Версий покушения на президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова, как водится, две: официальная и повсеместно принятая. Первая версия языком традиционных заклинаний чеченской войны обличает бандитское подполье. Во второй, заполняющей ингушский дворовой эфир, про боевиков ни слова, потому что за борьбу с коррупцией, которую устроил Евкуров, убивают обычно свои.
Этот эфир, конечно, склонен к конспирологии. В своих построениях он немного наивен и склонен к глобализму, как и сам Евкуров, полагавший, что в войне на Кавказе заинтересованы американцы, а коррупцию можно одолеть, если каждый ингуш будет знать мобильный телефон своего президента. Но в человеческих оценках дворовой соседский эфир, как правило, не ошибается, потому что, даже обрастая слухами и небылицами, портрет, созданный молвой в таких местах, где каждый каждому сосед или бывший одноклассник, точен в главном. Суть этого понимания обрисовал после покушения в эфире одной радиостанции один житель Ингушетии, описав кадровые пертурбации в маленькой республике с орнитологической образностью: "Орла сменили на козла, а потом на орленка".
Евкуров в дворовых пересудах значится как персонаж, безусловно, положительный. Искренне вознамерившийся положить невиданным безобразиям конец. И это уважение всегда было сдобрено изрядной толикой сожаления по поводу того, что все равно у него ничего не получится. Потому что не в Ингушетии дело. В этом молва тоже редко ошибается.
Может быть, поэтому в программах соседского эфира ничего нет про боевиков. Ингушское подполье вообще не очень похоже на ичкерийское воинство, имеющее и мотивацию, и опыт. Среди ингушских боевиков есть, конечно, и такие, но большей частью в леса и горы уходят те, кто не в силах больше иметь дело со своей властью, с которой если что и связывает, то лишь кровная месть.
Хотя официальная версия о том, что подполье решило показать силу, могла бы быть адекватной - просто потому, что других резонов нападать на Евкурова у боевиков просто нет. Только вот за Зязиковым, которого боевики ненавидели с той же страстью, с которой остальное население Ингушетии презирало, заинтересованные люди гонялись годами, и все безуспешно. Как за дагестанским министром внутренних дел Магомедтагировым, которого пуля все же настигла, но, как уже просачивается из следственной бригады, не без помощи своих.
А Евкурова достали уже через восемь месяцев его президентства. И в этом нет никакой конспирологии и страсти к разоблачительству. Все уже давным-давно разоблачено, и это уже исходная данность: интересы боевика и чиновника зачастую совпадают с той органичностью, с какой в Грозном всегда взрывались именно те мосты, которые только-только на живую нитку были построены, всем своим видом показывая активность освоения восстановительного бюджета.
Только теперь все стало намного серьезнее. И если кому-то из тех, чей праздник в Ингушетии после ухода Зязикова закончен, смертельно досадно, найти смертника в доведенной до паранойи Ингушетии уж точно не бином Ньютона.
И самое время почитать историю болезни. Надо иногда поминать старое. У ингушской безнадежности много составных частей, но две из них явно перевешивают остальные: Чечня и Зязиков.
Что, собственно говоря, и есть самая что ни на есть новейшая история всей страны.
Это чужие счета, которые сегодня предъявлены к оплате генералу Евкурову. За тот мир, например, который, как мы знаем, воцарился в Чечне, и за то, как он там воцарялся. За те нюансы, которые отличали первую и вторую чеченские войны. Да, при Аушеве тоже воровали и брали, и Ингушетия тоже значилась лидером по многим криминальным проявлениям, но тогда это было, по крайней мере, ценой, которую приходилось платить за локализацию Чечни. Чтобы ею не стали ни Ингушетия, ни Дагестан, и кому могло придти тогда в голову рассуждать в этом контексте о Кабардино-Балкарии.
Аушев мог ошибаться во многом. Но чтобы понять, насколько он был прав в своем, стоившем в итоге президентства, недопущении войны в Ингушетию, надо было дождаться торжества вертикали власти. Неприметный майор астраханского ФСБ по фамилии Зязиков стал генералом, на плечах которого в Ингушетию победоносно вступил Большой Реванш.
Ингушетия и до Зязикова привыкла быть захолустьем даже для своих не самых продвинутых соседей Чечни и Северной Осетии. Но при новом стиле управления львиная доля ее последнего человеческого потенциала была либо расстреляна, либо ушла в горы, или просто эвакуировалась хоть куда. Ингушетия стала апофеозом процесса политического разложения, при котором даже рассуждать о коррупции - все равно что вправлять вывихнутый сустав после клинической смерти. И чем круче был разврат, тем мощнее бурлил поток федеральной бюджетной вольницы, и еще круче становился разврат.
Устав вертикали, в соответствии с которым местному правителю за лояльность Кремлю можно все, в Ингушетии усугублялся тем, что в этой республике для командированных из Москвы чинов сам президент Зязиков так и остался, кажется, неприметным майором из города Астрахани. Что, впрочем, тоже не является, как показывает практика, какой-то национальной ингушской особенностью.
Распад всей системы можно называть судорогами недобитых бандитов, можно в это даже верить. Но универсальная схема срабатывает повсеместно. В Ингушетии - с убойной идеальностью "Тойоты-камри", груженой эквивалентом 70 кг тротила. Платить, как всегда в таких случаях, приходится тому, кто, в общем-то, ни в чем не виноват. Генерал Евкуров в то время, когда система создавалась, штурмовал аэропорт Слатину – это неподалеку от Приштины.
Этот эфир, конечно, склонен к конспирологии. В своих построениях он немного наивен и склонен к глобализму, как и сам Евкуров, полагавший, что в войне на Кавказе заинтересованы американцы, а коррупцию можно одолеть, если каждый ингуш будет знать мобильный телефон своего президента. Но в человеческих оценках дворовой соседский эфир, как правило, не ошибается, потому что, даже обрастая слухами и небылицами, портрет, созданный молвой в таких местах, где каждый каждому сосед или бывший одноклассник, точен в главном. Суть этого понимания обрисовал после покушения в эфире одной радиостанции один житель Ингушетии, описав кадровые пертурбации в маленькой республике с орнитологической образностью: "Орла сменили на козла, а потом на орленка".
Евкуров в дворовых пересудах значится как персонаж, безусловно, положительный. Искренне вознамерившийся положить невиданным безобразиям конец. И это уважение всегда было сдобрено изрядной толикой сожаления по поводу того, что все равно у него ничего не получится. Потому что не в Ингушетии дело. В этом молва тоже редко ошибается.
Может быть, поэтому в программах соседского эфира ничего нет про боевиков. Ингушское подполье вообще не очень похоже на ичкерийское воинство, имеющее и мотивацию, и опыт. Среди ингушских боевиков есть, конечно, и такие, но большей частью в леса и горы уходят те, кто не в силах больше иметь дело со своей властью, с которой если что и связывает, то лишь кровная месть.
У ингушской безнадежности много составных частей, но две из них явно перевешивают остальные: Чечня и Зязиков
Хотя официальная версия о том, что подполье решило показать силу, могла бы быть адекватной - просто потому, что других резонов нападать на Евкурова у боевиков просто нет. Только вот за Зязиковым, которого боевики ненавидели с той же страстью, с которой остальное население Ингушетии презирало, заинтересованные люди гонялись годами, и все безуспешно. Как за дагестанским министром внутренних дел Магомедтагировым, которого пуля все же настигла, но, как уже просачивается из следственной бригады, не без помощи своих.
А Евкурова достали уже через восемь месяцев его президентства. И в этом нет никакой конспирологии и страсти к разоблачительству. Все уже давным-давно разоблачено, и это уже исходная данность: интересы боевика и чиновника зачастую совпадают с той органичностью, с какой в Грозном всегда взрывались именно те мосты, которые только-только на живую нитку были построены, всем своим видом показывая активность освоения восстановительного бюджета.
Только теперь все стало намного серьезнее. И если кому-то из тех, чей праздник в Ингушетии после ухода Зязикова закончен, смертельно досадно, найти смертника в доведенной до паранойи Ингушетии уж точно не бином Ньютона.
И самое время почитать историю болезни. Надо иногда поминать старое. У ингушской безнадежности много составных частей, но две из них явно перевешивают остальные: Чечня и Зязиков.
Что, собственно говоря, и есть самая что ни на есть новейшая история всей страны.
Это чужие счета, которые сегодня предъявлены к оплате генералу Евкурову. За тот мир, например, который, как мы знаем, воцарился в Чечне, и за то, как он там воцарялся. За те нюансы, которые отличали первую и вторую чеченские войны. Да, при Аушеве тоже воровали и брали, и Ингушетия тоже значилась лидером по многим криминальным проявлениям, но тогда это было, по крайней мере, ценой, которую приходилось платить за локализацию Чечни. Чтобы ею не стали ни Ингушетия, ни Дагестан, и кому могло придти тогда в голову рассуждать в этом контексте о Кабардино-Балкарии.
Аушев мог ошибаться во многом. Но чтобы понять, насколько он был прав в своем, стоившем в итоге президентства, недопущении войны в Ингушетию, надо было дождаться торжества вертикали власти. Неприметный майор астраханского ФСБ по фамилии Зязиков стал генералом, на плечах которого в Ингушетию победоносно вступил Большой Реванш.
Ингушетия и до Зязикова привыкла быть захолустьем даже для своих не самых продвинутых соседей Чечни и Северной Осетии. Но при новом стиле управления львиная доля ее последнего человеческого потенциала была либо расстреляна, либо ушла в горы, или просто эвакуировалась хоть куда. Ингушетия стала апофеозом процесса политического разложения, при котором даже рассуждать о коррупции - все равно что вправлять вывихнутый сустав после клинической смерти. И чем круче был разврат, тем мощнее бурлил поток федеральной бюджетной вольницы, и еще круче становился разврат.
Устав вертикали, в соответствии с которым местному правителю за лояльность Кремлю можно все, в Ингушетии усугублялся тем, что в этой республике для командированных из Москвы чинов сам президент Зязиков так и остался, кажется, неприметным майором из города Астрахани. Что, впрочем, тоже не является, как показывает практика, какой-то национальной ингушской особенностью.
Распад всей системы можно называть судорогами недобитых бандитов, можно в это даже верить. Но универсальная схема срабатывает повсеместно. В Ингушетии - с убойной идеальностью "Тойоты-камри", груженой эквивалентом 70 кг тротила. Платить, как всегда в таких случаях, приходится тому, кто, в общем-то, ни в чем не виноват. Генерал Евкуров в то время, когда система создавалась, штурмовал аэропорт Слатину – это неподалеку от Приштины.
