Я совершенно не удивлен, что в России про наш Майдан 2.0 молчат в тряпочку. Собственно, о нем и у нас пытались молчать, покуда веб-сообщество (откуда 2.0 в обозначении) не вывело его во все возможные сетевые топы (включая digg -- на данный момент событие остается на первом месте в upcoming). Ну, сейчас немного и неохотно поговаривают. СМИ ведь гораздо проще лечь и притвориться мертвенькими -- денег все равно особо не платят, так хоть работать не надо. Да и не только СМИ, в общем-то.
Что произошло, вкратце. На День Свободы (ага, у нас есть такой праздник, причем как раз в память о Майдане, как-то его недосуг отменить было), когда Янукович умчался вымаливать у ЕС "план действий для того, чтобы с нами начали разговаривать о возможности безвизового режима", предприниматели устроили в Киеве митинг под 100.000 человек. Официальные оценки дают 10.000. Хорошо, пусть будет 50.000. Они съехались со всей страны -- от Донецка до Закарпатья, благо география позволяет это сделать. Десятки автобусов в Киев не пустили, но акция удалась. История с налоговым кодексом не закончена. Вот впечатляющее видео со вчерашних событий. Вот еще, еще и еще. Множество фото и видео -- здесь.
Чего хочет власть? Тотальной и окончательной криминализации. Чтобы всякая деятельность (скоро -- уже и физиологическая, прямо по Фуко) напрямую оказывалась преступлением. И ты мог жить только при условии, что слушаешься тех, кого власть над тобой поставила, и вовремя заносишь им деньги. Иначе -- тюрьма. Ну или сдохни сразу.
Предыстория Майдана 2.0 лучше всего изложена Сергеем Жаданом в новом романе "Ворошиловград". Вот коротенький отрывок в моем переводе.
***
- Слушаю, Марлен Владленович, – сначала он еще пытался держаться бодро и независимо, но голос его быстро осел, а интонации съехали куда-то к истеричному повизгиванию. – На месте! Все в порядке, Марлен Владленович. Не хотят, Марлен Владленович. Залупились, Марлен Владленович. – Шура недовольно вскинул бровь. – Я говорю – не соглашаются, Марлен Владленович. Что? Говорят, гражданская инициатива. Территориальная община, говорят. Говорят, не имеем права. Что? И я им говорю, что имеем! Бумаги показывал! Марлен Владленович, да решу, а как же. Все сделаю, не волнуйтесь. А как же. Я пока что не знаю. Может, договоримся с ними, Марлен Владленович? Куда? На х.й? Понял, Марлен Владленович! Да, все понятно, не волнуйтесь! Простите, что столько хлопот. Я все сделаю. Все сделаю! Да! И вас тоже, Марлен Владленович, и вас тоже!
Седой выключил трубку и передал ее Николаичу бледными и обескровленными этим разговором пальцами. Молча вынул из кармана плаща белоснежный платок, дрожащей рукой вытер обильный хлеборобский пот. Долго не попадал платком назад в карман, наконец, справился с этим. Так же молча забрал у Николаича свой кейс. Николаич, предчувствуя худшее, забился ему за спину, как пес перед чужими. Шура смотрел на все это с малопонятной мне усмешкой.
- Ну, значит, так, – сказал седой, обращаясь к Шуре. Пальцы, которыми он обхватил ручку кейса, даже посинели от напряжения. – Я вас предупреждал. Не говорите, что я вас не предупреждал. У вас времени – ровно двадцать четыре часа. Завтра мы все это сносим. В случае сопротивления действиям коммунальных служб будете нести ответственность.
Он снова вытащил платок и резкими нервными движениями начал вытирать шею. Развернулся и молча пошел к машине. Николаич потрусил следом, но прежде чем запрыгнуть в свой джип, на миг обернулся и бросил на нас какой-то странный, исполненный угрозы взгляд. Так, словно хотел что-то сказать, но не осмелился. Или решил подождать.
- Ну, что, – сказал Травмированный, – вот где они, настоящие проблемы.
Он знал, что делает. Он все верно рассчитал, зная, что друзья поддержат его в случае чего, придут и помогут. Потому что бизнес – это бизнес, а кровь, которую они вместе проливали в драках, на улицах и футбольных полях, она скрепляла и связывала, и тут уже не в бизнесе было дело. Голос крови куда сильнее голоса здравого смысла, так думал Травмированный и не ошибался. Так оно и случилось на следующий день, когда вся их бригада, все, кого я знал с детства, сползлись из своих нор, контор, магазинов и оптовых рынков, пришли поддержать своих, как в старые добрые времена. Но это все было на следующий день.
Что произошло, вкратце. На День Свободы (ага, у нас есть такой праздник, причем как раз в память о Майдане, как-то его недосуг отменить было), когда Янукович умчался вымаливать у ЕС "план действий для того, чтобы с нами начали разговаривать о возможности безвизового режима", предприниматели устроили в Киеве митинг под 100.000 человек. Официальные оценки дают 10.000. Хорошо, пусть будет 50.000. Они съехались со всей страны -- от Донецка до Закарпатья, благо география позволяет это сделать. Десятки автобусов в Киев не пустили, но акция удалась. История с налоговым кодексом не закончена. Вот впечатляющее видео со вчерашних событий. Вот еще, еще и еще. Множество фото и видео -- здесь.
Чего хочет власть? Тотальной и окончательной криминализации. Чтобы всякая деятельность (скоро -- уже и физиологическая, прямо по Фуко) напрямую оказывалась преступлением. И ты мог жить только при условии, что слушаешься тех, кого власть над тобой поставила, и вовремя заносишь им деньги. Иначе -- тюрьма. Ну или сдохни сразу.
Предыстория Майдана 2.0 лучше всего изложена Сергеем Жаданом в новом романе "Ворошиловград". Вот коротенький отрывок в моем переводе.
***
- Слушаю, Марлен Владленович, – сначала он еще пытался держаться бодро и независимо, но голос его быстро осел, а интонации съехали куда-то к истеричному повизгиванию. – На месте! Все в порядке, Марлен Владленович. Не хотят, Марлен Владленович. Залупились, Марлен Владленович. – Шура недовольно вскинул бровь. – Я говорю – не соглашаются, Марлен Владленович. Что? Говорят, гражданская инициатива. Территориальная община, говорят. Говорят, не имеем права. Что? И я им говорю, что имеем! Бумаги показывал! Марлен Владленович, да решу, а как же. Все сделаю, не волнуйтесь. А как же. Я пока что не знаю. Может, договоримся с ними, Марлен Владленович? Куда? На х.й? Понял, Марлен Владленович! Да, все понятно, не волнуйтесь! Простите, что столько хлопот. Я все сделаю. Все сделаю! Да! И вас тоже, Марлен Владленович, и вас тоже!
Седой выключил трубку и передал ее Николаичу бледными и обескровленными этим разговором пальцами. Молча вынул из кармана плаща белоснежный платок, дрожащей рукой вытер обильный хлеборобский пот. Долго не попадал платком назад в карман, наконец, справился с этим. Так же молча забрал у Николаича свой кейс. Николаич, предчувствуя худшее, забился ему за спину, как пес перед чужими. Шура смотрел на все это с малопонятной мне усмешкой.
- Ну, значит, так, – сказал седой, обращаясь к Шуре. Пальцы, которыми он обхватил ручку кейса, даже посинели от напряжения. – Я вас предупреждал. Не говорите, что я вас не предупреждал. У вас времени – ровно двадцать четыре часа. Завтра мы все это сносим. В случае сопротивления действиям коммунальных служб будете нести ответственность.
Он снова вытащил платок и резкими нервными движениями начал вытирать шею. Развернулся и молча пошел к машине. Николаич потрусил следом, но прежде чем запрыгнуть в свой джип, на миг обернулся и бросил на нас какой-то странный, исполненный угрозы взгляд. Так, словно хотел что-то сказать, но не осмелился. Или решил подождать.
- Ну, что, – сказал Травмированный, – вот где они, настоящие проблемы.
Он знал, что делает. Он все верно рассчитал, зная, что друзья поддержат его в случае чего, придут и помогут. Потому что бизнес – это бизнес, а кровь, которую они вместе проливали в драках, на улицах и футбольных полях, она скрепляла и связывала, и тут уже не в бизнесе было дело. Голос крови куда сильнее голоса здравого смысла, так думал Травмированный и не ошибался. Так оно и случилось на следующий день, когда вся их бригада, все, кого я знал с детства, сползлись из своих нор, контор, магазинов и оптовых рынков, пришли поддержать своих, как в старые добрые времена. Но это все было на следующий день.
