Александр Генис: Вторую часть ''Американского часа'' откроет рубрика ''Музыкальное приношение'' Соломона Волкова. Соломон, что входит в ваше ''Музыкальное приношение'' сегодня?
Соломон Волков: В сентябре исполняется 85 лет со дня рождения выдающегося российского композитора Бориса Александровича Чайковского - он родился в 1925 году и умер в 1996. Чайковского время от времени исполняют в США, и сравнительно не так давно здесь играли его Виолончельный концерт, но я убежден в том, что он звучит в наши дни гораздо реже того, чем он заслуживает, потому что он был крупной, своеобразной, ни на кого не похожей фигурой, он всегда стоял особняком в ряду других композиторов. И это был композитор, который поддерживал не только высокие профессиональные нормы, но также и высокие моральные критерии - он был очень честным, очень достойным человеком и сочинял очень неожиданную музыку. Мы показывали отрывок из его цикла на слова Иосифа Бродского.
Александр Генис: Причем, это было написано давно, в советские времена еще.
Соломон Волков: Он первым обратил внимание на стихи тогда еще совсем молодого Иосифа Бродского. А сегодня я хотел показать тоже очень своеобразное сочинение Бориса Чайковского. Он в последние годы перед смертью увлекся английской литературой, читал, например, Олдоса Хаксли, очень погрузился в ''Потерянный рай'' Милтона. И, в частности, заинтересовался поэзией Редьярда Киплинга.
Александр Генис: Вот такой вам анекдот из жизни. Мой брат служил в армии, это был 1968 год, как раз, когда в Чехию вступали войска, очень тревожное время было. И он мне рассказывал, что у них в части, это было под Ленинградом, разучили в качестве строевой песни песню на стихи Киплинга ''Пыль, пыль, пыль из под шагающих сапог''. По-моему, это экзотический анекдот.
Соломон Волков: А Чайковский начал писать целый цикл, закончил только два фрагмента ''Из Киплинга'' - так этот цикл назвался. И этот фрагмент ''На далекой Амазонке'', который я сегодня хочу показать, это редкий пример произведения для меццо-сопрано и альта. Выпустил его лейбл ''Токката Классикc''. Очень кстати это название, потому что и этот номер - редкая токката в вокальной музыке. Вы знаете, конечно, популярную песню Виктора Берковского на этот же самый текст - ''На далекой Амазонке'' - в переводе Самуила Маршака, но я предпочитаю интерпретацию Бориса Чайковского, она гораздо более неожиданная и, как мне кажется, гораздо лучше соответствует пожеланиям и духу Редьярда Киплинга. Исполняют Светлана Николаева и альтист Лев Серов - вот такое неожиданное сочетание. А текст, который очень оказался полезным и информативным, к этому диску написали Юрий Абдуков и Петр Климов.
Еще один юбилей, который мы отмечаем в сентябре, это 75-летие выдающегося эстонского композитора Арво Пярта, который очень часто звучит в Нью-Йорке — наверное, не проходит и недели, чтобы какой-нибудь опус Пярта здесь не был бы исполнен. И среди знатоков современной музыки Пярт - одна из самых уважаемых и почитаемых фигур. Он, вдобавок, еще и центральная фигура в современном ренессансе духовной музыки.
Александр Генис: Это очень любопытное явление. Ведь духовное искусство исчезло давным-давно, мы уже давно не наслаждаемся искусством проповеди, правда? А ведь когда-то, в 17-м веке, проповедь и была главным искусством, это было самое массовое искусство. И именно в музыке это сохранилось, вся мистика искусства, я бы сказал, перешла сюда.
Соломон Волков: Это ведь очень трудная задача. Еще Стравинский жаловался на то, что современному композитору больше невозможно так напрямую обращаться к Создателю, как это делал когда-то в простоте своей и наивности великий Иоганн Себастьян Бах.
Александр Генис: Который посвятил все свои сочинения Господу Богу. Не жене, не другу, а Господу Богу.
Соломон Волков: А как это сделать сейчас? Это тот подвиг, на который только некоторые, такие как Арво Пярт, способны. И мне кажется, что одна из возможных разгадок его успеха на этом труднейшем поприще заключается в том, что его религиозность не показная, а она как бы глубоко личностная. То есть это не просто религиозность проповедника, как творческой фигуры (хотя, конечно же, и такие функции Арво Пярт исполняет), но мне кажется, что и в сочинениях, которые являются по сути своей интимными, домашними, тоже проступает не показная его религиозность. И прекрасным примером этого является чудесная маленькая фортепьянная пьеса, написанная им в 1977 году - ''Вариации на выздоровление Аринушки'' (это его дочка). И вот то умиление, которое звучит в этом опусе и которое буквально заставляет светиться каждую ноту этого произведения, вот это, мне кажется, и показывает, какова природа настоящей религиозности Арво Пярта. Эту замечательную пьессу исполняет Алексей Любимов.
Александр Генис: ''Музыкальный мир Бродского''.
Соломон Волков: Когда мы говорим о взаимоотношениях крупных творческих фигур-не музыкантов с музыкой, то неизбежно оказывается, что какую-то музыку они любят, понимают и находят в ней какой-то очень нужный им витамин, а какую-то музыку они ненавидят. Причем очень часто это именно та музыка, которая нам с вами, Саша, очень нравится. Так происходит, когда мы с вами говорим о музыкальных вкусах Льва Толстого, и такова же ситуация с музыкальными предпочтениями Бродского.
Александр Генис: Вы знаете, в принципе, вкусы Бродского меня устраивают - ему нравилась музыка 18-го века, ему нравилась полифония, ему нравились Бах, Гайдн, Моцарт.
Соломон Волков: Но ему не нравился Шостакович.
Александр Генис: Это как раз поразительно, потому что, на мой взгляд, Шостакович ближе всего к его творчеству.
Соломон Волков: Мы еще об этом обязательно поговорим.
Александр Генис: Но ему не нравится Чайковский. С этим я могу как раз согласиться.
Соломон Волков: Вот я категорически этого не принимал и много с ним на эту тему спорил. И еще я спорил по поводу его нелюбви к Мусоргскому, что для меня было довольно удивительным. Он мне как-то позвонил, там о других вещах шел разговор, и заметил, что вот ему предлагают перевести либретто к ''Хованщине'' Мусоргского на английский язык. Он говорит: ''Вообще вся эта идея это бред, и либретто ''Хованщины'' - бред''. И музыка Мусоргского, подразумевалось, тоже бред. Потому что, если ему не нравилась музыка Мусоргского, то либретто, которые он написал, которое я считаю великим либретто, ему все это вместе взятое казалось бредом. И переубеждать его на самом деле было абсолютно бесполезно.
Александр Генис: Можно догадаться, почему Бродский отказался от такого лестного и замечательного предложения. Ведь действительно ''Хованщина'', если уж кого-то и знают за границей из русских композиторов, то, в первую очередь - Мусоргского.
Соломон Волков: И Бродский, с его любовью к архаике и пониманием того, как все это звучит...
Александр Генис: Он мог бы это сделать потрясающе.
Соломон Волков: Это жалко.
Александр Генис: Но я могу понять, почему он не хотел быть специфически русским автором. Вот посмотрите, как со Стравинским произошло. Стравинский ведь прославится своими русскими опусами, а потом в Америке он стал классиком. Он не хотел быть специфически русским композитором, и Бродский не хотел быть специфически русским поэтом.
Соломон Волков: Вы знаете, вот тот отрывок, который я сейчас хочу показать, это вступление к опере ''Хованщина'', мне все-таки очень жаль, что Бродский так и не сделал этого перевода. И знаете, почему? Потому что Мусоргский это такой же модернист, каким был Бродский, по сути своей. И если бы Бродский осуществил этот перевод, то вот эти два модерниста подали бы друг другу руки через столетия, и результат мог бы быть феноменальным.
