Александр Генис: В молодости мне казалось, что Берлинская стена - как пирамида Хеопса: если не навсегда, то надолго. Что я, даже ЦРУ так считало. Тем удивительнее, что один мой знакомый, немецкий историк, великий специалист по Советскому Союзу, утверждал, что она падет задолго до того, как это случилось. Разозленные его упрямством коллеги подбили нашего эксперта доказать делом свою гипотезу. Он согласился и купил квартиру на той улице Западного Берлина, которая упирался в Стену. Квартира была по-старинному роскошной, но окна выходили на колючую проволоку. Зато в 89-м он следил за историей, не выходя из дома, который как бы переехал с опасной границы в самый центр новой и старой германской столицы.
О Берлинской Стене, о том, какой она виделась из Америки, рассказывает исторический репортаж нашего вашингтонского корреспондента Владимира Абаринова, приуроченный к 20-летию разрушения самого одиозного памятника Холодной войны.
Владимир Абаринов: Статус Берлина был самым сложным и болезненным вопросом мировой политики конца 50-х – начала 60-х годов прошлого века. Решить его союзники по антигитлеровской коалиции пытались сначала
на четырехсторонних переговорах в Женеве весной и летом 1958 года, а затем на двустороннем американо-советском саммите в июле 1961 года в Вене.
Венская встреча стала триумфом Хрущева и поражением Кеннеди. Хрущев заявил президенту США: “На силу ответим силой. Если США хотят войны, это их проблема. От США зависит, начнется война или сохранится мир”. И предупредил, что СССР подпишет мирный договор с Восточной Германией в декабре. Кеннеди ответил: “В таком случае, господин председатель, будет война. Будет холодная зима”.
Спустя месяц он получил ответ на это свое заявление. Журналист Дэниэл Шорр работал в 1961 году корреспондентом телекомпании “СBS” в Берлине.
Дэниэл Шорр: Рано утром 13 августа 1961 года меня разбудили в моем номере берлинского отеля, чтобы я пошел и посмотрел, что происходит на границе между Восточным и Западным Берлином. Мы ожидали увидеть некую попытку воспрепятствовать исходу населения из Восточной Германии, который угрожал жизнеспособности коммунистического государства. Я увидел, что восточногерманская полиция загораживает участок границы колючей проволокой, которую вскоре заменила каменная стена. Жители Западного Берлина собрались поблизости и наблюдали за происходящим с гневом и болью. Для жителей Восточного Берлина это означало, что путь к побегу отныне закрыт. Закрытие границы между секторами нарушало четырехсторонний оккупационный статус Берлина, и бургомистр западной части города Вилли Брандт потребовал от западных союзников применить танки, чтобы воспрепятствовать этому. Но реакция Запада, особенно президента Кеннеди, была осторожной. Президент ожидал осложнений, но не таких – он не думал, что Восточная Германия сама замурует себя. В то воскресенье, когда была закрыта граница с Восточным Берлином, президент, находившийся в своем доме в Хияннис-Порт, сказал, что стена, конечно, не подарок, но это чертовски лучше, чем война. А заместитель госсекретаря Фой Кёлер добавил, что восточные немцы оказали нам услугу.
Владимир Абаринов: Дэниэл Шорр говорит, конечно, о частных высказываниях, сделанных в узком кругу. В радиообращении к нации Джон Кеннеди выражался иначе.
Джон Кеннеди: Семь недель назад я вернулся из Европы, где встречался с премьером Хрущевым и другими. Его зловещее предупреждение о будущем, которое ожидает мир, его последующие речи и угрозы, которые расточают он и его подручные, а также увеличение советских военных расходов, о котором он объявил, - все это заставило администрацию провести консультации с членами НАТО. В Берлине, как вы помните, он вознамерился единым росчерком пера лишить нас, во-первых, нашего законного права на присутствие в Западном Берлине и, во-вторых, возможности исполнить наши обязательства перед двухмиллионным населением этого города. Мы не допустим этого. Я слышал, некоторые говорят, что Западный Берлин невозможно защитить военной силой. Сталинград тоже было невозможно защитить. Любое опасное место можно защитить, если это будут делать смелые люди.
Владимир Абаринов: Через два года после возведения стены Джон Кеннеди посетил Западный Берлин и обратился к жителям города со знаменитой речью Ich bin ein Berliner – “Я – берлинец” - по аналогии с латинским изречением “civis Romanus sum” - “Я – гражданин Рима”.
Джон Кеннеди: Две тысячи лет назад самым гордым утверждением было “civis Romanus sum”. Сегодня в свободном мире гордо звучит: “Ich bin ein Berliner”. Множество людей на свете то ли и впрямь не понимают, то ли делают вид, что не понимают, в чем состоит главное противоречие между свободным миром и коммунистическим. Пусть они приедут в Берлин. Кое-кто считает, что коммунизм – это будущее человечества. Пусть они приедут в Берлин. Некоторые, в Европе и в других местах, говорят: с коммунистами можно иметь дело. Пусть они приедут в Берлин. А есть даже такие, кто говорит: это правда, что коммунизм – дьявольская система, но благодаря ему мы делаем успехи в экономике. Пусть они приедут в Берлин.
Владимир Абаринов: Через 24 года после Кеннеди в Берлин приехал Рональд Рейган.
Рональд Рейган: Мы, американские президенты, приезжаем в Берлин потому, что считаем своим долгом говорить здесь о свободе. Но я должен признаться, что нас призвало сюда и нечто другое - ощущение истории в этом городе, который более чем на пятьсот лет старше нашей страны, красоты Грюнвальда и Тиргартена, а более всего - ваша отвага и решимость.
Видите ли, подобно многим президентам до меня, я приехал к вам, поскольку, куда бы я ни поехал, что бы я ни делал, - “Ich hab noch einen Koffer in Berlin”.
Владимир Абаринов: Рональд Рейган произнес по-немецки название песни Ральфа Марии Зигеля на стихи Альдо фон Пинелли “У меня остался чемодан в Берлине”, которую записала в 1951 году Марлен Дитрих.
У меня остался чемодан в Берлине
И потому я скоро туда поеду.
Прелесть прошедших лет
До сих пор хранится в моем маленьком чемодане.
Рональд Рейган: Я особо обращаю свои слова к тем, кто слушает нас в Восточной Европе: хотя я не могу быть с вами, я адресую мои слова вам точно так же, как и тем, кто стоит передо мной. Я присоединяюсь к вам, как я присоединяюсь к вашим соотечественникам на Западе, в твердой и непоколебимой вере в то, что “Es gibt nur ein Berlin” – “Есть только один Берлин”. Стоя перед Бранденбургскими воротами, каждый человек ощущает себя немцем, разделенным со своими соотечественниками. Каждый человек ощущает себя берлинцем, будучи вынужден смотреть на этот шрам. Мы слышим из Москвы много слов о новой политике реформ и открытости. Генеральный секретарь Горбачев, если Вы стремитесь к миру, если Вы хотите процветания для Советского Союза и Восточной Европы, если Вы стремитесь к либерализации, приезжайте сюда, к этим воротам! Господин Горбачев, откройте эти ворота! Господин Горбачев, снесите эту стену!
Владимир Абаринов: Когда стена, наконец, рухнула, официальный Вашингтон отреагировал сдержанно. Правительство США решило проявить политический такт по отношению к противнику в Холодной войне. Говорит Джеймс Бейкер – министр финансов и шеф аппарата Белого Дома при Рональде Рейгане и государственный секретарь в кабинете Джорджа Буша-старшего.
Джеймс Бейкер: Выдающееся достижение президента Джорджа Буша, президента номер 41, достижение, которое историки со временем будут ценить все выше – это то, что Холодная война закончилась мирно, без стенаний и потрясений. Что все произойдет именно так – в этом не было никакой уверенности. И мы отказались плясать на обломках Берлинской стены, потому что, в конце концов, исчез мир, в котором мы прожили всю свою сознательную жизнь. Все обвиняют 41-го в том, что он не проявил никаких эмоций. Господи помилуй, ну конечно же, это было огромное событие, почему ж мы его не праздновали? Да потому что он рассудил, что не стоит раздражать Горбачева и Советы, нам еще придется иметь с ними дело. Было искушение позлорадствовать. 40 лет мы вели эту войну! Но президент Буш сказал нам совершенно недвусмысленно: “Мы не будем плясать на обломках стены”.
Владимир Абаринов: В июле 2008 года в столицу единой Германии приехал кандидат Демократической партии на пост президента США Барак Обама. Его речь в Берлине называется “Мир, который не разделяют стены”.
Барак Обама: Люди мира, посмотрите на Берлин, где рухнула стена, объединился континент, и история доказала, что нет на свете преграды, которую мир не может преодолеть общими усилиями. Через шестьдесят лет после переброски по воздуху грузов в заблокированный Западный Берлин от нас вновь требуют решительных действий. В истории наступил очередной переломный момент, перед нами появились не только новые возможности, но и новые угрозы. Падение Берлинской стены принесло надежду. Но сближение народов породило и новые опасности, которые невозможно удержать границами, разделяющими государства, или океанами, разделяющими континенты. Вот почему главная опасность из тех, что стоят перед нами, заключается в возведении новых стен, которые могут отделить нас друг от друга. Не должно быть стен между старыми союзниками ни на той, ни на другой стороне Атлантики. Не должно быть стен между странами богатыми и бедными. Не должно быть стен между расами и племенами, местными и иммигрантами, христианами, мусульманами и евреями. Эти стены мы должны разрушить.
Владимир Абаринов: Берлинская стена стала чем-то вроде Вавилонской башни – символом трагической разобщенности народов. Мы и не знали, что Буш и Бейкер боялись обидеть нас. Мы бы не обиделись. Мы радовались вместе с немцами. День падения стены был великим днем свободы. Именно так называется песня группы “Пинк Флойд”, записанная в 1993 году.
