Александр Генис: В этом сугубо летнем – августовском – выпуске “Музыкального альманаха” мы с Соломоном Волковым рассказываем слушателям “Американского часа” о музыкальных новостях, какими они видятся из Нью-Йорка.
Соломон, август – месяц отпусков и сегодня я предлагаю поговорить о музыке на каникулах. Что значит летняя музыка в Америке?
Соломон Волков: Ну, это огромный бизнес, в первую очередь, и замечательно поставленный. И это то, что мне страстно хотелось бы, чтобы случилось и в России тоже. Конечно, в России одно главное фундаментальное препятствие на пути к музыке летом - нет дорог, грубо говоря, то есть, нет инфраструктуры. Замечательная инфраструктура, которая опутывает всю сельскую Америку, дает возможность всюду, в любом, самом небольшом селении организовать какой-то летний музыкальный фестиваль, какие-то летние курсы, какую-то летнюю музыкальную школу. Туда можно поехать, там поселиться, жить с комфортом, заниматься музицированием, получать удовольствие самим и доставлять удовольствие публике.
Александр Генис: Это действительно огромное курортное дело. Например, такой фестиваль как в Танглевуде куда приезжают люди со всего мира, это удивительно красивое место. Я знаю, что вы очень любите его и часто там бываете. Действительно, слушать музыку на природе это отдельное наслаждение. Однажды я слушал, как играли 2-й концерт Моцарта на вершине горы. Туда вела прекрасная дорога, и там даже был навес. Но, тем не менее, когда разразилась гроза и гром гремел так, что не слышно было фортепьяно, то это придавало божественное звучание Моцарту, и я никогда в жизни не забуду этого концерта.
Соломон Волков: Об этом и идет речь. Но я сегодня хочу рассказать о вещах гораздо более скромных, чем упомянутый вами фестиваль в Танглевуде - летнюю музыкальную школу при колледже Мальборо в южном Вермонте. Это называется Мальборо Мюьзик и это фестиваль камерной музыки, одновременно и летние курсы, и место сбора музыкальной интеллигенции. И происходит это дело с 1951 года, то есть уже скоро 60 лет. И руководителем этого знаменитого в Америке музыкального камерного фестиваля для элиты был пианист родом из Австро-Венгрии по имени Рудольф Сёркин. И я здесь, в Америке, еще имел удовольствие и счастье слушать его в концертах. Это был очень милый, скромный, застенчивый человек. Про него шутили, что когда Рубинштейн выходил на сцену, то все замирали - выходила звезда, а когда выходил на сцену Сёркин, то можно было подумать, что выходит истопник. Он как-то бочком пробирался к фортепьяно, садился за него скромненько. Но когда он начинал играть, он не проецировал каких-то таких драматических высот, никаких волн на вас не катилось. Но это было настолько серьезно, глубоко и интересно, что это вас увлекало силой интеллектуального убеждения. Причем Сёркин учился, это очень интересно, в Вене у самого Арнольда Шенберга, у отца музыкального модернизма 20-го века. Поселился он в Америке с 1939 года, возглавил фортепьянный факультет Кёртис института в Филадельфии, и вот он стал таким кумиром музыкальных интеллектуалов американских. Сёркин как бы превратил эти летние музыкальные курсы в Вермонте в некое подобие той атмосферы, которую он юношей испытал в Вене. Это какое-то чудо - кусочек музыкальной Вены в сельской Америке.
Александр Генис: Вы знаете, в этом нет ничего такого уж странного. Я давно думаю о том, что Америка является настоящей наследницей австро-венгерской культуры. И в этом случае Нью-Йорк, конечно - вторая Вена. То есть то, что перевоплощение Австро-венгерской Империи произошло в Америке - вполне естественно, потому что столько людей переехало, столько ведущих элитарных художников перебралось в Америку, и вот эта вермонтская Музыкальная школа в Мальборо это такая игра в бисер, это замок духа, который не слишком интересуется популярностью, и когда о них слишком много говорят, они чувствуют себя плохо, не так ли?
Соломон Волков: Да, но вот когда я слушал Сёркина, то я действительно ощущал себя как будто в Вене. И особенно это было сильное ощущение, когда вы слушали в исполнении Сёркина любимого им Бетховена.
А теперь, после смерти Сёркина, возглавляют эти курсы два человека. Один из них - американский пианист Ричард Гуд, а другим человеком является очень интересная личность. Ее зовут Мицуко Учида или Утида, вам, Саша, как специалисту в делах японских, и карта в руки, как мы ее будем назвать.
Александр Генис: Так и так, потому что звука, который произносят между “т” и “ч” все равно нет ни в русском, ни в английском языке.
Соломон Волков: Во всяком случае, у нее очень интересная биография. Она родилась в 1948 году в Токио, но ее отец был назначен послом в Вену, поэтому она с 12 лет жила в Вене, там училась (видите, как смычка происходит с традициями Сёркина), а потом перебралась в Англию. Там она, кстати, не так давно была сделана дамой. Но взяла она на себя руководство вот этим фестивалем в Мальборо, и она исполняет и вот эту венскую классику, то есть Шуберта и Бетховена, замечательно, но она также играет и того самого Шенберга, у которого учился Сёркин. И Шенберг в ее исполнении звучит очень интересно, очень контрастно и очень эмоционально.
Постоянным участником фестиваля Мальборо Мюьзик является известный американский пианист, дирижер и наш соотечественник Игнат Солженицын. Он как раз является специалистом по Шуберту среди всего прочего, и я хотел бы показать в его исполнении фрагмент ре-мажорной сонаты Шуберта. Он его играет очень интересно в этой вот австро-венгерской традиции, о которой мы с вами говорили, он его играет в традиции Сёркина, то есть глубоко, спокойно и созерцательно, и это очень соответствует всей атмосфере вот этих летних курсов, этой летней школы, и является символом этого летнего музицирования в прекрасной сельской Америке.
Александр Генис: Как всегда “Музыкальный альманах” завершит блиц-концерт, посвященный в этом году 125-летию нашей нью-йоркской оперы.
Соломон Волков: На сей раз я хотел поговорить об исполнителях из России, которые были активны в деятельности Метрополитен. И первым в этом ряду я хотел бы рассказать о Валерии Гергиеве, замечательном дирижере. Для него специально создали необычный пост - главный приглашенный дирижер. И он в этом качестве пробыл в Метрополитен где-то лет 10. Ни до него такого поста не было, ни после него не собираются создавать его. Но за эти 10 лет Гергиев сделал невозможное. Он русский оперный репертуар сделал не случайным гостем на сцене Метрополитен-опера, а сделал его полноправным жильцом.
Александр Генис: Соломон, значит ли это, что нью-йоркская опера отличается в этом смысле от европейских и других опер мира, значит ли это, что она более русская, чем другие западные оперы?
Соломон Волков: Я могу только сказать, что до Гергиева она была в значительной степени менее гостеприимна к русскому репертуару, чем очень многие европейские оперные театры. В Европе регулярно русские оперы ставились, в том числе, даже не самые популярные. А в Метрополитен, когда я приехал сюда, за исключением, скажем, “Бориса Годунова” и иногда, уже гораздо реже, “Пиковой дамы”, и уж совсем редко “Евгения Онегина” практически из русского репертуара ничего не появлялось. А когда пришел Гергиев, то можно было услышать “Игрока” Прокофьева и спектакль, который именно Гергиев сделал как бы репертуарным на сцене Мет - это “Война и мир” Прокофьева. Вообще Прокофьев и Римский-Корсаков - вот это два автора Гергиева, которые, как мне представляется, особенно близки его сердцу, из отечественной музыки. И “Война и мир” в очень роскошной постановке Андрея Кончаловского и в великолепном музыкальном исполнении Гергиева стала одним из любимых произведений нью-йоркских оперных меломанов.
