Лауреатами премии им. Андрея Сахарова, ежегодно присуждаемой Европейским парламентом, в нынешнем году стали российские правозащитники Олег Орлов, Сергей Ковалев и Людмила Алексеева. В интервью Радио Свобода руководитель правозащитного центра "Мемориал" Олег Орлов – о том, почему он не боится, что награда вызовет раздражение Кремля.
- Из сообщений СМИ не совсем понятно: эта премия присуждена обществу "Мемориал" или вам, Людмиле Алексеевой и Сергею Ковалеву как представителям "Мемориала"?
- Эта премия присуждена нам троим, но не нам лично, а нам как представителям "Мемориала" и – это самое важное – других правозащитных организаций России. Таким образом, на самом деле премия присуждена российскому правозащитному движению в целом. Это, на мой взгляд, правильная постановка вопроса. И я испытываю глубокое внутреннее удовлетворение от того, что так высоко оценивается наше общее российское правозащитное движение.
- Для вас было неожиданным, что именно "Мемориалу", российским правозащитникам присуждена премия имени Сахарова в этом году?
- Нет, к сожалению. Это не было неожиданным. Потому что внимание европейской и мировой общественности к работе правозащитных и вообще неправительственных организаций в России привлечено не случайно. Причина – страшные трагические события, которые произошли с нашими коллегами на Северном Кавказе. Да и вообще давление на российское правозащитное движение по целому ряду направлений, глубоко неудовлетворительная ситуация с правами и свободами в нашей стране. Было понятно, что создавшаяся ситуация способствует тому, что будет выделена премия. Поэтому и говорю: к сожалению.
- Насколько важна для вас эта премия? Вернее – та поддержка, которую продемонстрировал Европейский парламент, присуждая вам премию "За свободу мысли"?
- Конечно, важна – и премия, и поддержка. Премия важна именно как выражение высокой оценки наших общих усилий, нашей общей работы. Дело в том, что ведь подчас, и это надо понимать, и у меня, и у многих моих коллег начинают просто опускаться руки. Происходит это, когда мы видим, что правовые механизмы, которые благодаря нашим усилиям были созданы в 90-е годы, сейчас не действуют. Не действуют не потому, что эти правовые механизмы плохие, чисто декларативные. Нет, механизмы нормальные, рабочие. Но есть политическая воля, исходящая сверху, делать их нерабочими, просто саботировать их. Поэтому очень часто в рамках правовых процедур мы не можем защищать людей, чьи права растаптываются. Создается впечатление, что мычерпаем ложкой из моря – и опускаются руки. В такой ситуации высокая оценка нашей работы, солидарность с нами очень помогает всем участникам нашего движения.
Другое дело, что раньше, до какого-то времени, мы думали и о другом аспекте подобных премий, международного признания. Мы надеялись, что это повысит безопасность наших коллег. Прежде всего, коллег на Северном Кавказе, но не только их, но и всех тех, кто находится, как говорится, под ударом. Однако после убийства Ани Политковской мы поняли, что никакая международная известность, премии, никакое мировое признание не является защитой. Потому что те, кто убивает – абсолютно отвязанные люди, не берущие в расчет ничего, любыми способами желающие заткнуть рот тем, кто говорит неугодные им вещи… К сожалению, развитие ситуации показало: ничто, никакие премии, никакая известность не является защитой от убийц.
- Не опасаетесь, что присуждение российским правозащитникам такой премии, как премии имени Сахарова "За свободу мысли", вызовет раздражение в Кремле и только усилит давление на правозащитное движение в России?
- Нет, как раз этого не опасаюсь, потому что если что-то и вызывает раздражение в Кремле, то это наша работа. Чтобы не вызвать раздражение в Кремле, есть же ведь особая группа других "неправительственных" организаций, которые строят свою работу, исходя из главного принципа – не вызывать раздражения. Понятно, что означает для нас "не вызывать раздражение": свертывание работы в определенном направлении или вообще свертывание работы. Главный раздражитель – это наша работа. Чтобы не раздражать Кремль, нам надо не работать. А премия вряд ли у него вызовет какое-то уж особенное раздражение.
- Из сообщений СМИ не совсем понятно: эта премия присуждена обществу "Мемориал" или вам, Людмиле Алексеевой и Сергею Ковалеву как представителям "Мемориала"?
- Эта премия присуждена нам троим, но не нам лично, а нам как представителям "Мемориала" и – это самое важное – других правозащитных организаций России. Таким образом, на самом деле премия присуждена российскому правозащитному движению в целом. Это, на мой взгляд, правильная постановка вопроса. И я испытываю глубокое внутреннее удовлетворение от того, что так высоко оценивается наше общее российское правозащитное движение.
- Для вас было неожиданным, что именно "Мемориалу", российским правозащитникам присуждена премия имени Сахарова в этом году?
- Нет, к сожалению. Это не было неожиданным. Потому что внимание европейской и мировой общественности к работе правозащитных и вообще неправительственных организаций в России привлечено не случайно. Причина – страшные трагические события, которые произошли с нашими коллегами на Северном Кавказе. Да и вообще давление на российское правозащитное движение по целому ряду направлений, глубоко неудовлетворительная ситуация с правами и свободами в нашей стране. Было понятно, что создавшаяся ситуация способствует тому, что будет выделена премия. Поэтому и говорю: к сожалению.
- Насколько важна для вас эта премия? Вернее – та поддержка, которую продемонстрировал Европейский парламент, присуждая вам премию "За свободу мысли"?
- Конечно, важна – и премия, и поддержка. Премия важна именно как выражение высокой оценки наших общих усилий, нашей общей работы. Дело в том, что ведь подчас, и это надо понимать, и у меня, и у многих моих коллег начинают просто опускаться руки. Происходит это, когда мы видим, что правовые механизмы, которые благодаря нашим усилиям были созданы в 90-е годы, сейчас не действуют. Не действуют не потому, что эти правовые механизмы плохие, чисто декларативные. Нет, механизмы нормальные, рабочие. Но есть политическая воля, исходящая сверху, делать их нерабочими, просто саботировать их. Поэтому очень часто в рамках правовых процедур мы не можем защищать людей, чьи права растаптываются. Создается впечатление, что мы
После убийства Ани Политковской мы поняли, что никакая международная известность, премии, никакое мировое признание не является защитой
Другое дело, что раньше, до какого-то времени, мы думали и о другом аспекте подобных премий, международного признания. Мы надеялись, что это повысит безопасность наших коллег. Прежде всего, коллег на Северном Кавказе, но не только их, но и всех тех, кто находится, как говорится, под ударом. Однако после убийства Ани Политковской мы поняли, что никакая международная известность, премии, никакое мировое признание не является защитой. Потому что те, кто убивает – абсолютно отвязанные люди, не берущие в расчет ничего, любыми способами желающие заткнуть рот тем, кто говорит неугодные им вещи… К сожалению, развитие ситуации показало: ничто, никакие премии, никакая известность не является защитой от убийц.
- Не опасаетесь, что присуждение российским правозащитникам такой премии, как премии имени Сахарова "За свободу мысли", вызовет раздражение в Кремле и только усилит давление на правозащитное движение в России?
- Нет, как раз этого не опасаюсь, потому что если что-то и вызывает раздражение в Кремле, то это наша работа. Чтобы не вызвать раздражение в Кремле, есть же ведь особая группа других "неправительственных" организаций, которые строят свою работу, исходя из главного принципа – не вызывать раздражения. Понятно, что означает для нас "не вызывать раздражение": свертывание работы в определенном направлении или вообще свертывание работы. Главный раздражитель – это наша работа. Чтобы не раздражать Кремль, нам надо не работать. А премия вряд ли у него вызовет какое-то уж особенное раздражение.
