Правозащитники, журналисты, представители религиозных организаций в России все чаще становятся жертвами неправомерного применения к ним антиэкстрамистского законодательства - это констатировали эксперты информационно-аналитического центра СОВА. Сегодня в Москве они представили доклад, в котором приведены данные, свидетельствующие о расширении кампании по ограничению свободы совести с использованием так называемых антиэкстремистских инструментов.
По мнению экспертов, с точки зрения применения антиэкстремистского законодательства в России сложилась довольно парадоксальная ситуация. С одной стороны, правозащитники и исследователи наблюдают заметное сокращение числа жертв расистского и неонацистски мотивированного насилия. Впервые за шесть лет. Не в последнюю очередь это заслуга правоохранительных органов, которые, по словам сотрудников информационно-аналитического центра СОВА, во второй половине 2008-го и в 2009 году ликвидировали крупнейшие и наиболее агрессивные ультраправые группировки в московском регионе.
В то же время растет число людей, которых, как считают правозащитники, привлекают к ответственности за экстремизм незаконно. И сегодня уже можно говорить о масштабной кампании по ограничению свободы совести с использованием антиэкстремистских инструментов.
- В то время как одни успешно ловят группировки, которые совершают тяжелые насильственные преступления, другие отрабатывают, так сказать, иные направления антиэкстремистского законодательства. Существует такая бюрократическая инерция, что ли: если есть отчетность по применению этого законодательства, значит эта отчетность должна нарастать или, по крайней мере, не убывать. Легкий способ пополнять эту отчетность - например, взяться за "Свидетелей Иеговы" - говорит директор информационно-аналитического центра СОВА Александр Верховский.
Эксперты неоднократно обращали внимание на то, что антиэкстремистское законодательство написано таким образом, что привлечь к ответственности за разжигание ненависти и вражды при желании можно кого угодно. Само понятие "экстремизм" до сих пор не имеет четкого правового определения и поэтому иногда допускает излишне вольное трактование. Заместитель директора информационно-аналитического центра СОВА Галина Кожевникова говорит о том, что закон о противодействии экстремистской деятельности очень широко сформулирован, его надо сужать:
- Закон надо переориентировать на особо опасные, общественно опасные преступления. Все остальные механизмы являются дополнительными, и они в известной степени избыточны.
Впрочем, по словам Александра Верховского, представители российских правоохранительных органов умудряются привлекать к ответственности за экстремизм и в том случае, когда деяния никак не попадают под определение экстремизма, даже с учетом представленной в законе формулировки, позволяющей широкое толкование:
- Проблема и в законе, и в применении. Определение "экстремизма" в законе о противодействии экстремизму заведомо шире любых необходимых пределов. Но даже этот очень "широкий" закон, по которому, как некоторым кажется, можно вообще кого угодно привлечь, умудряются нарушать. Находят признаки определения "экстремизма" там, где их невозможно усмотреть. Самый яркий пример – это запрет Национал-большевистской партии. В суде рассматривались три эпизода, ни один из которых не годился в качестве основания для запрета партии. В одном случае некое деяние совершили люди, давно в партии не состоявшиеся. По двум другим эпизодам рассмотрение было, но без вынесения какого бы то ни было приговора. Выяснилось, что ничего не было, но партию все-таки запретили.
Член Общественной палаты России, директор Московского бюро по правам человека Александр Брод считает, что законодателям следует отказаться от такого определения, как экстремизм, и оперировать другой терминологией:
- Я и мои коллеги предлагали этот термин не вводить, поскольку он политологический, а не юридический, и в международно-правовых нормах действуют другие понятия: "расизм", "дискриминация", "антисемитизм", "ксенофобия", "исламофобия" и так далее. К сожалению, антиэкстремистское законодательство зачастую используется для ограничения прав независимых журналистов, правозащитников, оппозиционных политиков, и примеров этому много.
Говоря о тенденциях в применении антиэкстремистского законодательства в России, директор информационно-аналитического центра СОВА Александр Верховский отметил, что у правозащитников появились и поводы для оптимизма:
- Раньше существовала популярная практика задерживать разнообразных общественных активистов, снимать их с поездов только за то, что они состоят в неких "списках подозрительных лиц". Сейчас такого практически нет. Я надеюсь, что и в этом году произойдут какие-то позитивные перемены. Есть, скажем, бесконечно разрастающийся список запрещенных экстремистских материалов. На прошлой неделе я слышал от представителя Генеральной прокуратуры, что было принято решение о пересмотре подхода к этому вопросу: материал теперь будут запрещать только в случаях, когда есть реальный шанс его широкого распространения. Будет ли это благое пожелание реализовано, трудно сказать.
В то время как правозащитники и исследователи говорят об избыточности антиэкстремистского законодательства в России, в Московской городской думе готовится законопроект, предполагающий, в частности, усиление уголовной ответственности за преступления, совершенные на почве ксенофобии.
По мнению экспертов, с точки зрения применения антиэкстремистского законодательства в России сложилась довольно парадоксальная ситуация. С одной стороны, правозащитники и исследователи наблюдают заметное сокращение числа жертв расистского и неонацистски мотивированного насилия. Впервые за шесть лет. Не в последнюю очередь это заслуга правоохранительных органов, которые, по словам сотрудников информационно-аналитического центра СОВА, во второй половине 2008-го и в 2009 году ликвидировали крупнейшие и наиболее агрессивные ультраправые группировки в московском регионе.
В то же время растет число людей, которых, как считают правозащитники, привлекают к ответственности за экстремизм незаконно. И сегодня уже можно говорить о масштабной кампании по ограничению свободы совести с использованием антиэкстремистских инструментов.
- В то время как одни успешно ловят группировки, которые совершают тяжелые насильственные преступления, другие отрабатывают, так сказать, иные направления антиэкстремистского законодательства. Существует такая бюрократическая инерция, что ли: если есть отчетность по применению этого законодательства, значит эта отчетность должна нарастать или, по крайней мере, не убывать. Легкий способ пополнять эту отчетность - например, взяться за "Свидетелей Иеговы" - говорит директор информационно-аналитического центра СОВА Александр Верховский.
Эксперты неоднократно обращали внимание на то, что антиэкстремистское законодательство написано таким образом, что привлечь к ответственности за разжигание ненависти и вражды при желании можно кого угодно. Само понятие "экстремизм" до сих пор не имеет четкого правового определения и поэтому иногда допускает излишне вольное трактование. Заместитель директора информационно-аналитического центра СОВА Галина Кожевникова говорит о том, что закон о противодействии экстремистской деятельности очень широко сформулирован, его надо сужать:
- Закон надо переориентировать на особо опасные, общественно опасные преступления. Все остальные механизмы являются дополнительными, и они в известной степени избыточны.
Впрочем, по словам Александра Верховского, представители российских правоохранительных органов умудряются привлекать к ответственности за экстремизм и в том случае, когда деяния никак не попадают под определение экстремизма, даже с учетом представленной в законе формулировки, позволяющей широкое толкование:
- Проблема и в законе, и в применении. Определение "экстремизма" в законе о противодействии экстремизму заведомо шире любых необходимых пределов. Но даже этот очень "широкий" закон, по которому, как некоторым кажется, можно вообще кого угодно привлечь, умудряются нарушать. Находят признаки определения "экстремизма" там, где их невозможно усмотреть. Самый яркий пример – это запрет Национал-большевистской партии. В суде рассматривались три эпизода, ни один из которых не годился в качестве основания для запрета партии. В одном случае некое деяние совершили люди, давно в партии не состоявшиеся. По двум другим эпизодам рассмотрение было, но без вынесения какого бы то ни было приговора. Выяснилось, что ничего не было, но партию все-таки запретили.
Член Общественной палаты России, директор Московского бюро по правам человека Александр Брод считает, что законодателям следует отказаться от такого определения, как экстремизм, и оперировать другой терминологией:
- Я и мои коллеги предлагали этот термин не вводить, поскольку он политологический, а не юридический, и в международно-правовых нормах действуют другие понятия: "расизм", "дискриминация", "антисемитизм", "ксенофобия", "исламофобия" и так далее. К сожалению, антиэкстремистское законодательство зачастую используется для ограничения прав независимых журналистов, правозащитников, оппозиционных политиков, и примеров этому много.
Говоря о тенденциях в применении антиэкстремистского законодательства в России, директор информационно-аналитического центра СОВА Александр Верховский отметил, что у правозащитников появились и поводы для оптимизма:
- Раньше существовала популярная практика задерживать разнообразных общественных активистов, снимать их с поездов только за то, что они состоят в неких "списках подозрительных лиц". Сейчас такого практически нет. Я надеюсь, что и в этом году произойдут какие-то позитивные перемены. Есть, скажем, бесконечно разрастающийся список запрещенных экстремистских материалов. На прошлой неделе я слышал от представителя Генеральной прокуратуры, что было принято решение о пересмотре подхода к этому вопросу: материал теперь будут запрещать только в случаях, когда есть реальный шанс его широкого распространения. Будет ли это благое пожелание реализовано, трудно сказать.
В то время как правозащитники и исследователи говорят об избыточности антиэкстремистского законодательства в России, в Московской городской думе готовится законопроект, предполагающий, в частности, усиление уголовной ответственности за преступления, совершенные на почве ксенофобии.
