Александр Генис: Сегодня наша рубрика “Картинки с выставки” отправится в Китайский институт Нью-Йорка, где проходит редкая и интересная выставка, посвященная Конфуцию.
Большая часть этой экспозиции попала в Нью-Йорк из Китая, из родового поместья Конфуция в Цюйфу, где жили потомки мудреца вплоть до 77-го поколения. В Культурную революцию мемориал подвергся варварскому нападению, было уничтожено 6000 объектов, но и то, что сохранилось, производит величественное впечатление.
Прежде всего, это – традиционный портрет Конфуция. Согласно изобразительному канону, он, как Сократ, был уродлив – с лицом, как горы, с огромным для китайцев носом, не по-азиатски широкими глазами и редкой бородой. Обладатель грубой и незабываемой внешности, Конфуций оставил самое мягкое учение в философии Китая, и выставка помогает его лучше понять. Из памятников того далекого времени здесь стоят каменные и бронзовые (для высшей знати) колокола. Чтобы разобраться в делах того или иного государства в раздробленном Китае, Конфуций слушал церемониальную музыку. В ней он искал гармонию, учить которой и было его делом.
Мудрость Конфуция не в системе запретов и наставлений, а в гибкой реакции на ситуацию и личность. Его слово соответствует человеку. Оно не давит, а указует. Зная об ограниченности речи, он и не пытается сказать самого главного.
Духовный урок - в примере, в терпимости, в доброжелательности. Совет учителя лишь помогает вслушаться в себя, приблизиться к себе. Мир подвержен постоянным изменениям, и человеку надлежит быть свободным от тяжелой узды неменяющегося закона.
Антитеза закону - ритуал. Участие в нем исключает насилие. Это - добровольная ноша. Она не тяготит, а радует. Прообраз связанного не законом, а ритуалом мира - семья. Высшее выражение ритуала - порядок. Так мы переводим бесконечно богатое смыслами слово, обозначаемое китайским иероглифом “ли”. В отличие от аристотелевской традиции, требующей искать порядка в наших ментальных конструкциях, китайский порядок связан с внутренней структурой самих вещей. Он не привносится извне - ни божественной волей, ни человеческим произволом. “Ли” - изначально присутствует в мире. Наша задача - дать ему самораскрыться, не мешать порядку проявить себя сквозь нас.
Упорядоченная жизнь естественна. Она не требует государственного насилия. Порядок вообще ничего не требует, он только дает - дает жизни сложиться так, как ей свойственно, позволяя каждому занять свое место, предназначенное ему его собственным естеством.
Одной из иллюстраций этой вполне практичной философии на выставке служит живописный свиток династии Минь. На нем Конфуций демонстрирует князю правильное устройство налоговой системы. Для этого он сконструировал особое ведро. Оно переворачивается, будучи и пустым, и полным. Лишь наполненное наполовину, оно достигает устойчивости.
Только методом проб и ошибок, как бы говорит Конфуций, мы учимся не отклоняться в сторону от среднего пути: “Всякий может достичь излишка, ибо мимо стрелять легко”.
А теперь мы продолжим наш разговор о Конфуции с Соломоном Волковым. Соломон, китайская тема в Нью-Йорке необычайно популярна, потому что Нью-Йорк стал евразийским городом - здесь очень много азиатских выставок, здесь очень богатая коллекция азиатской живописи. Что происходит с китайской музыкой и, вообще, с азиатским влиянием в этой области?
Соломон Волков: В подтверждение вашего соображения об авторитете, которым Конфуций и конфуцианство пользуются в современной Америке, во всяком случае, у американских интеллектуалов, я могу предложить фрагмент из очень любопытного сочинения, Симфонии номер 5 Филипа Гласса, нью-йоркского композитора, ведущего представителя минимализма в музыке. Глассу к 2000 году, в ознаменование перехода к следующему тысячелетию, Зальцбургский фестиваль в Австрии заказал большое произведение, симфонию, и ответом на этот заказ стала Симфония номер 5 Гласса. Он там использовал священные философские тексты, он взял их из индийской философии, это Веды, там был задействован у него Коран, Ветхий Завет, то есть там тексты были и из санскрита, и из древнееврейского, и из древнегреческого, и из арабского, и из японского. И - китайский фрагмент. Не сам Конфуций, но, безусловно, конфуцианский текст его косвенного ученика, он был учеником внука Конфуция. Этот человек - Мэн-Цзы.
Александр Генис: Конечно, он основал неоконфуцианство, так называемое, которое именно в этой форме и существует сегодня.
Соломон Волков: То есть это приблизительно через сто с лишним лет после смерти Конфуция (поскольку все эти цифры весьма условны), то есть где-то с 370 по 290 год до Рождества Христова. И текст вот этого Мэн-Цзы Гласс использовал для части своей симфонии под названием “Сострадание”. Там взят такой фрагмент, в переводе на английский язык звучащий приблизительно так: “все люди обладают сердцем, не позволяющим им спокойно взирать на страдания других людей”. Вот такая, довольно пресная, но содержательная идея, которую Гласс озвучил в типичном для него минималистском стиле. Венским радиооркестром и Венгерским хором дирижирует американский дирижер Деннис Рассел Дэвис.
Другим сочинением, которое мы можем связать с комплексом конфуцианских или неоконфуцианских идей, является известное сочинение китайско-американского композитора, он тоже живет в Нью-Йорке – Тан Дуна. Тан Дун на сегодняшний день, может быть, самый популярный китайский композитор. И тот факт, что он живет при этом в Нью-Йорке, довольно показателен. И одним из популярных его сочинений является так называемая “Опера духов” для струнного квартета и китайского народного инструмента по имени пипа, на которой лучше всех играет всемирно известная исполнительница Ву Ман (тоже, по-моему, большую часть своего времени проводящая в Нью-Йорке), и, кроме всех прочих своих достоинств (она выдающийся виртуоз), она также еще очень красивая женщина. И вот в этой “Опере духов” Тан Дун попытался совместить традиционные китайские музыкальные элементы с какими-то европейскими полуавангардистскими приемами. И для меня в этом сочинении очень интересна такая условная жестикуляция музыкальная, которая роднит ее с Пекинской оперой - очень стилизованное зрелище, которое я впервые увидел еще в Советском Союзе. Когда Советский Союз и Китай дружили, Пекинская опера довольно регулярно навещала Советский Союз, и вот тогда я впервые ее увидел, и это произвело на меня незабываемое впечатление. Кстати, в Нью-Йорк Пекинская опера наведывается значительно реже. Но вот Тан Дун ассимилировал эти элементы, и по ним можно судить о том ритуальном музыкальном звучании, которое типично для традиционного китайского мышления.
Но не все уж так серьезно и глубокомысленно, и наши музыкальные иллюстрации к теме конфуцианства мы завершим политически некорректным фрагментом в опере Пуччини “Турандот” на условно китайский сюжет. Как известно, эта сказка была в свое время написана Карло Гоцци, великим итальянским драматургом, и это известная история о том, как принц Калиф влюбляется в принцессу Турандот, она очень жестокосердая, но, в конце концов, он добивается ее руки, проходя через всевозможные препятствия. И вот там есть, среди прочих, три гротескных персонажа – Пинг, Панг и Понг. Один из них - великий советник, другой - великий прорицатель, а третий - великий повар (китайский, конечно). И это такая, можно сказать, издёвка, а можно сказать, что просто усмешка по поводу таких традиционных китайских ролей, о которых вы говорили: советник, прорицатель и к ним еще присоединен повар.
Александр Генис: Кроме всего прочего, повар - это философская работа в Китае.
Соломон Волков: Сейчас уже, боюсь, ни один композитор так трактовать китайских мудрецов не осмелился бы, это было бы, как я уде сказал, абсолютно политически некорректным, но поскольку Пуччини умер в 1924 году, оставив эту оперу незавершенной (за него это сделали другие), ему это сошло с рук. А мы послушаем этот фрагмент.
