова – не просто история человека, конфликтующего с государственной машиной. У нее много граней. Это и история о том, как после убийства Александра Литвиненко и Зелимхана Яндарбиева о российских спецслужбах вновь заговорили с отвращением и ужасом, точно в советские времена. Это и история об эмигрантах, у которых сама мысль о возвращении на родину вызывает страх, поскольку они не доверяют российскому государству. Ну а все остальное расскажет сам Михаил Ленников. Перед нашим разговором он сказал, что огорчен тем, что некоторые журналисты искажают факты. Поэтому я попросил его определить, что он считает самым важным, и что отметил бы в первую очередь, если бы сам писал статью о своем деле.
- Наверное, самым важным я поставил бы несколько моментов. Первый из них – объяснить, что в 1981-82 году КГБ была такой организацией, с которой никто не хотел шутить. Безусловно, были люди, которые открыто боролись против советского режима, против коммунистической партии. Одним из их противников был Комитет государственной безопасности. Но просто в тот момент, когда мне был 21 год, и когда мне было сделано "предложение", я был не готов к тому, чтобы открыто сказать: вы знаете, работа с вами совершенно не соответствует моим убеждениям, поэтому я не буду на вас работать. Был серьезный риск рассердить эту организацию, особенно в моем положении выпускника японского отделения, когда я надеялся на работу, связанную с японским языком, связанную с заграницей. Поэтому я вынужден был согласиться, опять же с надеждой, что что-то случится в процессе, и я естественным образом оттуда отпаду. Этого не произошло и тогда, в конце концов, я вынужден был предпринять активные действия, чтобы эту организацию покинуть.
Это были два основных момента, которые я хотел бы подчеркнуть: это было не мое решение, это было огромное нежелание идти туда работать, и я сделал все возможное, чтобы покинуть эту организацию как можно скорее. И другой момент: за те пять лет, что я там работал, моя работа носила начальный уровень. Я могу поклясться, что в результате моих действий никто не пострадал. Более того, я был в ситуациях, когда я активно помогал людям, с которыми мне приходилось общаться, и среди этих людей был один иностранец.
- Михаил, а чем вы занимались в КГБ? Вы работали с японскими бизнесменами?
- Здесь по этому поводу произошло сильное смешение фактов, и история приобрела совершенно другой характер. Любому советскому гражданину, который вступил в контакт с иностранным гражданином в Советском Союзе, было совершенно обязательно по окончанию этих контактов представить отчет сотруднику Первого отдела, если это гражданская организация, а если это Комитет, то своим начальникам, - отчет о контактах, которые ты имел с иностранцами. Поэтому назвать это шпионажем в отношении японских бизнесменов - явное преувеличение. Однако, к сожалению, многие эмоции пляшут вокруг этого вопроса, меня обвиняют, что я активно шпионил за японскими бизнесменами.
- Вы сейчас вообще стали знаменитостью, все говорят о вашей истории, о ней спорят и политики в Канаде, и обыватели, вы оказались в центре общественного внимания. Отчего это произошло именно с вами? В конце концов, вы далеко не единственный бывший сотрудник советских спецслужб, оказавшийся на Западе, да и со времен распада Советского Союза прошло уже 18 лет.
- Я не могу найти точных ответов на этот вопрос. То, что происходит, никакому объяснению не поддается, никакой нормальной логике, даже судебной логике, даже юридической логике. Я спросил репортеров, почему они находят эту историю крайне интересной, отчего такое внимание? Они сказали, что для них ситуация, когда простой человек пытается бороться с государственной машиной - это очень впечатляет. И поэтому со стороны прессы такой большой интерес к этой истории.
- Тогда расскажите, пожалуйста, как вы боролись с машиной. Видимо, не с борьбы началось, а с каких-то мелких трений. Как произошло ваше столкновение с канадскими эмиграционными службами?
- Мы приехали в Канаду в 1997 году. Я был студентом Университета Британской Колумбии, учился в аспирантуре. Мы не думали, что приехали навсегда. Во-первых, мы не знали страну, мы не знали, как здесь люди живут. Потому что, согласитесь, о Канаде информации в Советском Союзе было маловато, мы больше знали о Соединенных Штатах Америки. Но когда мы приехали в Канаду, мы как-то почувствовали себя дома и буквально сразу решили, что это будет наш дом, мы будем стараться изо всех сил быть полезными в этом доме, помогать нашим соседям, помогать новым друзьям. И два года спустя мы решили оформить все юридически, то есть подать заявление на постоянное место жительства.
Однако, перед тем, как подавать официальное заявление, я обратился к эмиграционному адвокату и спросил, будет ли факт моей работы в КГБ препятствием для получения статуса постоянного жителя? Он спокойно сказал: "Нет, не будет. Давай, оформляй документы, я тебе помогу. Ты должен очень быстро все получить". И буквально через 10 месяцев после подачи заявления мы были приглашены на эмиграционное интервью, которое прошло чудно, в теплой дружеской обстановке. Но под самый конец интервью офицер спросил: "Михаил, у вас в заявлении указывается, что вы служили в Комитете безопасности, вы не могли бы мне объяснить, что это такое?". Я сказал: "А разве вы не знаете? Это то же, что КГБ". Это тоже у него особых эмоций не вызвало, он попросил объяснить, что это – ЦРУ или Федеральное Бюро Расследований? Я ответил: "В принципе, то и другое в определенном смысле". И все, на этом интервью было закончено. И потом очень долго не было ответа.
Почти спустя год меня пригласили на интервью с сотрудником канадской безопасности, и опять же я понимал, что это часть процесса. Мы три часа подробно говорили, он мне задавал хорошо подготовленные вопросы. И в заключении интервью он опять сказал: "Все нормально. Я собираюсь написать самый положительный отчет о нашей беседе". Еще прошел год, и я получаю письмо: мистер Ленников, мы не можем одобрить ваше заявление, потому что мы считаем, что факт вашей работы в Комитете препятствует вашему проживанию в Канаде. После этого было все, были допросы в службе пограничников, три больших допроса, потом было слушание в эмиграционном суде, решение было негативным. Потом была апелляция в федеральный суд, она была негативна. После того, как информация о моем деле стала доступна прессе, после решения федерального суда все это и началось.
- Вам говорят, что вы представляете угрозу безопасности Канады?
- Тут очень интересная формулировка: мне говорится, что мое пребывание в Канаде противоречит канадским национальным интересам. Я думаю, эта формулировка используется не случайно, потому что "национальные интересы" настолько емкое понятие, что сюда можно подвязать все, что угодно.
- Ваша история вызвала большую дискуссию в Канаде, в интернет-форумах много высказываний в вашу поддержку. В частности, говорят о том, что на родине вас ждут большие неприятности; некоторые думают, что вас убьют как Александра Литвиненко. Есть люди, которые к вам безжалостны, говорят, что кагэбешников нам не надо, пусть уезжает в Россию. Как вам видится отклик канадской публики, понимают ли они вашу ситуацию?
- Если судить по опросам общественного мнения, которые проводятся на сайтах различных газет в Канаде, то подавляющее большинство читателей, слушателей в целом поддерживают нашу семью. Семья должна остаться в Канаде, потому что за 12 лет проживания в Канаде мы не то что не совершили каких-то правонарушений, мы относились к Канаде, несмотря на все проблемы, как к нашему дому. Мы понимали, что у нас проблемы с бюрократической машиной, но это никоим образом не бросает тень на канадцев. С большинством канадцев у нас хорошие отношения, никто никогда ко мне не подошел и в лицо мне не сказал: "Ты мерзавец, тебе не место в Канаде!". С другой стороны, есть люди, которых факт моей службы в Комитете оскорбляет или не соответствует их политическим убеждениям. Но тут ничего не поделаешь, все люди разные.
- Русская община Канады поддерживает вас?
- С русской общиной, насколько я могу судить - я не могу за всю общину отвечать! - произошел интересный поворот. Потому что, мне кажется, когда дело было придано огласке два года назад, отношение было или никакое, или негативное. Но после того как я попросил убежище в церкви, ко мне обратились многие люди, просто приходят члены русской общины, русскоязычная пресса выражает полную поддержку, потому что в принципе людей возмущает, что с нами безжалостно, бесчеловечно поступают.
- А Россия в лице российского посольства, российского консульства, российских дипломатов как-то реагировала на вашу историю?
- Во всяком случае, я не видел официальных заявлений в прессе или в интернете. Может быть, я не там ищу. Но, по крайней мере, опять же до последних событий, до того, как я попросил убежище, и поднялась настоящая шумиха вокруг этого дела, я получал заграничный паспорт из рук российского консула, и мне показалось, что в его глазах было сочувствие, что мне через все это приходится проходить.
- Ваша история стала элементом внутриканадской политики, вас поддерживают оппозиционные политики. Расскажите, пожалуйста, как эта поддержка была организована, ведь даже демонстрации проводились в вашу поддержку?
- Демонстрации проводились в Ванкувере. А что касается поддержки со стороны оппозиции, мы живем на территории избирательного округа, депутатом по которому является член Новой Демократической партии. Он был знаком с нашим делом довольно длительное время. И после того, как события приняли резкий оборот, когда все шло к тому, что семью, скорее всего, будут депортировать, наш депутат стал предпринимать еще более энергичные меры. Две недели тому назад, после того, как мне было отказано в статусе постоянного жителя по гуманитарным соображениям, он помог всей семье приехать в Оттаву для того, чтобы встретиться с министрами, попытаться напрямую рассказать нашу историю. Поездка состоялась, но встречи пока нет.
- Вашей жене и вашему сыну разрешено остаться в Канаде, а вас высылают. Это противоречит, кажется, международным гуманитарным нормам?
- Это и всколыхнуло канадскую общественность. Нет логики в том, чтобы разделять семью! Дело в том, что в отношении меня не было выдвинуто конкретных обвинений, не было конкретизировано, каким именно канадским национальным интересам мое пребывание в Канаде противоречит - этим и объясняется поддержка.
- Я бы, наверное, определил так: вы стали запоздалой жертвой предрассудков "холодной войны".
- Я бы согласился с такой формулировкой.
- Но думаю при этом, что та организация, на которую вы когда-то работали, то есть, КГБ повинен в существовании этих предрассудков в какой-то степени не меньше, чем канадские бюрократы. И понятно, что люди, которые видят в газетах портрет умирающего Александра Литвиненко, будут по-прежнему думать, что КГБ - это опаснейшая организация, которая угрожает их безопасности. В их действиях тоже можно отыскать какую-то логику, согласитесь?
- Я, собственно говоря, в интервью СМИ, всегда подчеркивал, что в принципе любое государство имеет право на свою защиту. И если государственные органы считают, что пребывание какого-то человека нежелательно для этой страны или представляет для нее угрозу, то государство имеет право, если человек не является гражданином страны, отправить его в ту страну, из которой приехал. Но в моем конкретном деле против меня не было выдвинуто никаких конкретных обвинений.
- Вы попросили убежища в лютеранской церкви в Ванкувере. Почему именно в этой церкви?
- Когда мы оказались в Канаде, мы искали какую-то отдушину для наших духовных потребностей. И мы были какое-то время прихожанами православной церкви в Ванкувере. Но, понимаете, бывает что-то, как говорится, не резонирует. И у нас не получалось, мы не могли найти друзей, мы не могли найти единомышленников. Мы были прихожанами двух небольших церквей. Одна из них, к сожалению, распалась, хотя люди там совершенно замечательные, и пастор был великолепный оратор, проповеди его были вдохновляющие. А в другой церкви - на каком-то этапе мы почувствовали, что нет у нас резонанса с пастором. А эта лютеранская церковь - коллега моей жены все время тянула нас туда, говорила: "Вы не представляете, какая замечательная церковь, какие здесь прекрасные люди!" И когда в сентябре прошлого года мы наконец сюда пришли, то поняли: да, это наша церковь. А лютеранская она, или католическая, или еще какая-нибудь, в принципе это не играло большой роли.
- Как пастор, как церковный совет отреагировали на ваше желание найти убежище в этой церкви? Наверняка, решение принималось очень сложно?
- Дело в том, что когда мы получили решение министра общественной безопасности о том, что мое пребывание на территории Канады нежелательно, и вся семья должна быть депортирована, об этом узнали в церкви и узнал пастор. У нас состоялась беседа, и мне сказали: если другого выхода нет, если мы попросим, то церковь готова нам предоставить убежище. Но, к счастью, угроза депортации с Иры и Димы была снята. И когда до моей депортации оставалось буквально два дня, и мне было отказано в продлении срока пребывания на территории Канады, было логическим шагом, по крайней мере, на какое-то время остаться с семьей, посмотреть, что еще можно сделать, чтобы избежать самых негативных последствий для всей семьи.
- А что еще можно сделать? Есть какие-то юридические возможности пересмотра этой ситуации?
- Есть юридические пути решения этой проблемы, есть политические. Юридические - мы уже подали апелляцию на решение министра общественной безопасности и другую апелляцию - на решение об отказе мне в статусе постоянного жителя по гуманитарным соображениям. Примет федеральный суд эти две апелляции к рассмотрению или нет, мы не знаем. Потому что здесь, прежде чем дело идет на слушание, клерки определяют, достаточно ли в деле фактов, чтобы оно было допущено до слушаний в федеральном суде. Что касается политических путей, я думаю, что никто не ожидал, что дело примет такой оборот и вызовет такую массовую поддержку в Канаде. Поэтому мы не знаем - может быть, на каком-то этапе политики решат, что будет проще найти возможность дать семье остаться в Канаде.
- Убежище в церкви - это ведь неформальное убежище, или полиция не имеет права зайти в церковь и вас задержать?
- Это неформальное убежище, оно не зафиксировано ни в каких канадских законах. Это традиция, которая в течение многих лет соблюдалась в Канаде за исключением случаев, когда человек, находящийся в церкви, был арестован. Посмотрим на развитие событий. Есть надежда, что этого не произойдет.
- Если вы, скажем, на несколько минут покинете здание церкви, вас тут же могут арестовать? Есть какие-то свидетельства, что церковь находится под наблюдением, что вас ожидают и хотят поймать?
- Я этого не могу сказать сейчас. Во-первых, я не выхожу за пределы церкви, и мне трудно определить, есть какое-то наблюдение за церковью или нет.
- Как долго вы готовы находиться в церкви?
- Столько, сколько нужно, столько, сколько потребуется. В принципе церковь и я готовы пройти этот путь. Мы надеемся, что все-таки удастся получить позитивное решение через федеральный суд, или убедить администрацию, что я могу остаться на территории Канады со своей семьей.
- Вы сказали в одном из интервью о себе и своей семье: "Отправить нас назад – это убить нас". Эта фраза, конечно, на многих эмоционально подействовала. Почему вы считаете возвращение в Россию для себя неприемлемым?
- Это очень сложный комплекс вопросов. Прежде всего, потому, что мой уход в 1988 году разозлил довольно серьезных людей в Комитете, и тот факт, что в отношении меня не было предпринято никаких резких акций после 88 года, я думаю, просто объясняется тем, что это был самый пик перестройки. Меня не выпускали из Советского Союза (я пытался работать в качестве переводчика), но, по крайней мере, не трогали. Потом, после ГКЧП тоже понятно, отчего руки до меня не доходили. В 1995 году мы уехали в Японию. Мне была высказана прямая угроза, что рано или поздно до меня доберутся. После того, что произошло здесь в Канаде, я думаю, что со стороны людей, либо раньше связанных с Комитетом, либо в настоящее время работающих в этих структурах, иного отношения ко мне, кроме негативного, быть не может.
- И вы боитесь, что вашего сына заберут в армию?
- Во всяком случае, учитывая, что он не пишет, не читает по-русски и приедет с канадским сертификатом о среднем образовании, я не думаю, что он может поступить сразу же в университет или институт. И, насколько я понимаю, в России служба в армии на настоящий момент является обязательной.
- Михаил, большое спасибо за это интервью. И желаю вам удачи!
- Я тоже желаю всем радиослушателям, независимо от того, в каких они странах живут, чтобы у них все было хорошо. Жизнь везде непростая, особенно если это эмигрантская жизнь, но кому-то везет, кому-то улыбается удача. Всем радиослушателям желаю всего самого доброго!
Говорил Михаил Ленников, бывший офицер КГБ, который по решению канадского суда должен быть депортирован в Россию, однако решил остаться в Канаде и нашел неформальное убежище в лютеранской церкви. Этот сюжет я хочу завершить фрагментом из статьи, опубликованной в газете Toronto Sun:
"КГБ больше не существует, но многие его сотрудники теперь работают в ФСБ. Бывший президент, а ныне премьер-министр России Владимир Путин до прихода в политику был офицером КГБ. Не только КГБ занимался политическими убийствами, но и его не столь известные наследники уничтожают врагов – в том числе журналистов. Михаил Ленников покинул Россию в 95-м году и приехал в Канаду в 97-м. Он окончил аспирантуру университета Британской Колумбии и обратился за видом на жительство. Он не скрывал своей службы в КГБ, но подчеркивал, что пошел на эту работу против своей воли. Так или иначе, в Канаде он законов не нарушал, нашел работу и вряд ли представляет угрозу (разве что Канадская служба безопасности скрывает какие-то секретные подробности – но вряд ли это так). Точно Понтий Пилат, и министр иммиграции Джейсон Кенни, и министр общественной безопасности Питер ван Лоан умыли руки. А ведь обоим следует знать, что для таких людей, как Ленников, жизнь в России может быть крайне тяжелой. Он может вообще исчезнуть. Остается загадкой, почему в отношении Ленникова не проявлено великодушие. Разлучать его семью жестоко и несправедливо – если, конечно, у правительства нет серьезных оснований считать, что он угрожает национальной безопасности".
Очередная демонстрация в защиту Михаила Ленникова прошла в субботу в Ванкувере, возле церкви, где он скрывается.
Есть у Михаила Ленникова и недоброжелатели, которые пишут на посвященных его делу форумах, что он – коммунистический агент и должен убираться в Россию. Но сочувствующих гораздо больше – только в Facebook в группу поддержки семьи Ленниковых записалось более четырех тысяч человек.
Кто же такой Михаил Ленников? Ему 48 лет. Он родился во Владивостоке, изучал в университете японский язык, в 1981 году получил предложение работать в КГБ. Михаил говорит, что предложение он принял против своей воли и, как только появилась возможность, в 88-м, ушел из Комитета. В 95-м году он уехал в Японию, в 97-м в Канаду, окончил аспирантуру Университета Британской Колумбии, занимался японской литературой, нашел работу и решил остаться в Ванкувере.
Однако в статусе постоянного жителя ему было отказано – из-за его прежней работы в КГБ. Дело переходило из одной инстанции в другую, и все они принимали решение не в его пользу. По мнению властей, как бывший сотрудник советской тайной полиции, Ленников представляет угрозу безопасности Канады. Минувшей зимой Ленникову и его семье было предписано покинуть страну. Позже его жена Ирина и сын Дмитрий получили право ходатайствовать о виде на жительство, но в отношении Ленникова решение осталось прежним. В среду, 3 июня, на рассвете Михаил должен был сесть на борт самолета, направляющегося в Россию, расставшись с женой и 17-летним сыном, только что окончившим школу. Однако Ленников укрылся в Первой лютеранской церкви. Пастор сказал, что обеспечит ему приют, пока не будет отменено решение о депортации.
История Михаила Ленникова – не просто история человека, конфликтующего с государственной машиной. У нее много граней. Это и история о том, как после убийства Александра Литвиненко и Зелимхана Яндарбиева о российских спецслужбах вновь заговорили с отвращением и ужасом, точно в советские времена. Это и история об эмигрантах, у которых сама мысль о возвращении на родину вызывает страх, поскольку они не доверяют российскому государству. Ну а все остальное расскажет сам Михаил Ленников. Перед нашим разговором он сказал, что огорчен тем, что некоторые журналисты искажают факты. Поэтому я попросил его определить, что он считает самым важным, и что отметил бы в первую очередь, если бы сам писал статью о своем деле.
- Наверное, самым важным я поставил бы несколько моментов. Первый из них – объяснить, что в 1981-82 году КГБ была такой организацией, с которой никто не хотел шутить. Безусловно, были люди, которые открыто боролись против советского режима, против коммунистической партии. Одним из их противников был Комитет государственной безопасности. Но просто в тот момент, когда мне был 21 год, и когда мне было сделано "предложение", я был не готов к тому, чтобы открыто сказать: вы знаете, работа с вами совершенно не соответствует моим убеждениям, поэтому я не буду на вас работать. Был серьезный риск рассердить эту организацию, особенно в моем положении выпускника японского отделения, когда я надеялся на работу, связанную с японским языком, связанную с заграницей. Поэтому я вынужден был согласиться, опять же с надеждой, что что-то случится в процессе, и я естественным образом оттуда отпаду. Этого не произошло и тогда, в конце концов, я вынужден был предпринять активные действия, чтобы эту организацию покинуть.
Мне говорят, что мое пребывание в Канаде противоречит канадским национальным интересам. Но не было конкретизировано, каким именно канадским национальным интересам мое пребывание в Канаде противоречит
Это были два основных момента, которые я хотел бы подчеркнуть: это было не мое решение, это было огромное нежелание идти туда работать, и я сделал все возможное, чтобы покинуть эту организацию как можно скорее. И другой момент: за те пять лет, что я там работал, моя работа носила начальный уровень. Я могу поклясться, что в результате моих действий никто не пострадал. Более того, я был в ситуациях, когда я активно помогал людям, с которыми мне приходилось общаться, и среди этих людей был один иностранец.
- Михаил, а чем вы занимались в КГБ? Вы работали с японскими бизнесменами?
- Здесь по этому поводу произошло сильное смешение фактов, и история приобрела совершенно другой характер. Любому советскому гражданину, который вступил в контакт с иностранным гражданином в Советском Союзе, было совершенно обязательно по окончанию этих контактов представить отчет сотруднику Первого отдела, если это гражданская организация, а если это Комитет, то своим начальникам, - отчет о контактах, которые ты имел с иностранцами. Поэтому назвать это шпионажем в отношении японских бизнесменов - явное преувеличение. Однако, к сожалению, многие эмоции пляшут вокруг этого вопроса, меня обвиняют, что я активно шпионил за японскими бизнесменами.
- Вы сейчас вообще стали знаменитостью, все говорят о вашей истории, о ней спорят и политики в Канаде, и обыватели, вы оказались в центре общественного внимания. Отчего это произошло именно с вами? В конце концов, вы далеко не единственный бывший сотрудник советских спецслужб, оказавшийся на Западе, да и со времен распада Советского Союза прошло уже 18 лет.
- Я не могу найти точных ответов на этот вопрос. То, что происходит, никакому объяснению не поддается, никакой нормальной логике, даже судебной логике, даже юридической логике. Я спросил репортеров, почему они находят эту историю крайне интересной, отчего такое внимание? Они сказали, что для них ситуация, когда простой человек пытается бороться с государственной машиной - это очень впечатляет. И поэтому со стороны прессы такой большой интерес к этой истории.
- Тогда расскажите, пожалуйста, как вы боролись с машиной. Видимо, не с борьбы началось, а с каких-то мелких трений. Как произошло ваше столкновение с канадскими эмиграционными службами?
- Мы приехали в Канаду в 1997 году. Я был студентом Университета Британской Колумбии, учился в аспирантуре. Мы не думали, что приехали навсегда. Во-первых, мы не знали страну, мы не знали, как здесь люди живут. Потому что, согласитесь, о Канаде информации в Советском Союзе было маловато, мы больше знали о Соединенных Штатах Америки. Но когда мы приехали в Канаду, мы как-то почувствовали себя дома и буквально сразу решили, что это будет наш дом, мы будем стараться изо всех сил быть полезными в этом доме, помогать нашим соседям, помогать новым друзьям. И два года спустя мы решили оформить все юридически, то есть подать заявление на постоянное место жительства.
Однако, перед тем, как подавать официальное заявление, я обратился к эмиграционному адвокату и спросил, будет ли факт моей работы в КГБ препятствием для получения статуса постоянного жителя? Он спокойно сказал: "Нет, не будет. Давай, оформляй документы, я тебе помогу. Ты должен очень быстро все получить". И буквально через 10 месяцев после подачи заявления мы были приглашены на эмиграционное интервью, которое прошло чудно, в теплой дружеской обстановке. Но под самый конец интервью офицер спросил: "Михаил, у вас в заявлении указывается, что вы служили в Комитете безопасности, вы не могли бы мне объяснить, что это такое?". Я сказал: "А разве вы не знаете? Это то же, что КГБ". Это тоже у него особых эмоций не вызвало, он попросил объяснить, что это – ЦРУ или Федеральное Бюро Расследований? Я ответил: "В принципе, то и другое в определенном смысле". И все, на этом интервью было закончено. И потом очень долго не было ответа.
Почти спустя год меня пригласили на интервью с сотрудником канадской безопасности, и опять же я понимал, что это часть процесса. Мы три часа подробно говорили, он мне задавал хорошо подготовленные вопросы. И в заключении интервью он опять сказал: "Все нормально. Я собираюсь написать самый положительный отчет о нашей беседе". Еще прошел год, и я получаю письмо: мистер Ленников, мы не можем одобрить ваше заявление, потому что мы считаем, что факт вашей работы в Комитете препятствует вашему проживанию в Канаде. После этого было все, были допросы в службе пограничников, три больших допроса, потом было слушание в эмиграционном суде, решение было негативным. Потом была апелляция в федеральный суд, она была негативна. После того, как информация о моем деле стала доступна прессе, после решения федерального суда все это и началось.
- Вам говорят, что вы представляете угрозу безопасности Канады?
- Тут очень интересная формулировка: мне говорится, что мое пребывание в Канаде противоречит канадским национальным интересам. Я думаю, эта формулировка используется не случайно, потому что "национальные интересы" настолько емкое понятие, что сюда можно подвязать все, что угодно.
- Ваша история вызвала большую дискуссию в Канаде, в интернет-форумах много высказываний в вашу поддержку. В частности, говорят о том, что на родине вас ждут большие неприятности; некоторые думают, что вас убьют как Александра Литвиненко. Есть люди, которые к вам безжалостны, говорят, что кагэбешников нам не надо, пусть уезжает в Россию. Как вам видится отклик канадской публики, понимают ли они вашу ситуацию?
- Если судить по опросам общественного мнения, которые проводятся на сайтах различных газет в Канаде, то подавляющее большинство читателей, слушателей в целом поддерживают нашу семью. Семья должна остаться в Канаде, потому что за 12 лет проживания в Канаде мы не то что не совершили каких-то правонарушений, мы относились к Канаде, несмотря на все проблемы, как к нашему дому. Мы понимали, что у нас проблемы с бюрократической машиной, но это никоим образом не бросает тень на канадцев. С большинством канадцев у нас хорошие отношения, никто никогда ко мне не подошел и в лицо мне не сказал: "Ты мерзавец, тебе не место в Канаде!". С другой стороны, есть люди, которых факт моей службы в Комитете оскорбляет или не соответствует их политическим убеждениям. Но тут ничего не поделаешь, все люди разные.
- Русская община Канады поддерживает вас?
- С русской общиной, насколько я могу судить - я не могу за всю общину отвечать! - произошел интересный поворот. Потому что, мне кажется, когда дело было придано огласке два года назад, отношение было или никакое, или негативное. Но после того как я попросил убежище в церкви, ко мне обратились многие люди, просто приходят члены русской общины, русскоязычная пресса выражает полную поддержку, потому что в принципе людей возмущает, что с нами безжалостно, бесчеловечно поступают.
- А Россия в лице российского посольства, российского консульства, российских дипломатов как-то реагировала на вашу историю?
- Во всяком случае, я не видел официальных заявлений в прессе или в интернете. Может быть, я не там ищу. Но, по крайней мере, опять же до последних событий, до того, как я попросил убежище, и поднялась настоящая шумиха вокруг этого дела, я получал заграничный паспорт из рук российского консула, и мне показалось, что в его глазах было сочувствие, что мне через все это приходится проходить.
- Ваша история стала элементом внутриканадской политики, вас поддерживают оппозиционные политики. Расскажите, пожалуйста, как эта поддержка была организована, ведь даже демонстрации проводились в вашу поддержку?
- Демонстрации проводились в Ванкувере. А что касается поддержки со стороны оппозиции, мы живем на территории избирательного округа, депутатом по которому является член Новой Демократической партии. Он был знаком с нашим делом довольно длительное время. И после того, как события приняли резкий оборот, когда все шло к тому, что семью, скорее всего, будут депортировать, наш депутат стал предпринимать еще более энергичные меры. Две недели тому назад, после того, как мне было отказано в статусе постоянного жителя по гуманитарным соображениям, он помог всей семье приехать в Оттаву для того, чтобы встретиться с министрами, попытаться напрямую рассказать нашу историю. Поездка состоялась, но встречи пока нет.
- Вашей жене и вашему сыну разрешено остаться в Канаде, а вас высылают. Это противоречит, кажется, международным гуманитарным нормам?
- Это и всколыхнуло канадскую общественность. Нет логики в том, чтобы разделять семью! Дело в том, что в отношении меня не было выдвинуто конкретных обвинений, не было конкретизировано, каким именно канадским национальным интересам мое пребывание в Канаде противоречит - этим и объясняется поддержка.
- Я бы, наверное, определил так: вы стали запоздалой жертвой предрассудков "холодной войны".
- Я бы согласился с такой формулировкой.
- Но думаю при этом, что та организация, на которую вы когда-то работали, то есть, КГБ повинен в существовании этих предрассудков в какой-то степени не меньше, чем канадские бюрократы. И понятно, что люди, которые видят в газетах портрет умирающего Александра Литвиненко, будут по-прежнему думать, что КГБ - это опаснейшая организация, которая угрожает их безопасности. В их действиях тоже можно отыскать какую-то логику, согласитесь?
- Я, собственно говоря, в интервью СМИ, всегда подчеркивал, что в принципе любое государство имеет право на свою защиту. И если государственные органы считают, что пребывание какого-то человека нежелательно для этой страны или представляет для нее угрозу, то государство имеет право, если человек не является гражданином страны, отправить его в ту страну, из которой приехал. Но в моем конкретном деле против меня не было выдвинуто никаких конкретных обвинений.
- Вы попросили убежища в лютеранской церкви в Ванкувере. Почему именно в этой церкви?
- Когда мы оказались в Канаде, мы искали какую-то отдушину для наших духовных потребностей. И мы были какое-то время прихожанами православной церкви в Ванкувере. Но, понимаете, бывает что-то, как говорится, не резонирует. И у нас не получалось, мы не могли найти друзей, мы не могли найти единомышленников. Мы были прихожанами двух небольших церквей. Одна из них, к сожалению, распалась, хотя люди там совершенно замечательные, и пастор был великолепный оратор, проповеди его были вдохновляющие. А в другой церкви - на каком-то этапе мы почувствовали, что нет у нас резонанса с пастором. А эта лютеранская церковь - коллега моей жены все время тянула нас туда, говорила: "Вы не представляете, какая замечательная церковь, какие здесь прекрасные люди!" И когда в сентябре прошлого года мы наконец сюда пришли, то поняли: да, это наша церковь. А лютеранская она, или католическая, или еще какая-нибудь, в принципе это не играло большой роли.
- Как пастор, как церковный совет отреагировали на ваше желание найти убежище в этой церкви? Наверняка, решение принималось очень сложно?
- Дело в том, что когда мы получили решение министра общественной безопасности о том, что мое пребывание на территории Канады нежелательно, и вся семья должна быть депортирована, об этом узнали в церкви и узнал пастор. У нас состоялась беседа, и мне сказали: если другого выхода нет, если мы попросим, то церковь готова нам предоставить убежище. Но, к счастью, угроза депортации с Иры и Димы была снята. И когда до моей депортации оставалось буквально два дня, и мне было отказано в продлении срока пребывания на территории Канады, было логическим шагом, по крайней мере, на какое-то время остаться с семьей, посмотреть, что еще можно сделать, чтобы избежать самых негативных последствий для всей семьи.
- А что еще можно сделать? Есть какие-то юридические возможности пересмотра этой ситуации?
- Есть юридические пути решения этой проблемы, есть политические. Юридические - мы уже подали апелляцию на решение министра общественной безопасности и другую апелляцию - на решение об отказе мне в статусе постоянного жителя по гуманитарным соображениям. Примет федеральный суд эти две апелляции к рассмотрению или нет, мы не знаем. Потому что здесь, прежде чем дело идет на слушание, клерки определяют, достаточно ли в деле фактов, чтобы оно было допущено до слушаний в федеральном суде. Что касается политических путей, я думаю, что никто не ожидал, что дело примет такой оборот и вызовет такую массовую поддержку в Канаде. Поэтому мы не знаем - может быть, на каком-то этапе политики решат, что будет проще найти возможность дать семье остаться в Канаде.
- Убежище в церкви - это ведь неформальное убежище, или полиция не имеет права зайти в церковь и вас задержать?
- Это неформальное убежище, оно не зафиксировано ни в каких канадских законах. Это традиция, которая в течение многих лет соблюдалась в Канаде за исключением случаев, когда человек, находящийся в церкви, был арестован. Посмотрим на развитие событий. Есть надежда, что этого не произойдет.
- Если вы, скажем, на несколько минут покинете здание церкви, вас тут же могут арестовать? Есть какие-то свидетельства, что церковь находится под наблюдением, что вас ожидают и хотят поймать?
- Я этого не могу сказать сейчас. Во-первых, я не выхожу за пределы церкви, и мне трудно определить, есть какое-то наблюдение за церковью или нет.
- Как долго вы готовы находиться в церкви?
- Столько, сколько нужно, столько, сколько потребуется. В принципе церковь и я готовы пройти этот путь. Мы надеемся, что все-таки удастся получить позитивное решение через федеральный суд, или убедить администрацию, что я могу остаться на территории Канады со своей семьей.
- Вы сказали в одном из интервью о себе и своей семье: "Отправить нас назад – это убить нас". Эта фраза, конечно, на многих эмоционально подействовала. Почему вы считаете возвращение в Россию для себя неприемлемым?
- Это очень сложный комплекс вопросов. Прежде всего, потому, что мой уход в 1988 году разозлил довольно серьезных людей в Комитете, и тот факт, что в отношении меня не было предпринято никаких резких акций после 88 года, я думаю, просто объясняется тем, что это был самый пик перестройки. Меня не выпускали из Советского Союза (я пытался работать в качестве переводчика), но, по крайней мере, не трогали. Потом, после ГКЧП тоже понятно, отчего руки до меня не доходили. В 1995 году мы уехали в Японию. Мне была высказана прямая угроза, что рано или поздно до меня доберутся. После того, что произошло здесь в Канаде, я думаю, что со стороны людей, либо раньше связанных с Комитетом, либо в настоящее время работающих в этих структурах, иного отношения ко мне, кроме негативного, быть не может.
- И вы боитесь, что вашего сына заберут в армию?
- Во всяком случае, учитывая, что он не пишет, не читает по-русски и приедет с канадским сертификатом о среднем образовании, я не думаю, что он может поступить сразу же в университет или институт. И, насколько я понимаю, в России служба в армии на настоящий момент является обязательной.
- Михаил, большое спасибо за это интервью. И желаю вам удачи!
Остается загадкой, почему в отношении Ленникова не проявлено великодушие. Разлучать его семью жестоко и несправедливо – если, конечно, у правительства нет серьезных оснований считать, что он угрожает национальной безопасности
- Я тоже желаю всем радиослушателям, независимо от того, в каких они странах живут, чтобы у них все было хорошо. Жизнь везде непростая, особенно если это эмигрантская жизнь, но кому-то везет, кому-то улыбается удача. Всем радиослушателям желаю всего самого доброго!
Говорил Михаил Ленников, бывший офицер КГБ, который по решению канадского суда должен быть депортирован в Россию, однако решил остаться в Канаде и нашел неформальное убежище в лютеранской церкви. Этот сюжет я хочу завершить фрагментом из статьи, опубликованной в газете Toronto Sun:
"КГБ больше не существует, но многие его сотрудники теперь работают в ФСБ. Бывший президент, а ныне премьер-министр России Владимир Путин до прихода в политику был офицером КГБ. Не только КГБ занимался политическими убийствами, но и его не столь известные наследники уничтожают врагов – в том числе журналистов. Михаил Ленников покинул Россию в 95-м году и приехал в Канаду в 97-м. Он окончил аспирантуру университета Британской Колумбии и обратился за видом на жительство. Он не скрывал своей службы в КГБ, но подчеркивал, что пошел на эту работу против своей воли. Так или иначе, в Канаде он законов не нарушал, нашел работу и вряд ли представляет угрозу (разве что Канадская служба безопасности скрывает какие-то секретные подробности – но вряд ли это так). Точно Понтий Пилат, и министр иммиграции Джейсон Кенни, и министр общественной безопасности Питер ван Лоан умыли руки. А ведь обоим следует знать, что для таких людей, как Ленников, жизнь в России может быть крайне тяжелой. Он может вообще исчезнуть. Остается загадкой, почему в отношении Ленникова не проявлено великодушие. Разлучать его семью жестоко и несправедливо – если, конечно, у правительства нет серьезных оснований считать, что он угрожает национальной безопасности".
Очередная демонстрация в защиту Михаила Ленникова прошла в субботу в Ванкувере, возле церкви, где он скрывается.