Cмерть Василия Аксенова стала потерей и для американского культурного пространства. Двадцать четыре года из отведенных ему семидесяти шести лет он прожил в Соединенных Штатах. Он писал здесь на русском и английском; в своих американских книгах он создал свой портрет Америки, американцев и пришельцев-иммигрантов.
Аксенов был самым "американским" писателем в нашей новой словесности. Причем, задолго до того, как он перебрался в Америку и стал печататься в ней. Уже его первые, всеми любимые книги – "Коллеги", "Апельсины из Марокко", "Пора мой друг, пора" – были написаны под могучим влиянием американских авторов. Он сам относил себя к международной "джинсовой прозе", зачатой Сэллинджером. И действительно, в его стиле с самого начала сквозила свобода, внимание к частной жизни, острота переживания, но, главное, Аксенов привнес в нашу словесность чисто американскую интонацию: сентиментальный цинизм. На этом парадоксе выросло целое поколение – мое. И я безмерно благодарен Аксенову за его уроки.
Мы всем "Новым американцем" встречали его в аэропорту Кеннеди в 1980-м. Он явился в Америку на коне. Незадолго до этого с большим шумом на Западе, в издательстве "Ардис", вышел собранный им альманах "Метрополь", ставший манифестом творческой свободы. Аксенов походил на своих героев, был уверен в себе и в Америке. В целом, она его не разочаровала. Поселившись в столице, Аксенов – не без самоиронии – называл себя "самым известным писателем Вашингтона". Его много переводили, книги выходили в престижных издательствах, рассказы печатали в лучших журналах, он долго и успешно преподавал русскую литературу. Аксенов даже писал на английском языке. Он еще до отъезда перевел роман Доктороу для "Иностранки" и очень гордился этой работой. Стоит добавить, что Аксенова обожали американские студенты. Он им, например, задавал такую тему для сочинения: "Чичиков в Америке".
Мы все очень ждали его книгу об Америке – "В поисках грустного бэби". Книгу, в определенном смысле подводящую итоги открытиям Третьей волны. Именно поэтому мне трудно о ней судить. Аксеновский портрет Америки показался универсальным, обобщенным и, если угодно, слишком реалистическим. До эмиграции – например, в своей блестящей путевой книге "24 часа нон-стоп" – он создавал американскую сказку, которая, по-моему, была больше похожа на быль. Аксенову вообще шел легкий "пижонский сюр", который американские критики уважительно называли "восточно-европейским магическим реализмом". И правильно делали. Аксенов в американской литературе был rara avis, редкой птицей, причем – в джинсах.
Аксенов был самым "американским" писателем в нашей новой словесности. Причем, задолго до того, как он перебрался в Америку и стал печататься в ней. Уже его первые, всеми любимые книги – "Коллеги", "Апельсины из Марокко", "Пора мой друг, пора" – были написаны под могучим влиянием американских авторов. Он сам относил себя к международной "джинсовой прозе", зачатой Сэллинджером. И действительно, в его стиле с самого начала сквозила свобода, внимание к частной жизни, острота переживания, но, главное, Аксенов привнес в нашу словесность чисто американскую интонацию: сентиментальный цинизм. На этом парадоксе выросло целое поколение – мое. И я безмерно благодарен Аксенову за его уроки.
Поселившись в столице, Аксенов – не без самоиронии – называл себя "самым известным писателем Вашингтона"
Мы всем "Новым американцем" встречали его в аэропорту Кеннеди в 1980-м. Он явился в Америку на коне. Незадолго до этого с большим шумом на Западе, в издательстве "Ардис", вышел собранный им альманах "Метрополь", ставший манифестом творческой свободы. Аксенов походил на своих героев, был уверен в себе и в Америке. В целом, она его не разочаровала. Поселившись в столице, Аксенов – не без самоиронии – называл себя "самым известным писателем Вашингтона". Его много переводили, книги выходили в престижных издательствах, рассказы печатали в лучших журналах, он долго и успешно преподавал русскую литературу. Аксенов даже писал на английском языке. Он еще до отъезда перевел роман Доктороу для "Иностранки" и очень гордился этой работой. Стоит добавить, что Аксенова обожали американские студенты. Он им, например, задавал такую тему для сочинения: "Чичиков в Америке".
Мы все очень ждали его книгу об Америке – "В поисках грустного бэби". Книгу, в определенном смысле подводящую итоги открытиям Третьей волны. Именно поэтому мне трудно о ней судить. Аксеновский портрет Америки показался универсальным, обобщенным и, если угодно, слишком реалистическим. До эмиграции – например, в своей блестящей путевой книге "24 часа нон-стоп" – он создавал американскую сказку, которая, по-моему, была больше похожа на быль. Аксенову вообще шел легкий "пижонский сюр", который американские критики уважительно называли "восточно-европейским магическим реализмом". И правильно делали. Аксенов в американской литературе был rara avis, редкой птицей, причем – в джинсах.
