В Харькове довольно много людей с зелеными ленточками, особенно в центре. По опросам, более двух третей харьковчан относятся к вырубке отрицательно. Того, кто в курсе дела – как безо всяких процедур и согласований, получив полмиллиарда на «Евро-2012», нарушая все возможные правила, беспредельничая вплоть до уголовных преступлений (спиливание деревьев с находящимися на них людьми), харьковское начальство «освобождало землю», – больше всего беспокоит этот стремительный нахрап, так характерный для нынешней украинской власти вообще.
Ситуацию вокруг Лесопарка мониторят множество сообществ, профессиональных и просто гражданских, например: Kharkov forest, Дорожная карта, Харьковская правозащитная группа, группы в ФБ и ЖЖ. Двух защитников парка, которых суд верноподданнически засунул за решетку, Amnesty International объявила «узниками совести». Это первые украинцы-узники совести с 2004 года.
Позавчера мама позвонила, плачет: в ее дворе вырубили все деревья. Теперь свалка и грунтовка оказались прямо перед окнами. ЖЭК хладнокровно сообщил, что «Кернес (это харьковский и.о. мэра, который за кадром говорил Добкину, что ему денег никто не даст) сказал, чтобы навели порядок». Теперь между свалкой и грунтовкой сделают клумбу. Клумба – очень полезная вещь, в нее можно много бюджетных денег вваливать, из года в год. Не то что бесплатные деревья. Но я не верю в клумбу – наверное, построят в конечном итоге что-нибудь. «Земелька». Уплотнят.
Большая часть людей при этом даже из окон не выглядывали. Свалка, грунтовка… Говорят, что 3Д телевизоры станут покупать, когда начнется 3Д-вещание спорта и порно. Наверное, ждали…
Прошлый раз меня упрекнули за упоминание Тараса Прохасько, писателя-ботаника и лесовода. Так я вам целое эссе его перевел (из книги «Декамерон», Харьков: КСД, 2010), пока вы ждете начала вещания 3Д-порно и 3Д-спорта. Пока к вашим дворам подбираются боевики Кернеса (или кто там у вас за главного?) с бензопилами.
Один из моих довольно отдаленных по крови и времени, но очень тесно вплетенных в жизнь семьи родственников всегда помнил важнейшее житейское мамино наставление. Никогда не лезь в политику – так завещала мама. Дядя Осип родился в Мариямполе. Папа был мельником и украинцем. Мама – полькой и римо-католичкой. В том городке это было нормально, и хотя некоторым образом касалось политики, решалось очень просто. Мальчики шли за папой, девочки – за мамой, в одной семье сосуществовали две конфессии, две национальности, две истории.
Осип лезть в политику не хотел и начал изучать медицину, как нечто самое нейтральное и универсальное. Был студентом во Львове, когда началась Первая мировая война. Дальше – никакой политики, потому что политикой стало все. Даже врачи перестали быть просто врачами, потому что хоть раз помогали тем или другим, не тем, кому надо, врачебные поступки утратили этическую стерильность, получили признаки мировоззренческого выбора, что однозначно превращалось в чистую политику.
Дядя Осип стал офицером Украинской Галицкой Армии. Офицером-медиком, служил на одном из ЗУНРовских поездов-госпиталей. Имел несколько отличий. После украинско-польской войны был интернирован в спецлагерь. Медицинское образование вынужден был заканчивать в Праге. Вернувшись в конце концов в Станиславов, обязан был сдать унизительный экзамен, который польское государство придумало для подтверждения непольских дипломов. Но он знал, что должен быть вне политики. Начал удачно практиковать. Выдерживал давление польских коллег как конкурент-украинец. Участвовал в жизни украинской профессиональной организации (в 1939 году это оказалось весьма серьезным политическим преступлением), тяжело работал. До собственного дома доработался в 1938 году. Вскоре тот перестал быть собственным, еще и добавил обвинений. Чтобы как-то оправдаться – хотя на самом деле выбора не было, – в 1944 он сдал деньги на производство одного советского танка, что было немало.
Однако в 1945 его арестовали. Как-то очень подло. Пришли ночью, звали к роженице, он не отказался, взял все причиндалы…
За тюремный год он, кажется, так и не понял, что происходит. Сидел в камерах политической полиции, никогда не имея к политике никакого отношения, избегая ее изо дня в день. Скорее всего, он действительно так держался маминого завета, что совершенно не мог пригодиться ни в какой комбинации. Через год его точно так же неожиданно отпустили. Потом он даже не подпадал под категорию репрессированного.
Хотя за следующее десятилетие дядя Осип ни разу не вышел из дома. Может, именно так должна выглядеть та настоящая дистанция.
Ситуацию вокруг Лесопарка мониторят множество сообществ, профессиональных и просто гражданских, например: Kharkov forest, Дорожная карта, Харьковская правозащитная группа, группы в ФБ и ЖЖ. Двух защитников парка, которых суд верноподданнически засунул за решетку, Amnesty International объявила «узниками совести». Это первые украинцы-узники совести с 2004 года.
Позавчера мама позвонила, плачет: в ее дворе вырубили все деревья. Теперь свалка и грунтовка оказались прямо перед окнами. ЖЭК хладнокровно сообщил, что «Кернес (это харьковский и.о. мэра, который за кадром говорил Добкину, что ему денег никто не даст) сказал, чтобы навели порядок». Теперь между свалкой и грунтовкой сделают клумбу. Клумба – очень полезная вещь, в нее можно много бюджетных денег вваливать, из года в год. Не то что бесплатные деревья. Но я не верю в клумбу – наверное, построят в конечном итоге что-нибудь. «Земелька». Уплотнят.
Большая часть людей при этом даже из окон не выглядывали. Свалка, грунтовка… Говорят, что 3Д телевизоры станут покупать, когда начнется 3Д-вещание спорта и порно. Наверное, ждали…
Прошлый раз меня упрекнули за упоминание Тараса Прохасько, писателя-ботаника и лесовода. Так я вам целое эссе его перевел (из книги «Декамерон», Харьков: КСД, 2010), пока вы ждете начала вещания 3Д-порно и 3Д-спорта. Пока к вашим дворам подбираются боевики Кернеса (или кто там у вас за главного?) с бензопилами.
Далеко от политики
Один из моих довольно отдаленных по крови и времени, но очень тесно вплетенных в жизнь семьи родственников всегда помнил важнейшее житейское мамино наставление. Никогда не лезь в политику – так завещала мама. Дядя Осип родился в Мариямполе. Папа был мельником и украинцем. Мама – полькой и римо-католичкой. В том городке это было нормально, и хотя некоторым образом касалось политики, решалось очень просто. Мальчики шли за папой, девочки – за мамой, в одной семье сосуществовали две конфессии, две национальности, две истории.
Осип лезть в политику не хотел и начал изучать медицину, как нечто самое нейтральное и универсальное. Был студентом во Львове, когда началась Первая мировая война. Дальше – никакой политики, потому что политикой стало все. Даже врачи перестали быть просто врачами, потому что хоть раз помогали тем или другим, не тем, кому надо, врачебные поступки утратили этическую стерильность, получили признаки мировоззренческого выбора, что однозначно превращалось в чистую политику.
Дядя Осип стал офицером Украинской Галицкой Армии. Офицером-медиком, служил на одном из ЗУНРовских поездов-госпиталей. Имел несколько отличий. После украинско-польской войны был интернирован в спецлагерь. Медицинское образование вынужден был заканчивать в Праге. Вернувшись в конце концов в Станиславов, обязан был сдать унизительный экзамен, который польское государство придумало для подтверждения непольских дипломов. Но он знал, что должен быть вне политики. Начал удачно практиковать. Выдерживал давление польских коллег как конкурент-украинец. Участвовал в жизни украинской профессиональной организации (в 1939 году это оказалось весьма серьезным политическим преступлением), тяжело работал. До собственного дома доработался в 1938 году. Вскоре тот перестал быть собственным, еще и добавил обвинений. Чтобы как-то оправдаться – хотя на самом деле выбора не было, – в 1944 он сдал деньги на производство одного советского танка, что было немало.
Однако в 1945 его арестовали. Как-то очень подло. Пришли ночью, звали к роженице, он не отказался, взял все причиндалы…
За тюремный год он, кажется, так и не понял, что происходит. Сидел в камерах политической полиции, никогда не имея к политике никакого отношения, избегая ее изо дня в день. Скорее всего, он действительно так держался маминого завета, что совершенно не мог пригодиться ни в какой комбинации. Через год его точно так же неожиданно отпустили. Потом он даже не подпадал под категорию репрессированного.
Хотя за следующее десятилетие дядя Осип ни разу не вышел из дома. Может, именно так должна выглядеть та настоящая дистанция.
