Сторонники социалистического выбора и представители некоторых политических сил в очередной раз готовятся отметить годовщину октябрьских событий 1917 года, которые для одних россиян до сих пор – Великая Социалистическая Революция, а для других – октябрьский переворот. Главным городом этого события был и остается Санкт-Петербург, в советском политическом словаре – "колыбель революции".
О том, как воспринимаются на личном опыте идеологемы 7 ноября сегодня, рассказывает декан факультета антропологии Европейского университета в Петербурге Илья Утехин:
- У меня есть замечательная медаль, где написано "Рожденному в Ленинграде". В то время, в 1968 году, выдавалось не только свидетельство о рождении, а еще и голубенькая (наверное, мальчикам голубенькая, а девочкам розовая) папочка. И туда вкладывалась медаль "Рожденному в Ленинграде". На этой медали я не помню точно, что изображено. Она была зеленоватого цвета, но, кажется, это был Ленин.
- А вы помните, как и где вас принимали в пионеры?
- В Разливе! Я помню шалаш. Давно я там не был, но говорят, что шалаш там до сих пор стоит.
- А Дворец пионеров?
- Дворец пионеров – Аничков дворец. В обиходе его так до сих пор и называют – Дворец пионеров, хотя теперь он называется Дворец творчества юных. Там действительно самые лучшие и интересные кружки и студии.
- Какой ваш любимый памятник Ленину в Ленинграде-Петербурге?
- Любимый – сложно сказать. Все зависит от точки зрения. Я с интересом отношусь к архитектуре и скульптуре как к искусству и городской скульптуре. Конечно, тот памятник, который недавно подвергся нападению вандалов около Финляндского вокзала, был совершенно замечательный. Но, вы знаете, еще более замечательный в каком-то не скульптурном, а архитектурном отношении находился в Ботаническом саду, на входе - я думаю, что он там до сих пор стоит. Потому что раньше, еще в 50-е – 60-е годы там стояли памятники Ленину и Сталину. Они стояли симметрично относительно основной дорожки. Сталина убрали уже довольно давно. Я не помню, только по рассказам знаю. Но Ленин там сидит в такой замечательной позе. Он как бы встает, приподнимается со скамейки. Мы туда часто водили детей, когда они были маленькие, гулять. Кто-то из детей сказал, что дядя Ленин вытирает попку, как раз опираясь на эту скамейку. Вот это, наверное, любимый памятник, но он там в кустах стоит, не очень заметно.
- Что в Смольном сейчас происходит? Это такое государственно-российское здание? Или там есть что-то советское, от штаба революции?
- Там же есть музейная экспозиция. Я не думаю, что ее куда-то убрали. Даже не в том смысле, что есть какая-то государственная преемственность, просто это историческое здание, и вряд ли стали бы эту экспозицию размонтировать.
- А вас мальчиком водили на крейсер "Аврора"? И водили ли вы своих детей на корабль революции?
- Я детей на корабль революции не водил, но дедушка и бабушка водили. Хотя я бы с удовольствием, наверное, их туда отвел тоже. Сам был на крейсере "Аврора" несколько раз, но, скорее, это было не в детстве. Это было в школьные годы. Я был в районном комсомольском штабе. Это такие отроги коммунарского движения в начале – середине 80-х годов. Я помню, что у нас что-то происходило на "Авроре". "Аврора", которая там стоит – это не та, которая на самом деле была, она сейчас слегка бутафорская, стоит на фундаменте. А настоящей-то "Авроры" давно не существует. Это было известно уже тогда. И как-то это вносило такой диссонанс... Тем не менее, чувство причастности к истории не покидало меня, когда я шел по этой палубе.
- Илья, я в отличие от вас в прошлом году посетил крейсер "Аврора" и обнаружил, что у революции был один герой, который почему-то совершенно прошел мимо моего советского детства. Это матрос Огнев, который произвел этот самый исторический бутафорский выстрел, после которого якобы начался штурм Зимнего дворца. Как вы думаете, почему этот матрос не стал таким же знаковым героем пантеона советских людей, как, скажем, Чапаев?
- Да слишком много ярких вещей там происходило. Ведь наша память о том, как это все было, не от реального знания, а из мифологизированных картинок в учебнике истории, особенно советского времени. Там в качестве иллюстрации того, как происходил штурм Зимнего, был помещен кадр из фильма "Октябрь" Эйзенштейна. Если бы у нас в каком-нибудь фильме был этот матрос, мелькнуло бы его лицо, было бы названо его имя - вот тогда, наверное, он имел бы шанс стать не просто персонажем, а действительно героем.
- По вашему мнению, сейчас Петербург остается еще в какой-то степени советским городом, колыбелью Великой Октябрьской Социалистической Революции?
- Да, безусловно. Петербург остается Ленинградом, потому что когда мы вспоминаем о революции, когда мы вспоминаем о блокаде, мы видим, что это Ленинград или Петроград. Особенность этого места в том, что хотя и не так много исторических напластований, в сравнении с тысячелетними историями других городов, все-таки здесь короткое по историческим масштабам время включило в себя не только город трех революций, но огромное количество исторических событий. Санкт-Петербург сегодня – это Санкт-Петербург, Петербург, Петроград, Ленинград и постсоветский Петербург. Для людей, которые могут это увидеть и вычитать эти коды из пространства… Ведь человек, который просто идет по улице, видит какой-то памятник, может пройти мимо и не обратить внимания на то, что это такое, не знать, что это такое. Но все эти годы в пространстве присутствуют. Они никуда не делись. Правильно, наверное, было бы оставлять их как часть исторической памяти потомкам.
- Наша голова с детства содержит огромное количество какой-то шелухи. Я сейчас по ходу вашего разговора вспомнил стишок:
Я помню город Петроград в 17-м году.
Бежит матрос, бежит солдат,
Стреляют на ходу.
Рабочий тащит пулемет,
Сейчас он вступит в бой…
Дальше я не помню. Как вы считаете, в поколении наших с вами детей останется что-то от понимания Ленинграда, Петербурга как колыбели революции?
- У них в голове будет абсолютно другая картина, с совершенно смещенными акцентами. Потому что их мозги не будут промыты тем количеством идеологической жвачки, может быть, даже не жвачки, а каких-то очень ярких вещей, которые свалились на нас в свое время в детстве. Для них актуальны другие события. Для них гораздо менее актуальна Вторая мировая война. Мы специально, может быть, предпринимаем какие-то усилия для того, чтобы они знали, что такое блокада. Но что касается революции, тут все зависит в значительной мере от школьного учителя. Впрочем, сейчас ведь в хороших детских садах даже есть всякие занятия по краеведению. И от того, кто эти занятия проводит, тоже очень многое зависит. Но, безусловно, революция для наших детей – это что-то гораздо более далекое, гораздо менее конкретное, им совсем, наверное, непонятно, как ее оценивать. Может не быть какого-то личного отношения. Это что-то гораздо более абстрактное.
- А у вас есть это личное отношение?
- Безусловно, конечно.
- Стишок о революции или о Ленине - первое, что приходит в голову.
- Тут вы можете начинать мерить паузу. А знаете, какое стихотворение я помню о Ленине? Поэма "Лонжюмо" Вознесенского. "Ленин был из породы распиливающих, проникающих в суть вещей".
О том, как воспринимаются на личном опыте идеологемы 7 ноября сегодня, рассказывает декан факультета антропологии Европейского университета в Петербурге Илья Утехин:
- У меня есть замечательная медаль, где написано "Рожденному в Ленинграде". В то время, в 1968 году, выдавалось не только свидетельство о рождении, а еще и голубенькая (наверное, мальчикам голубенькая, а девочкам розовая) папочка. И туда вкладывалась медаль "Рожденному в Ленинграде". На этой медали я не помню точно, что изображено. Она была зеленоватого цвета, но, кажется, это был Ленин.
- А вы помните, как и где вас принимали в пионеры?
- В Разливе! Я помню шалаш. Давно я там не был, но говорят, что шалаш там до сих пор стоит.
- А Дворец пионеров?
- Дворец пионеров – Аничков дворец. В обиходе его так до сих пор и называют – Дворец пионеров, хотя теперь он называется Дворец творчества юных. Там действительно самые лучшие и интересные кружки и студии.
- Какой ваш любимый памятник Ленину в Ленинграде-Петербурге?
Ведь наша память о том, как это все было, не от реального знания, а из мифологизированных картинок в учебнике истории, особенно советского времени
- Любимый – сложно сказать. Все зависит от точки зрения. Я с интересом отношусь к архитектуре и скульптуре как к искусству и городской скульптуре. Конечно, тот памятник, который недавно подвергся нападению вандалов около Финляндского вокзала, был совершенно замечательный. Но, вы знаете, еще более замечательный в каком-то не скульптурном, а архитектурном отношении находился в Ботаническом саду, на входе - я думаю, что он там до сих пор стоит. Потому что раньше, еще в 50-е – 60-е годы там стояли памятники Ленину и Сталину. Они стояли симметрично относительно основной дорожки. Сталина убрали уже довольно давно. Я не помню, только по рассказам знаю. Но Ленин там сидит в такой замечательной позе. Он как бы встает, приподнимается со скамейки. Мы туда часто водили детей, когда они были маленькие, гулять. Кто-то из детей сказал, что дядя Ленин вытирает попку, как раз опираясь на эту скамейку. Вот это, наверное, любимый памятник, но он там в кустах стоит, не очень заметно.
- Что в Смольном сейчас происходит? Это такое государственно-российское здание? Или там есть что-то советское, от штаба революции?
- Там же есть музейная экспозиция. Я не думаю, что ее куда-то убрали. Даже не в том смысле, что есть какая-то государственная преемственность, просто это историческое здание, и вряд ли стали бы эту экспозицию размонтировать.
- А вас мальчиком водили на крейсер "Аврора"? И водили ли вы своих детей на корабль революции?
- Я детей на корабль революции не водил, но дедушка и бабушка водили. Хотя я бы с удовольствием, наверное, их туда отвел тоже. Сам был на крейсере "Аврора" несколько раз, но, скорее, это было не в детстве. Это было в школьные годы. Я был в районном комсомольском штабе. Это такие отроги коммунарского движения в начале – середине 80-х годов. Я помню, что у нас что-то происходило на "Авроре". "Аврора", которая там стоит – это не та, которая на самом деле была, она сейчас слегка бутафорская, стоит на фундаменте. А настоящей-то "Авроры" давно не существует. Это было известно уже тогда. И как-то это вносило такой диссонанс... Тем не менее, чувство причастности к истории не покидало меня, когда я шел по этой палубе.
- Илья, я в отличие от вас в прошлом году посетил крейсер "Аврора" и обнаружил, что у революции был один герой, который почему-то совершенно прошел мимо моего советского детства. Это матрос Огнев, который произвел этот самый исторический бутафорский выстрел, после которого якобы начался штурм Зимнего дворца. Как вы думаете, почему этот матрос не стал таким же знаковым героем пантеона советских людей, как, скажем, Чапаев?
- Да слишком много ярких вещей там происходило. Ведь наша память о том, как это все было, не от реального знания, а из мифологизированных картинок в учебнике истории, особенно советского времени. Там в качестве иллюстрации того, как происходил штурм Зимнего, был помещен кадр из фильма "Октябрь" Эйзенштейна. Если бы у нас в каком-нибудь фильме был этот матрос, мелькнуло бы его лицо, было бы названо его имя - вот тогда, наверное, он имел бы шанс стать не просто персонажем, а действительно героем.
- По вашему мнению, сейчас Петербург остается еще в какой-то степени советским городом, колыбелью Великой Октябрьской Социалистической Революции?
- Да, безусловно. Петербург остается Ленинградом, потому что когда мы вспоминаем о революции, когда мы вспоминаем о блокаде, мы видим, что это Ленинград или Петроград. Особенность этого места в том, что хотя и не так много исторических напластований, в сравнении с тысячелетними историями других городов, все-таки здесь короткое по историческим масштабам время включило в себя не только город трех революций, но огромное количество исторических событий. Санкт-Петербург сегодня – это Санкт-Петербург, Петербург, Петроград, Ленинград и постсоветский Петербург. Для людей, которые могут это увидеть и вычитать эти коды из пространства… Ведь человек, который просто идет по улице, видит какой-то памятник, может пройти мимо и не обратить внимания на то, что это такое, не знать, что это такое. Но все эти годы в пространстве присутствуют. Они никуда не делись. Правильно, наверное, было бы оставлять их как часть исторической памяти потомкам.
- Наша голова с детства содержит огромное количество какой-то шелухи. Я сейчас по ходу вашего разговора вспомнил стишок:
Я помню город Петроград в 17-м году.
Бежит матрос, бежит солдат,
Стреляют на ходу.
Рабочий тащит пулемет,
Сейчас он вступит в бой…
Дальше я не помню. Как вы считаете, в поколении наших с вами детей останется что-то от понимания Ленинграда, Петербурга как колыбели революции?
- У них в голове будет абсолютно другая картина, с совершенно смещенными акцентами. Потому что их мозги не будут промыты тем количеством идеологической жвачки, может быть, даже не жвачки, а каких-то очень ярких вещей, которые свалились на нас в свое время в детстве. Для них актуальны другие события. Для них гораздо менее актуальна Вторая мировая война. Мы специально, может быть, предпринимаем какие-то усилия для того, чтобы они знали, что такое блокада. Но что касается революции, тут все зависит в значительной мере от школьного учителя. Впрочем, сейчас ведь в хороших детских садах даже есть всякие занятия по краеведению. И от того, кто эти занятия проводит, тоже очень многое зависит. Но, безусловно, революция для наших детей – это что-то гораздо более далекое, гораздо менее конкретное, им совсем, наверное, непонятно, как ее оценивать. Может не быть какого-то личного отношения. Это что-то гораздо более абстрактное.
- А у вас есть это личное отношение?
- Безусловно, конечно.
- Стишок о революции или о Ленине - первое, что приходит в голову.
- Тут вы можете начинать мерить паузу. А знаете, какое стихотворение я помню о Ленине? Поэма "Лонжюмо" Вознесенского. "Ленин был из породы распиливающих, проникающих в суть вещей".
