Андрей Шарый: Знаменитая в Советском Союзе певица, народная артистка СССР, Герой Социалистического труда Людмила Зыкина 10 июня отметила свой 80-летний юбилей. Почти четыре десятилетия песни в ее исполнении считались символом официальной, русской любви к родине. Без выступлений Зыковой не обходился ни один съезд КПСС, ни один серьезный праздничный концерт в Кремле или Колонном зале Дома Союзов.
О Людмиле Зыкиной говорит московский музыкальный критик Елена Черемных.
Елена Черемных: Людмила Зыкина хорошая певица, даже замечательная певица в той мере, в какой можно говорить о замечательности певицы, использованной в карте одного из главных идеологических инструментов Советской страны. Это тот тип, когда монументальная фактура женская сочеталась с лирической задушевностью голоса. Голоса, на самом деле, лишенного женской теплоты. Клавдия Васильевна Шульженко, и Ольга Воронец, и София Ротару, и Алла Пугачева они были воплощением какой-то определенной ипостаси женственности, которая не чуждалась некоторой демонстративной истерики. У Людмилы Зыкиной этого качества истерического в голосе не было напрочь. Она бережно несла стерилизованную вокальную женственность, которую, конечно, с одной стороны, очень педалировало русское состояние ее голоса, традиции тех кустодиевских красавиц, которых она собою, собственно, и являла. Но если мы вспомним, что на ней была прическа "бабетта", вообще-то, модная французская прическа 60-х годов, то вот эта "бабетта" на ее голове располагалась короной Великой Российской империи. Сочетание не сочетаемых таких, казалось бы, деталей придавало Людмиле Зыкиной особый шарм, за который ее любило советское правительство. У всех наших правителей однотипные грузные жены. И на что были эти жены способны, это всегда оставалось за кадром. Вот точно также за кадром оставалось сиюминутное состояние души и переливаемость женских состояний. В этом смысле Людмила Зыкина была, конечно, женщиной-памятником, женщиной-монументом.
Мне кажется, что она в такой же мере была русской женщиной, в какой мере можно представить, что из вод этой русской женщины, родившейся от плаката Родины-мать. С одной стороны, она воплощала собой нечто материнское, если вспомнить ее песню "Оренбургский пуховый платок": "Я его вечерами вязала//Для тебя, моя добрая мать".
Звучит песня
Елена Черемных: В принципе слова воспринимались со слезами на глазах. Но ведь это слова парадоксальной холодности. Что значит, убеждение в том, что я готова тебе не платок, а даже сердце. Хорошо сравнение! Хороша доча, если она, в общем, маму в известной степени даже попрекают тем, что она ночами вязала этот платок.
Присутствие какого-то типа мужчины, который бы собой несла и воплощала Людмила Зыкина, полностью отрицается. Страна, разоренная Второй мировой войной, она создала такой образ русской женщины, до которого всем русским женщинам, воспетым даже Некрасовым, далеко, далеко и далеко. По большому счету сказать, что у Людмилы Зыкиной был большой голос, огромный голос, бравший большую аудиторию, как-то не приходится. Как-то этот голос больше говорил о спокойствии. Если совершить такую провокацию, подмену и представить себе, что Людмила Зыкина поет песню Пугачевой "Айсберг" ("А ты такой холодный, как айсберг в океане"), то читаться в ее исполнении будет не пугачевская раздраженность и почти скандальность в отношении айсберга-мужчину, в которого она влюблена, а абсолютно наплевательское отношение к мужчине.
Людмила Зыкина пела авторские песни. Поскольку время ее нахождения на советской эстраде совпало с той стадией развитие советского официоза, который захватил профессиональное композиторское творчество, то упрекать ее за это было бы глупо. Когда настал такой черед цветущего советского официозного песнопения, конечно, Зыкина оказалась абсолютно незаменимой в этом качестве. Когда кого-то другого качнуло бы, мотнуло бы, отбросило бы, допустим, на противоположный какой-то край образа, когда кому-то захотелось бы привнести свое монументальное искусство в нечто живое, то Людмила Зыкина очень терпеливо, очень послушно, очень стоистски выдавала всей стране то, чего страна от нее ждала.
Андрей Шарый: В эфире Радио Свободы мой нью-йоркский коллега, соавтор книги "Шестидесятые. Мир советского человека" Александр Генис.
Александр Генис: Для моего поколения Зыкина была анти-Пьехой. В либеральные 60-е свет приходил не с Востока, а с Запада. Поэтому в моде были шлягеры с легким акцентом неопределенного, но европейского происхождения. К 70-м, однако, культурный код стал быстро меняться. Звезда Запада тускнела - разгоралась заря родины. И в силу, и в моду входили деревенщики. Зыкина стала их голосом, благоразумно очищенным от той крамолы, что приносила популярность ранним книгам Белова и Распутина.
Песня Зыкиной, впрочем, всегда была выше партийных разногласий и била в одну точку – Россия. Добрый гений Зыкиной открыл ей ее архетип. Как матрешка, она включает в себя женские ипостаси родной земли: мать, сестра и дочь. Уравняв себя с отчизной, Зыкина последовательно и сознательно строила свой образ. В трех автобиографических книгах Зыкиной встречается тот же набор представлений о России, что и в путеводителе для иностранцев. "По утрам, - вспоминает певица раннее детство, - в их доме ели щи да кашу". "Чтобы голос звенел, - продолжает она, - нужно петь в березовой роще". Название ее концертов напоминали темы для школьных сочинений: "Лишь ты смогла, моя Россия". По праздникам сюжет слегка менялся. 9 мая – "Вам, ветераны", на 8 марта – более интимно: "Тебе, женщина".
Главное у Зыкиной – постоянство ее державно-задушевной стилистки. Менялась страна, менялся ее режим, менялись ее вожди, карта, даже название, но оставалась Россия, и ее пела Зыкина. Верность курса определяли награды – от ордена Ленина до ордена Андрея Первозванного. С годами, однако, слава обрастала и фольклорными подробностями. На предыдущем юбилее Зыкина выступала в расшитом жемчугами платье - подарок казаков.
Как каждый обласканный Кремлем артист, Зыкина провоцирует ироническое отношение – ее, например, не трудно представить персонажем едких романов Сорокина. Но это не отменяет главного и бесспорного: песни Зыкиной на слуху. Они пережили и советскую, и несоветскую, и нынешнюю власть, став народными в прямом смысле. Их никто не учил, а наизусть знает каждый и подпевает всякий раз, когда из радио медленно и степенно, как река, льется округлый голос Зыкиной.
Звучит песня
Андрей Шарый: Людмила Зыкина отметила свой восьмидесятилетний юбилей. Гостями рубрики "Сегодняшний факт" были обозреватель Радио Свобода Александр Генис и московский музыкальный критик Елена Черемных.
О Людмиле Зыкиной говорит московский музыкальный критик Елена Черемных.
Елена Черемных: Людмила Зыкина хорошая певица, даже замечательная певица в той мере, в какой можно говорить о замечательности певицы, использованной в карте одного из главных идеологических инструментов Советской страны. Это тот тип, когда монументальная фактура женская сочеталась с лирической задушевностью голоса. Голоса, на самом деле, лишенного женской теплоты. Клавдия Васильевна Шульженко, и Ольга Воронец, и София Ротару, и Алла Пугачева они были воплощением какой-то определенной ипостаси женственности, которая не чуждалась некоторой демонстративной истерики. У Людмилы Зыкиной этого качества истерического в голосе не было напрочь. Она бережно несла стерилизованную вокальную женственность, которую, конечно, с одной стороны, очень педалировало русское состояние ее голоса, традиции тех кустодиевских красавиц, которых она собою, собственно, и являла. Но если мы вспомним, что на ней была прическа "бабетта", вообще-то, модная французская прическа 60-х годов, то вот эта "бабетта" на ее голове располагалась короной Великой Российской империи. Сочетание не сочетаемых таких, казалось бы, деталей придавало Людмиле Зыкиной особый шарм, за который ее любило советское правительство. У всех наших правителей однотипные грузные жены. И на что были эти жены способны, это всегда оставалось за кадром. Вот точно также за кадром оставалось сиюминутное состояние души и переливаемость женских состояний. В этом смысле Людмила Зыкина была, конечно, женщиной-памятником, женщиной-монументом.
Мне кажется, что она в такой же мере была русской женщиной, в какой мере можно представить, что из вод этой русской женщины, родившейся от плаката Родины-мать. С одной стороны, она воплощала собой нечто материнское, если вспомнить ее песню "Оренбургский пуховый платок": "Я его вечерами вязала//Для тебя, моя добрая мать".
Звучит песня
Елена Черемных: В принципе слова воспринимались со слезами на глазах. Но ведь это слова парадоксальной холодности. Что значит, убеждение в том, что я готова тебе не платок, а даже сердце. Хорошо сравнение! Хороша доча, если она, в общем, маму в известной степени даже попрекают тем, что она ночами вязала этот платок.
Присутствие какого-то типа мужчины, который бы собой несла и воплощала Людмила Зыкина, полностью отрицается. Страна, разоренная Второй мировой войной, она создала такой образ русской женщины, до которого всем русским женщинам, воспетым даже Некрасовым, далеко, далеко и далеко. По большому счету сказать, что у Людмилы Зыкиной был большой голос, огромный голос, бравший большую аудиторию, как-то не приходится. Как-то этот голос больше говорил о спокойствии. Если совершить такую провокацию, подмену и представить себе, что Людмила Зыкина поет песню Пугачевой "Айсберг" ("А ты такой холодный, как айсберг в океане"), то читаться в ее исполнении будет не пугачевская раздраженность и почти скандальность в отношении айсберга-мужчину, в которого она влюблена, а абсолютно наплевательское отношение к мужчине.
Людмила Зыкина пела авторские песни. Поскольку время ее нахождения на советской эстраде совпало с той стадией развитие советского официоза, который захватил профессиональное композиторское творчество, то упрекать ее за это было бы глупо. Когда настал такой черед цветущего советского официозного песнопения, конечно, Зыкина оказалась абсолютно незаменимой в этом качестве. Когда кого-то другого качнуло бы, мотнуло бы, отбросило бы, допустим, на противоположный какой-то край образа, когда кому-то захотелось бы привнести свое монументальное искусство в нечто живое, то Людмила Зыкина очень терпеливо, очень послушно, очень стоистски выдавала всей стране то, чего страна от нее ждала.
Андрей Шарый: В эфире Радио Свободы мой нью-йоркский коллега, соавтор книги "Шестидесятые. Мир советского человека" Александр Генис.
Александр Генис: Для моего поколения Зыкина была анти-Пьехой. В либеральные 60-е свет приходил не с Востока, а с Запада. Поэтому в моде были шлягеры с легким акцентом неопределенного, но европейского происхождения. К 70-м, однако, культурный код стал быстро меняться. Звезда Запада тускнела - разгоралась заря родины. И в силу, и в моду входили деревенщики. Зыкина стала их голосом, благоразумно очищенным от той крамолы, что приносила популярность ранним книгам Белова и Распутина.
Песня Зыкиной, впрочем, всегда была выше партийных разногласий и била в одну точку – Россия. Добрый гений Зыкиной открыл ей ее архетип. Как матрешка, она включает в себя женские ипостаси родной земли: мать, сестра и дочь. Уравняв себя с отчизной, Зыкина последовательно и сознательно строила свой образ. В трех автобиографических книгах Зыкиной встречается тот же набор представлений о России, что и в путеводителе для иностранцев. "По утрам, - вспоминает певица раннее детство, - в их доме ели щи да кашу". "Чтобы голос звенел, - продолжает она, - нужно петь в березовой роще". Название ее концертов напоминали темы для школьных сочинений: "Лишь ты смогла, моя Россия". По праздникам сюжет слегка менялся. 9 мая – "Вам, ветераны", на 8 марта – более интимно: "Тебе, женщина".
Главное у Зыкиной – постоянство ее державно-задушевной стилистки. Менялась страна, менялся ее режим, менялись ее вожди, карта, даже название, но оставалась Россия, и ее пела Зыкина. Верность курса определяли награды – от ордена Ленина до ордена Андрея Первозванного. С годами, однако, слава обрастала и фольклорными подробностями. На предыдущем юбилее Зыкина выступала в расшитом жемчугами платье - подарок казаков.
Как каждый обласканный Кремлем артист, Зыкина провоцирует ироническое отношение – ее, например, не трудно представить персонажем едких романов Сорокина. Но это не отменяет главного и бесспорного: песни Зыкиной на слуху. Они пережили и советскую, и несоветскую, и нынешнюю власть, став народными в прямом смысле. Их никто не учил, а наизусть знает каждый и подпевает всякий раз, когда из радио медленно и степенно, как река, льется округлый голос Зыкиной.
Звучит песня
Андрей Шарый: Людмила Зыкина отметила свой восьмидесятилетний юбилей. Гостями рубрики "Сегодняшний факт" были обозреватель Радио Свобода Александр Генис и московский музыкальный критик Елена Черемных.
