На следующей неделе в издательстве Ad Marginem выйдет книга журналиста Василия Авченко "Правый руль". Предполагается, что книга объяснит, почему борьба за правый руль давно вышла за пределы автомобильной тематики. Не дожидаясь выхода книги, корреспондент Радио Свобода обратился за объяснениями к самому автору.
– Правый руль давно стал фактором политики, – говорит Василий Авченко. – Жанр книги мы с издателем определили как документальный роман. Главный герой – правый руль, а не человек. Авторская личность не имеет значения, на машинах внимание сконцентрировано в большей степени, чем на людях.
– Вы посвятили правому рулю в машинах Владивостока книгу, что само по себе делает правый руль явлением историческим. Какая история стоит за "феноменом правого руля" и в чем заключается идеология, которую он символизирует или даже создал?
– Я много лет работал в газетах Владивостока, освещал автомобильную тематику, и в какой-то момент начал понимать: правый руль, попытки Москвы запретить правый руль, попытки дальневосточников его отстоять – все это выходит за пределы просто экономики или просто политики. Превращается в некий культурный феномен, в целый образ жизни, который стал характерен для восточной части нашей страны. И действительно, на сегодняшний день уже можно говорить об идеологии правого руля. Символично, что "неправильное" расположение руля стало символом свободомыслия, убежденности в том, что есть иные точки зрения, отличные от официальных. Таким символом свободы для Дальнего Востока стал правый руль.
– Может ли правый руль привести к созданию Дальневосточной республики, отделению Владивостока от России?
– Надеюсь, что нет. Я против сепаратизма. На мой взгляд, сепаратистских настроений на Дальнем Востоке практически нет. Отдельные выступления типа "лучше бы нас японцы забрали" носят риторический характер. Все равно мы принадлежим к русскому культурному пространству. Но если рассуждать теоретически, эскалация конфликта между регионом и Москвой может привести к тому, что по нашему евразийскому континенту пойдут трещины, и угроза призрачная станет очень даже реальной. Думаю, что федеральный центр должен понимать сложность этого вопроса и решать проблемы непонимания не только силовым путем. Или вообще не силовым путем.
– Как себя идентифицирует Владивосток? Как бы вы оценили уровень патриотизма, даже двух его видов: официозного - и рационального, допускающего критику своей страны?
– Я считаю, что на Дальнем Востоке с патриотизмом все в порядке. Это, возможно, связано с историей: регион осваивался русскими не так давно, Владивосток только в следующем году будет отмечать 150 лет своего существования. И всегда вопрос стоял очень остро: Дальний Восток – это граница, это чужие государства, иногда и враждебные, ведь мы воевали с той же Японией; это военный форпост. Естественно, уровень патриотизма был достаточно высокий. Сейчас, когда дальневосточники откровенно говорят "мы не любим Москву", подразумевая, конечно, не город, а Кремль, федеральные власти – и у них есть на это основания, они остаются патриотами.
Хочу напомнить о том, что ни один дальневосточник не высказывался за то, чтобы, например, передать Курилы японцам. Почему-то на Дальнем Востоке хотят, чтобы Курилы оставались в России. А федеральная власть, обвиняя дальневосточников в недостатке патриотизма на том основании, что они любят подержанные японские автомобили с правым рулем, недавно совершенно спокойно отдала Китаю острова на Амуре возле самого Хабаровска. Путин летал в Китай, и там в его присутствии министр иностранных дел Лавров и министр иностранных дел Китая Чжаосин подписали документ, по которому эти острова были переданы Китаю.
Я был в Хабаровске. На половине этого Большого Уссурийского острова были дачи хабаровчан, там стояла наша погранзастава; остров видно из центра Хабаровска, с набережной Амура, где стоит памятник писателю Николаю Задорнову. Отдавать эти острова, а после этого обвинять Дальний Восток в отсутствии патриотизма – это, как мне кажется, расщепленное сознание, признаки шизофрении.
Что касается критического понимания патриотизма, во Владивостоке, наверное, именно он и присутствует. В критике отдельных действий федеральных властей со стороны дальневосточников это отношение и прорисовывается.
– Насколько это отношение является общим для жителей Владивостока, есть ли оно среди элит?
– Беру на себя смелость сказать, что такое отношение – с одной стороны, за правый руль, с другой стороны, за территориальную целостность – доминирует на Дальнем Востоке. Что касается элит – они у нас сейчас такие мимикрирующие, подстраиваются под федеральную элиту. А федеральная элита сама переливается всеми цветами радуги: сегодня может казаться левой, социалистической, завтра – правой, демократической. На самом деле она никакая. Видимо, идеология федеральной элиты – оставаться у власти, сохранять рычаги власти. И региональная элита, в том числе наша, приморская, все делает для того, чтобы тоже остаться у власти. Оттого она так лояльна инициативам центра.
Что на самом деле думает наша элита? Они думают примерно то же самое, что и рядовые дальневосточники. В конце прошлого года, перед разгоном митинга во Владивостоке силами подмосковного милицейского отряда "Зубр", законодательное собрание Приморского края и дума Владивостока приняли обращение к Москве в защиту правого руля. Был такой прецедент. После жесткой реакции Москвы – разгона – как-то все быстро спустили на тормозах. Наши депутаты забыли о том, как только что выступали в защиту правого руля, остались только редкие одиночки-оппозиционеры. Большинство в парламентах, в том числе местных, составляет "Единая Россия", они сделали вид, что ничего не было, что они за Москву, что правый руль их не очень волнует. На самом деле это не так.
– Жители Владивостока часто говорят: до Японии, до Китая ближе, чем до Москвы. Не географический аспект у этой формулировки есть? Москва для Владивостока – это ведь никакое не сердце России, не высшая инстанция?
– Это тот случай, когда географическая предопределенность постепенно перетекает в экономическую и культурную. Это наша беда, потому что на Дальнем Востоке выросло целое поколение людей, которые не были ни разу в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, других городах. Но все они были в соседнем Китае. Пусть не в Пекине, пусть не в Шанхае, но в самых ближайших городках Китая: Суйфэньхэ, Муданьзяне, Дунине, Янцзы. Естественно, при этой географической близости в условиях, когда Москва немножко бросила Дальний Восток и когда ослабли связи, которые соединяли Москву и регионы, население начало переориентироваться на те же Китай, Японию, Корею. Географическая близость постепенно перерастает в близость экономическую, это очевидно.
С превращением в близость культурную все немножко сложнее, потому что все-таки мы остаемся русскими людьми и в культурном смысле мы точно такие же люди, как жители Москвы, Нижнего Новгорода, городов центральной России. В то же время некоторое изменение сознания, культурно-психологического типа людей, безусловно, присутствует. Но я бы не сказал, что на данном этапе у нас появилась альтернатива Москве как столице. Тем более сейчас, когда укрепили вертикаль: предыдущий губернатор Приморья Наздратенко строил свою политику на противостоянии с федеральным центром, нынешний губернатор Дарькин строит свою политику, напротив, на демонстрации подчеркнутой лояльности федеральному центру, и это так или иначе находит отражение и в жизни других людей. К тому же сейчас во Владивостоке идут грандиозные стройки, подготовка к саммиту АТЭС. И слава богу, что нет пока альтернативы Москве. Но потенциальные, зародышевые опасности есть.
– На какой стадии сейчас взаимодействие Владивостока с соседями – Китаем, Японией? Это взаимодействие достигло своей кульминации?
– Оно развивалось и, наверное, практически достигло кульминации, но сейчас пошло на спад. Не по естественным причинам, а по причине шагов, предпринятых федеральными властями. Повышаются пошлины на ввоз подержанных иномарок – у нас падает количество автомобилей, ввезенных из Японии. Ужесточаются таможенные правила: челноки могут беспошлинно перевозить через границу меньшее количество груза – это уменьшает объемы так называемой народной приграничной торговли. Это вызывает определенную тревогу и у нас, и у наших соседей, которые построили свое благосостояние на этой торговле с нами. Но несмотря на такие шаги, это сотрудничество является определяющим для Приморья, потому что весь автопарк Приморья – это японские машины. Вся одежда – китайская. Вся электроника – корейская, и так далее. Можно спорить о том, хорошо это или плохо: раньше в Приморье были и свои неплохие трикотажные фабрики, а сейчас их нет. Но это факт. И основным фактором, влияющим на усиление динамики этих связей, является политика Москвы. Сейчас она направлена на то, чтобы выстроить занавес – не железный, но алюминиевый.
– Что эта попытка выстроить занавес отражает: что Москва понимает вероятность отделения Владивостока и паникует или, наоборот, не понимает, и потому опрометчиво применяет такие жесткие меры?
– Может быть, и то, и другое. Москва неоднородная: в системе власти есть разные кланы и разные векторы. Думаю, это общая тенденция, свойственная путинскому периоду (в него я включаю и медведевский), когда начали сворачивать так называемую демократическую вольницу 1990-х годов. Дальний Восток далеко, и до него все это докатилось несколько позже. Когда Москва обратила свой взгляд на Дальний Восток, ситуация была близка к необратимой: оказалось, что вся Россия к востоку от Урала ездит почему-то на праворульных автомобилях. Не порядок! И федеральная власть начала быстро отыгрывать ситуацию назад. Другое дело, что они начали это делать топорными методами, не понимая, что иногда нужен скальпель, а не топор. А иногда другие виды лечения. Непонимание приводит к столкновениям, а они могут со временем перерасти в социальный взрыв. Могут и не перерасти – возможны различные варианты.
– В анонсе вашей книги сказано о "мужестве" жителей Владивостока, которые отстаивают право ездить на праворульных автомобилях, потому что последние "спасли их в эпоху перестроечных ломок". Именно праворульные машины спасли?
– Экономика Дальнего Востока своеобразна: она зависела от армии и оборонных предприятий. Когда оборонная промышленность встала, заводы встали, армию разогнали, ученым прекратили финансирование – оказалось, что у нас другой экономики нет и выживать не на чем. И нам повезло: рядом расположена Япония, в которой очень быстро дешевеют машины на вторичном рынке. Мы начали их возить, и к нам потянулись покупатели из Сибири, с Урала, из Центральной России. Дело не только во внутреннем рынке: он в Приморье очень мал – всего два миллиона человек. Дело в том, что с этой базы машины идут на запад, кто-то их везет, кто-то их обслуживает, кто-то занимается запчастями, кто-то резиной, кто-то придорожные кафе открывает и так далее. У Магадана, к примеру, не было такой возможности, у Чукотки не было, а у нашего региона была, что нас и спасло.
– У вашей машины руль справа?
– А как же! У нас других нет. Это четвертая моя машина. Езжу на ней уже два года. Если техрегламент вступит в силу, то 23 сентября 2010 года ввоз праворульных автомобилей прекратится, а эксплуатацию уже ввезенных вроде бы разрешат. То, что ввоз, видимо, будет прекращен – тревожно. Думаю, надо собирать деньги и покупать еще одну машину про запас.
– Правый руль давно стал фактором политики, – говорит Василий Авченко. – Жанр книги мы с издателем определили как документальный роман. Главный герой – правый руль, а не человек. Авторская личность не имеет значения, на машинах внимание сконцентрировано в большей степени, чем на людях.
– Вы посвятили правому рулю в машинах Владивостока книгу, что само по себе делает правый руль явлением историческим. Какая история стоит за "феноменом правого руля" и в чем заключается идеология, которую он символизирует или даже создал?
– Я много лет работал в газетах Владивостока, освещал автомобильную тематику, и в какой-то момент начал понимать: правый руль, попытки Москвы запретить правый руль, попытки дальневосточников его отстоять – все это выходит за пределы просто экономики или просто политики. Превращается в некий культурный феномен, в целый образ жизни, который стал характерен для восточной части нашей страны. И действительно, на сегодняшний день уже можно говорить об идеологии правого руля. Символично, что "неправильное" расположение руля стало символом свободомыслия, убежденности в том, что есть иные точки зрения, отличные от официальных. Таким символом свободы для Дальнего Востока стал правый руль.
– Может ли правый руль привести к созданию Дальневосточной республики, отделению Владивостока от России?
– Надеюсь, что нет. Я против сепаратизма. На мой взгляд, сепаратистских настроений на Дальнем Востоке практически нет. Отдельные выступления типа "лучше бы нас японцы забрали" носят риторический характер. Все равно мы принадлежим к русскому культурному пространству. Но если рассуждать теоретически, эскалация конфликта между регионом и Москвой может привести к тому, что по нашему евразийскому континенту пойдут трещины, и угроза призрачная станет очень даже реальной. Думаю, что федеральный центр должен понимать сложность этого вопроса и решать проблемы непонимания не только силовым путем. Или вообще не силовым путем.
– Как себя идентифицирует Владивосток? Как бы вы оценили уровень патриотизма, даже двух его видов: официозного - и рационального, допускающего критику своей страны?
– Я считаю, что на Дальнем Востоке с патриотизмом все в порядке. Это, возможно, связано с историей: регион осваивался русскими не так давно, Владивосток только в следующем году будет отмечать 150 лет своего существования. И всегда вопрос стоял очень остро: Дальний Восток – это граница, это чужие государства, иногда и враждебные, ведь мы воевали с той же Японией; это военный форпост. Естественно, уровень патриотизма был достаточно высокий. Сейчас, когда дальневосточники откровенно говорят "мы не любим Москву", подразумевая, конечно, не город, а Кремль, федеральные власти – и у них есть на это основания, они остаются патриотами.
Хочу напомнить о том, что ни один дальневосточник не высказывался за то, чтобы, например, передать Курилы японцам. Почему-то на Дальнем Востоке хотят, чтобы Курилы оставались в России. А федеральная власть, обвиняя дальневосточников в недостатке патриотизма на том основании, что они любят подержанные японские автомобили с правым рулем, недавно совершенно спокойно отдала Китаю острова на Амуре возле самого Хабаровска. Путин летал в Китай, и там в его присутствии министр иностранных дел Лавров и министр иностранных дел Китая Чжаосин подписали документ, по которому эти острова были переданы Китаю.
Я был в Хабаровске. На половине этого Большого Уссурийского острова были дачи хабаровчан, там стояла наша погранзастава; остров видно из центра Хабаровска, с набережной Амура, где стоит памятник писателю Николаю Задорнову. Отдавать эти острова, а после этого обвинять Дальний Восток в отсутствии патриотизма – это, как мне кажется, расщепленное сознание, признаки шизофрении.
Что касается критического понимания патриотизма, во Владивостоке, наверное, именно он и присутствует. В критике отдельных действий федеральных властей со стороны дальневосточников это отношение и прорисовывается.
– Насколько это отношение является общим для жителей Владивостока, есть ли оно среди элит?
– Беру на себя смелость сказать, что такое отношение – с одной стороны, за правый руль, с другой стороны, за территориальную целостность – доминирует на Дальнем Востоке. Что касается элит – они у нас сейчас такие мимикрирующие, подстраиваются под федеральную элиту. А федеральная элита сама переливается всеми цветами радуги: сегодня может казаться левой, социалистической, завтра – правой, демократической. На самом деле она никакая. Видимо, идеология федеральной элиты – оставаться у власти, сохранять рычаги власти. И региональная элита, в том числе наша, приморская, все делает для того, чтобы тоже остаться у власти. Оттого она так лояльна инициативам центра.
Что на самом деле думает наша элита? Они думают примерно то же самое, что и рядовые дальневосточники. В конце прошлого года, перед разгоном митинга во Владивостоке силами подмосковного милицейского отряда "Зубр", законодательное собрание Приморского края и дума Владивостока приняли обращение к Москве в защиту правого руля. Был такой прецедент. После жесткой реакции Москвы – разгона – как-то все быстро спустили на тормозах. Наши депутаты забыли о том, как только что выступали в защиту правого руля, остались только редкие одиночки-оппозиционеры. Большинство в парламентах, в том числе местных, составляет "Единая Россия", они сделали вид, что ничего не было, что они за Москву, что правый руль их не очень волнует. На самом деле это не так.
– Жители Владивостока часто говорят: до Японии, до Китая ближе, чем до Москвы. Не географический аспект у этой формулировки есть? Москва для Владивостока – это ведь никакое не сердце России, не высшая инстанция?
– Это тот случай, когда географическая предопределенность постепенно перетекает в экономическую и культурную. Это наша беда, потому что на Дальнем Востоке выросло целое поколение людей, которые не были ни разу в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, других городах. Но все они были в соседнем Китае. Пусть не в Пекине, пусть не в Шанхае, но в самых ближайших городках Китая: Суйфэньхэ, Муданьзяне, Дунине, Янцзы. Естественно, при этой географической близости в условиях, когда Москва немножко бросила Дальний Восток и когда ослабли связи, которые соединяли Москву и регионы, население начало переориентироваться на те же Китай, Японию, Корею. Географическая близость постепенно перерастает в близость экономическую, это очевидно.
С превращением в близость культурную все немножко сложнее, потому что все-таки мы остаемся русскими людьми и в культурном смысле мы точно такие же люди, как жители Москвы, Нижнего Новгорода, городов центральной России. В то же время некоторое изменение сознания, культурно-психологического типа людей, безусловно, присутствует. Но я бы не сказал, что на данном этапе у нас появилась альтернатива Москве как столице. Тем более сейчас, когда укрепили вертикаль: предыдущий губернатор Приморья Наздратенко строил свою политику на противостоянии с федеральным центром, нынешний губернатор Дарькин строит свою политику, напротив, на демонстрации подчеркнутой лояльности федеральному центру, и это так или иначе находит отражение и в жизни других людей. К тому же сейчас во Владивостоке идут грандиозные стройки, подготовка к саммиту АТЭС. И слава богу, что нет пока альтернативы Москве. Но потенциальные, зародышевые опасности есть.
– На какой стадии сейчас взаимодействие Владивостока с соседями – Китаем, Японией? Это взаимодействие достигло своей кульминации?
– Оно развивалось и, наверное, практически достигло кульминации, но сейчас пошло на спад. Не по естественным причинам, а по причине шагов, предпринятых федеральными властями. Повышаются пошлины на ввоз подержанных иномарок – у нас падает количество автомобилей, ввезенных из Японии. Ужесточаются таможенные правила: челноки могут беспошлинно перевозить через границу меньшее количество груза – это уменьшает объемы так называемой народной приграничной торговли. Это вызывает определенную тревогу и у нас, и у наших соседей, которые построили свое благосостояние на этой торговле с нами. Но несмотря на такие шаги, это сотрудничество является определяющим для Приморья, потому что весь автопарк Приморья – это японские машины. Вся одежда – китайская. Вся электроника – корейская, и так далее. Можно спорить о том, хорошо это или плохо: раньше в Приморье были и свои неплохие трикотажные фабрики, а сейчас их нет. Но это факт. И основным фактором, влияющим на усиление динамики этих связей, является политика Москвы. Сейчас она направлена на то, чтобы выстроить занавес – не железный, но алюминиевый.
– Что эта попытка выстроить занавес отражает: что Москва понимает вероятность отделения Владивостока и паникует или, наоборот, не понимает, и потому опрометчиво применяет такие жесткие меры?
– Может быть, и то, и другое. Москва неоднородная: в системе власти есть разные кланы и разные векторы. Думаю, это общая тенденция, свойственная путинскому периоду (в него я включаю и медведевский), когда начали сворачивать так называемую демократическую вольницу 1990-х годов. Дальний Восток далеко, и до него все это докатилось несколько позже. Когда Москва обратила свой взгляд на Дальний Восток, ситуация была близка к необратимой: оказалось, что вся Россия к востоку от Урала ездит почему-то на праворульных автомобилях. Не порядок! И федеральная власть начала быстро отыгрывать ситуацию назад. Другое дело, что они начали это делать топорными методами, не понимая, что иногда нужен скальпель, а не топор. А иногда другие виды лечения. Непонимание приводит к столкновениям, а они могут со временем перерасти в социальный взрыв. Могут и не перерасти – возможны различные варианты.
– В анонсе вашей книги сказано о "мужестве" жителей Владивостока, которые отстаивают право ездить на праворульных автомобилях, потому что последние "спасли их в эпоху перестроечных ломок". Именно праворульные машины спасли?
– Экономика Дальнего Востока своеобразна: она зависела от армии и оборонных предприятий. Когда оборонная промышленность встала, заводы встали, армию разогнали, ученым прекратили финансирование – оказалось, что у нас другой экономики нет и выживать не на чем. И нам повезло: рядом расположена Япония, в которой очень быстро дешевеют машины на вторичном рынке. Мы начали их возить, и к нам потянулись покупатели из Сибири, с Урала, из Центральной России. Дело не только во внутреннем рынке: он в Приморье очень мал – всего два миллиона человек. Дело в том, что с этой базы машины идут на запад, кто-то их везет, кто-то их обслуживает, кто-то занимается запчастями, кто-то резиной, кто-то придорожные кафе открывает и так далее. У Магадана, к примеру, не было такой возможности, у Чукотки не было, а у нашего региона была, что нас и спасло.
– У вашей машины руль справа?
– А как же! У нас других нет. Это четвертая моя машина. Езжу на ней уже два года. Если техрегламент вступит в силу, то 23 сентября 2010 года ввоз праворульных автомобилей прекратится, а эксплуатацию уже ввезенных вроде бы разрешат. То, что ввоз, видимо, будет прекращен – тревожно. Думаю, надо собирать деньги и покупать еще одну машину про запас.
