Александр Генис: Современная американская проза стояла на трех китах (о которых, китах, кстати сказать, у нас еще пойдет речь в сегодняшнем выпуске). Имена этих писателей, конечно, всем известны: Джон Апдайк, Филипп Рот и Доктороу. Со смертью первого, два последних разделили груз. Напряженно работая, они постоянно выпускают важные книги. Сейчас – очередь Доктороу, чей новый роман немедленно угодил в список бестселлеров. Автор “Рэгтайтма”, который так блестяще перевел на русский Василий Аксенов, верен своему методу – историко-метафорическому письму. Вникая в прошлое, Доктороу буквально оживляет его, щедро наполняя страницы богатыми деталями и точными реалиями. Но собственно история никогда не исчерпывает замысла писателя. За прошлым у него проглядывает вечное, часто - пугающе актуальное.
С новым романом американского классика слушателей “Американского часа” знакомит ведущая нашей рубрики “Книжное обозрения” Марина Ефимова.
E.l . Doctorow, “Homer & Langely” (Random House)
Эдгар Доктороу. “Хомер и Лангли”
Марина Ефимова: Сюжет нового романа Доктороу – реальная нью-йоркская история. По выражению писательницы Джойс Кэрол Оатс – “одна из тех наших домашних жутких историй, которые мучают американцев свой загадочностью по много десятилетий”. Эта история – более шести десятилетий, с 1947 года:
Диктор: “Трупы двух мужчин были найдены полицией в особняке на Пятой авеню, принадлежавшем двум братьям Кольер. Врачи установили, что один из них (слепой) был убит обвалом мусора, который заполнял все помещения дома от пола до потолка – так, что полицейские сумели войти в дом только через окно второго этажа. Среди мусора, состоявшего, в основном, из гор спрессованных газет, были также горы книг, горы чемоданов и ящиков, дюжина игрушечных железных дорог, чугунные люстры, автомобиль “Форд” и 14 сломанных роялей. Всего из дома вывезли около ста тонн обломков и мусора. Что касается второго мужчины, то он умер от голода”.
Марина Ефимова: Жуткий и нелепый конец братьев Хомера и Лэнгли Кольер, отпрысков стариннейшей нью-йоркской семьи, стал городским анекдотом Нью-Йорка, и, конечно, интриговал многих писателей. Из наиболее известных произведений на эту тему: новелла 54-го года “Сторож брату моему” писательницы Марши Дэвенпорт (в которой братьев доводит до сумасшествия страстная оперная певица), пьеса 2002 года “Ослепление” драматурга Ричарда Гринберга, и вот теперь роман в духе Эдгара По писателя Эдгара Доктороу (который, кстати сказать, был назван этим именем как раз в честь Эдгара По).
Доктороу уже делал набеги на епархию своего тезки – в область так называемой “готической” мистики – особенно в романе 1994 года “The Waterworks” (в переводе – “Гидротехнические сооружения”). Там есть и семейная история, и детективное расследование, и тайны науки. Этот роман, как и другие лучшие вещи писателя (“Рэгтайм”, “Всемирная выставка” и “Билли Бадгейт”) продемонстрировал, по выражению критика Мичико Какутани, “магическую способность Доктороу вызывать духов давно исчезнувшего Нью-Йорка из пыли и тумана истории”. В романе “Хомер и Лэнгли” писатель снова попытался вызвать духов прошлого. Но если других писателей волновал вопрос “как погибли братья Кольер”, то Доктороу, по выражению рецензента Лэйла Шиллингера, “волнует вопрос, как они жили”. В его романе события, определяющие жизнь братьев, - отражение событий, определяющих судьбу их поколения:
Диктор: “Братья Кольер живут в особняке своих родителей, умерших в 1918 году во время эпидемии “испанки”. Один из братьев (Лэнгли) возвращается после Первой мировой войны, отравленный горчичным газом, надломленный и немного не в себе. Второй брат - Хомер – ослепший подростком, - кажется единственным членом семьи, победившим судьбу. Несмотря на слепоту, он становится выдающимся пианистом и пользуется вниманием многих женщин, которые находят его беспомощность неотразимой. Во время Великой Депрессии братья-сироты устраивают в своем особняке танцзал для нью-йоркской публики и конфликтуют с полицией, которая пытается его закрыть. В начале Второй мировой войны сотрудники ФБР уводят из дома двух бесценных помощников братьев – японскую пару, которую, как и многих других японцев, живущих в Америке, отправляют в лагеря, в Калифорнию”.
Марина Ефимова: В мистической интерпретации Доктороу и в пронзительном изложении Хомера (от лица которого ведется рассказ) даже роковое накопление вещей в доме Кольеров идет параллельно с накоплением эпохальных событий в мире за стенами их дома. Газеты и книги, которые собирает Лэнгли, должны служить основой создания некой универсальной, безвременной, вечно злободневной газеты, которая в помутневшем сознании Лэнгли, охватит единым изданием всю американскую жизнь. Полубезумный, но любящий Лэнгли остается единственной опорой слепого Хомера. Он защищает брата, утешает его и шутливо уговаривает не очень сожалеть о своей слепоте. Он говорит:
Диктор: “В обществе издавна идут бесконечные споры о том, видим ли мы мир реальным или таким, каким он возникает в нашем мозгу. Возможно, мы тоже лишь воображаем мир вокруг нас. Так что это не только твоя проблема”.
Марина Ефимова: И Хомер, в свою очередь, защищает брата ото всех нападок.
Диктор: “Наша повариха восстала, когда Лэнгли задумал новую инсталяцию и поставил в столовой “Форд” модели “Т”. Я одернул ее: “Мой брат – блестящий человек, - сказал я. – И значит, за всем этим стоит какая-нибудь интеллектуальная идея. Уверяю вас”. При этом сам я не имел ни малейшего представления о том, что задумал Лэнгли. Но я знал, что он – человек идей”.
Марина Ефимова: Даже, когда Хомер узнаёт, что Лэнгли ходит по улицам в домашних тапках и шали, сделанной из холщового мешка, он решает объяснять всем, что у брата просто слишком много забот и что некоторая эксцентричность поведения теперь свойственна почти всем. Слепой Хомер постепенно теряет и слух, и у него остаются лишь два утешения в жизни: любовь его сумасшедшего брата и пишущая машинка, на которой он печатает свои дневниковые записи. Такую, например:
Диктор: “Только прикосновение руки Лэнгли напоминает мне, что я не одинок. У меня есть мой брат, мой сторож...”
Марина Ефимова: Несколько рецензентов романа “Хомер и Лэнгли” посчитали его неудачей писателя. Мичико Кукутани пишет:
Диктор: “В этом романе у Доктороу не было шанса сделать лучшее из того, что он умеет – показать Нью-Йорк (который он знает, как никто). Ведь братья Кольер почти не покидали дом, и читатель вынужден проводить больше времени, чем ему хотелось бы, в пыльном, душном особняке, откуда постепенно исчезают телефон, отопление, вода, воздух... Остаются только вещи”.
Марина Ефимова: Джойс Кэрол Оатс признается, что самые интересные страницы романа – те, где вымышленные характеры переплетаются с исторической реальностью – прием, который лучше всего удается Доктороу. Но мне ближе реакция рецензента газеты “Нью-Йорк Таймс” Лейла Шиллинджера, который пишет: “Какой может быть посмертная судьба человека, погибшего под горой свалившегося на него мусора? Только одна – стать персонажем городского анекдота. Но Доктороу в сочувственном, мастерски написанном двойном портрете братьев поднял их за пределы карикатуры и превратил из предмета шуток в символические фигуры своего времени” – в его творцов, свидетелей и жертв.
