Александр Генис: Когда я учился в школе, день 23 Февраля отмечался, как 8-е Марта для мальчиков. Девочки складывались и дарили нам книжки патриотического содержания, а мы, 12-летние пацаны, не зная, как себя вести, ходили, надувшись от важности. Теперь я уже не знаю, как и что празднуют в этот день, но, так или иначе, он связан с войной, вернее – с солдатом. О том, как с ним, ветераном, обходится наша гражданская память, рассказывает сотрудник “Нью-Йорк Таймс” Каролина Александер, статья которой послужила основой для нашей сегодняшней беседы с Владимиром Гандельсманом.
Владимир Гандельсман: Пристав к берегам родного острова после десятилетнего отсутствия и участия в столь же продолжительной войне и чужеземных странствиях, наиболее известный в мировой литературе ветеран войны воскликнул:
Горе! В какую страну, к каким это людям попал я?
К диким ли, духом надменным и знать не желающим правды,
Или же к гостеприимным и с богобоязненным сердцем?
Славный Одиссей (а именно о нем речь) воспрянул ото сна и не узнал отчизну.
Одиссей пробудился лежащим
В крае отцовском своем. Совершенно его не узнал он,
Ибо давно уж там не был. Притом же окрестность покрыла
Мглою туманной Паллада Афина, чтоб не был и сам он
Узнан никем, чтоб успела ему все сказать по порядку,
Чтоб не узнали его ни жена, ни друзья, ни из граждан
Кто-либо прежде, чем он женихам не отмстит за бесстыдство.
Подобное чувство перемены мест хорошо известно ветеранам войн со времён гомеровского возвращения Одиссея 2800 лет назад. Сила этого чувства была удручающим образом продемонстрирована совсем недавно, когда военный психотерапевт, который залечивал моральные раны вернувшихся из Ирака и Афганистана солдат, открыл огонь по своим на военной базе в Техасе.
Короче говоря, вопрос, который ставит корреспондент “Нью-Йорк Таймс” Каролина Александер, звучит так: “Кто такой ветеран и как он соотносится со своей родиной и соотечественниками?”
Александр Генис: В чем же драматичность этой ситуации?
Владимир Гандельсман: Давайте вернемся к “Одиссее”. Эта великая сага – о возвращении ветерана домой, и она является наиболее долгоживущим и величайшим эпическим примером этой древней темы. Проходя нитью через всё повествование, возвращение соответствует тому, что являют нам наши дни. Одиссей возвращается во дворец, который не узнаёт и находит его заполненным молодыми людьми, не знавшими войны. Есть в древней литературе еще более трагические возвращения. Из истории той же Троянской войны. Греческая поэма “Возвращение” была создана неизвестным нам автором пяти книг, в которых описывается возвращение ветеранов Троянской войны Агамемнона, его брата Менелая, Нестора... Кстати, греческое “ностос” означает “возвращение домой” и является корневым для нашего “ностальгия”, где “алгос” означает “боль” или “печаль”.
Александр Генис: Ну, что случилось в данном случае, после Троянской войны, по возвращении, мы прекрасно знаем из трагедии Эсхила “Агамемнон”, описывающей возвращение царя в свой дворец в Аргосе, где его убивает в ванной собственная жена Клитемнестра.
Владимир Гандельсман: А “Энеида”? Она описывает подвиги ветерана Трои Энея, который после разрушения города греками вынужден обосноваться в чужой земле.
Александр Генис: Которая стала Римом.
Владимир Гандельсман: Совершенно верно. Возвращение – это тяжёлое дело, трагическое. Это проблема памяти. Проблема памяти не только и не столько тех, кто не знал войны, “племени младого, незнакомого”, которое встречает воина, но и проблема памяти того, кто вернулся. В середине поэмы Одиссей рассказывает, как и по какой причине он спускался в Аид, как там он встречался с душами своих товарищей по битвам – Агамемнона, Ахилла, Патрокла, Антилоха и Аякса. “Никто не может описать всё, что видел”, - говорит Нестор о Троянской войне, - “все наши лучшие воины там погибли”. А в Спарте воспоминания о погибших не дают покоя Менелаю, чья жена Елена и была поводом для войны. “О, как бы я желал и третью всех вещей, которые имею, довольствоваться здесь, лишь только бы друзья мои вернулись из Аида после Трои”, - говорит он.
Александр Генис: Вообще память о родной земле была основой человечности. Именно память, а не рассудок, называется у Гомера главным свойством человека...
Владимир Гандельсман: Совершенно верно. Принимая у себя спутников Одиссея, Цирцея подсыпает им “волшебного зелья / В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала”. Потери памяти об отчизне оказывается достаточно, чтобы превратить людей в свиней и загнать их в закут “с щетинистой кожей, с свиною / Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка”... Воспоминания тревожат и мучают Одиссея. Среди приютивших его в конце путешествия народа феаков он услышал исполняемую придворным певцом песню о Троянской войне и о “благородных подвигах этих бесстрашных мужей”, и, слушая, Одиссей, этот мужественный воин, “прикрыл одеждами лицо своё, устыдившись льющихся слёз”. Весьма важно, что эпическая традиция всегда останавливается на вопросе памяти об участниках сражений. В ”Илиаде” Ахилл должен сделать выбор между славой или возвращением домой живым. Погибнув в Трое, Ахилл обрёл вечную славу самого известного из всех героев той войны. Его опыт свидетельствует о том, что значительно легче воздавать почести погибшим, чем оставшимся в живых.
Александр Генис: Даже и сегодня павших чествовать проще, чем тех, кто остался в живых.
Владимир Гандельсман: Конечно, об “Одиссеях” говорить труднее, чем об “Ахиллах”. Но не стоит забывать, что Одиссей возвращается и снова уходит в странствие. Мне кажется, что он соврал, что ему вновь надо в странствие. Просто жизнь с той же подругой после 20 лет отсутствия невозможна. Как это бывало у советских мучеников ГУЛАГА... Вспоминаются строки Бродского:
Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
кому теперь в друзья ты попадешь?
Александр Генис: А я вспомнил Окуджаву:
А где же наши женщины, дружок,
Когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
А в нашем доме пахнет воровством.
Владимир Гандельсман: И все это вариации на тему “Одиссеи”. Предполагается, что вернувшийся с войны состарится вместе с нами, подобно Нестору, в чьё время одновременно с ним ушло и его поколение. В наше время послевоенное поколение уже видело ветеранов двух мировых, Корейской, Вьетнамской, войны в Персидском заливе, Афганской и Иракской войн, и всё ещё имеет шанс, к несчастью, повидать ветеранов бог знает ещё каких войн. По мере ухода всё дальше в историю войн более ранних, стушёвываются их участники и церемонии их чествования. Они становятся как-то более грустными.
Александр Генис: Как же не забыть всех переживших свою войну? Как восстановить институт памяти?
Владимир Гандельсман: Я думаю, что восстановить его невозможно, но некоторые правила могут быть найдены в тех же эпических произведениях у всё того же эпического Нестора и рассказчика. “В моё седое время я окружён был лучшими людьми, чем вы сейчас”, - говорит он. Это не рецепт, Нестор знает, что только он сохранил подлинную память о былом. Сегодня подобная память нечаста, равно как и готовая внимать ей аудитория, и началось это не вчера. В наше время рассказы ветеранов хранятся более в книгах и в фильмах, нежели в их устных изложениях перед внимающей им публикой. Корреспондент “Нью-Йорк Тамс” Каролина Александер говорит: “Не дать этому наследию исчезнуть есть наш гражданский долг”. А я вспоминаю строки из уже процитированного стихотворения Бродского “Воротишься на родину...”, которые дают разрешение этой проблемы в неожиданном ракурсе, быть может, недоступном рядовому человеку, но оттого не менее философском и мудром:
Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.
