Александр Генис: Постоянные слушатели, наверное, помнят Аню фон Бремзен, которая два года участвовала в нашем кулинарно-географическом цикле передач ''Колобок''. Несмотря на пышную фамилию шведских дворян, Аня – своя, москвичка из Квинса. Ведущий кулинарный автор Америки, автор дюжины популярных книг и бесчисленных статей, она проводит жизнь так, как все мечтали бы – в лучших ресторанах мира. Попробовав – и приготовив! - все, что бывает, Аня остановилась в Испании. Досконально изучив страну – от языка до танцев, она удостоилась отзыва лучшего в мире повара Феррана Адриа: "Никто лучше Ани не понимает нашу кулинарную сцену''. О том, как это непросто, говорит его меню: соусы в сифонах, соленое мороженное, бесцветные концентраты огурца с клубникой. Все это вкуснее, чем звучит, и так же интересно, как кажется. Тем более, что щадя нас, Аня предпочитает гуманную версию футуристической кухни, обновляя, но не отменяя, старые рецепты. Так, однажды она угощала гаспаччо из миндального молока со сладким иберским чесноком, модернизированной паэльей с тигровыми креветками и воздушной бараниной, которую после семичасового бдения в духовке можно было есть губами.
Но, конечно, главное в ее жизни – кулинарная литература. Аня – трижды получала премию Джеймса Берда, которая в этом вкусном мире заменяет ''Оскара'' и ценится не меньше. Сейчас Аня трудится над самым, наверное, амбициозным проектом – историей Советского Союза, увиденной и описанной через его кулинарные традиции.
Вот об этой теме, которая столь своевременна сегодня, когда в каждом доме готовятся накрыть новогодний стол, мы и беседуем с гостьей ''Американского часа'' Аней фон Бремзен.
В чем замысел вашей книги?
Аня фон Бремзен: Он очень простой: что, если твое печенье Мадлен, то, с чего начинал Пруст, что, если оно немножко отравленное, что, если это вонючая капуста, что, если это наше советское прошлое? Блюда, которые нам сейчас кажутся вкусными, незабываемыми, но которые идеологически были отравлены. И, вообще, мы не набоковы, мы не прусты, мы выросли в совершенно других условиях. Но что, если все равно ты привязан к этому детству?
Александр Генис: То есть, основным импульсом была ностальгия по советской кухне?
Аня фон Бремзен: … и культурная история самой ностальгии. Замысел такой: мы с мамой живем уже много лет в Америке, и вот мы решили восстановить память о советской кухне, устроить такое кулинарное путешествие на машине времени. Каждая глава посвящается одной декаде, одному десятилетию советского века. Мы начинаем с 10-х годов.
Александр Генис: То есть, вы начали с запасом, еще до советского времени?
Аня фон Бремзен: Революция произошла, но мы еще готовим блюда по Молоховец, по русской литературе. Мы прощаемся с настоящей русской кухней. И, прощаясь с ней, вдруг понимаем, что мы ее совершенно не знали. Мы пытаемся приготовить ботвинью, настоящую кулебяку, такую как у Тестова готовили в Москве - 12-ти ярусную. Мы смотрим на эти рецепты и понимаем, что они нам чужие, хотя это - наша культура, наша литература, но вкус этой кухни совершенно не знаком.
Александр Генис: Революция отрезала традицию русской кухни и превратила ее в советскую.
Аня фон Бремзен: Да. А потом, 20-е годы - очень интересное время, потому что, с одной стороны, это - НЭП, то есть возврат к какому-то декадентству, но уже совершенно другое качество. Какие-то рестораны, которые закрылись после Революции, открываются, но там уже бандиты...
Александр Генис: Звучит похоже.
Аня фон Бремзен: НЭП, конечно, похож на новую ситуацию. Но эстетическая, культурная и кулинарная политика большевиков была страшно аскетическая, они вообще хотели освободить женщин от кухонного рабства. Под лозунгом ''Долой кухню!'' придумывали кухни-фабрики, какие-то соевые продукты пытались ввести. В общем, это - полная утопия, авангард. Но это еще не советская кухня. И потом, когда в 1935 году, уже после коллективизации, после Голодомора, после всех этих страшных смертей Сталин вдруг говорит, в 1934 или 1935 году, на конференции стахановцев, что ''жить стало лучше, жить стало веселее'', начинается новая политика. Культурная политика изобилия, пафос потребления, Сталин предлагает ввести моду на деньги, потому что карточная система очень дорого обходится государству - сама бюрократия стоила 30 миллионов в год, которые нужны были, чтобы просто распределять эти карточки.
И вот появляются какие-то товары. Люди, которые жили в Москве в конце 30-х годов, помнят, что в магазинах была икра, были крабы, в Елисеевском - 100 сортов хлеба. И тут очень важную роль играет нарком пищевой промышленности Анастас Микоян, под руководством которого выходит в 1939 году наша любимая и незабываемая ''Книга о вкусной и здоровой пище''. И вот тут начинается новая политика, новый век советской кухни.
Александр Генис: Аня, вы рассказывали о том, что среди продуктов, которые появились в это время, встречались самые неожиданные - например, кетчуп.
Аня фон Бремзен: Да, Микоян в 1936 году едет в Америку. Он в полном восторге от своего путешествия, он описывает его и в воспоминаниях своих, и потом, позже, даже в номере журнала ''Америка''. Сейчас интересная в России вышла книжка Ирины Глущенко, называется ''Микоян и культура общепита'', очень стоит ее прочитать. И потом воспоминания современников самого Микояна. Микояна Америка абсолютно потрясает. Между тем, Ильф и Петров, которые в то же время там находятся, они очень критически и иронически описывают Америку.
Александр Генис: Особенно кухню.
Аня фон Бремзен: Она им кажется безвкусной. А Микоян в полном восторге от всего. Он три месяца проводит в стране - такой марафон. Посетил универмаг ''Мэйсис'', побывал и на бойнях. Его потрясают холодильники, упаковка. Он пытается всю эту технику (не всю, а что может) привезти в Советский Союз.
А предыстория этого путешествия тоже интересная. Микоян собирался поехать в Крым с женой Ашкен, которую он очень любил и побаивался. У них было то ли четверо, то ли пятеро сыновей. И он зашел попрощаться к Сталину и сказал, что они уезжают. И Сталин сказал: ''Ты знаешь, ты поедешь в Америку вместо Крыма''. И Микоян сказал: ''Ну как же, я Ашкен обещал!''. А Ашкен была старая боевая подруга, и Сталина она хорошо знала. ''Знаешь что, - говорит Сталин, - возьми Ашкен с собой''. И вот таким образом они все поехали - он с женой. И если бы Сталин не разрешил жене Микояна поехать с ним, неизвестно, где была бы советская кухня. Потому что котлеты, например. Что потрясло абсолютно Микояна, о чем он подробно пишет? Гамбургеры. ''Вот, - он вспоминает с восторгом, - стоит парень, продает горячие котлетки, тут у него уже готова булочка''. Микоян собирался ввезти гамбургеры в Советский Союз, но помешала война - и технология производства. Поэтому осталась котлета, а булочка — нет.
Александр Генис: Я считаю, что русской кухне повезло, потому что наши котлеты гораздо вкуснее американского гамбургера.
Аня фон Бремзен: Я совершенно согласна, особенно, когда в них много-много хлеба. Но важно, что все продукты, которые мы хорошо знаем - всякие мороженые пельмени, знаменитое советское мороженое, которым мы так гордились, - все это Микоян тоже привез из Америки.
Александр Генис: Аня, вы написали столько книг о самых разных кухнях мира. Как на этом космополитическом фоне выглядит советская кухня? Я не говорю ''русская'', именно - советская.
Аня фон Бремзен: Вы знаете, советская кухня настолько идеологизирована, настолько связана с массой других вещей, что это не просто кухня, это - исторический документ. Так я ее и воспринимаю в своей книге. Отсюда вся идея об отравленном печенье, которые все равно не можешь забыть. Что интереснее: налопаться чего-то вкусного и забыть об этом или помнить травму, которую нам доставляли очереди? Помните эти триумфы до слез, помните этот банан один раз в год, запах мандаринов зимой? Ну как же это можно забыть! Но, что самое интересное - вы помните, что в России ничего не выбрасывалось? Поэтому, кроме еды, у меня еще идет археология вещей. Вы помните майонезную банку, например? Через что люди прошли вместе с этой майонезной банкой — анализы, которые в ней носили, цветы, которые в нее ставили. Недостаток тары тоже создал свою культуру потребления и свою культуру отношения к вещам. И это отношение - безумно сентиментальное.
Александр Генис: Я знаю, что вашу книгу с нетерпением ждут в очень серьезном издательстве Что американцев может заинтересовать во всей этой трогательной и для нас очень понятной истории?
Аня фон Бремзен: Вы знаете, когда мой агент Уайли (это агент Набокова, агент Борхеса, он очень знаменит), рассылал заявку, а я написала сначала 40 страниц, в разные издательства, то к нему сразу же буквально посыпались имейлы. Он сказал, что такого в жизни не видел - уже через час, через два его осаждали. И на следующий день мы подписали договор с редакторшей Обамы в издательстве.
Александр Генис: Та же самая редакторша, которая выпускала знаменитую книгу Обамы?
Аня фон Бремзен: Да, совершенно верно, она с ним много работала. Что поразило американцев? Вот именно то, насколько вкусовые ощущения пронизаны эмоциями, историей, идеологией. Сейчас жанр кулинарного мемуара безумно популярен, это - самый идущий жанр, все с ума сходят от еды, всем интересно. Даже по сравнению с прустовскими воспоминаниями. Ну, хорошо, он съел печенье, и пошли воспоминания детства. А если бы в этот перечень вошла вся история страны, история арестов? Вы представляете, какие слои археологические, социальные и исторические в каждом куске этого печенья? Поэтому в Америке такого нет и, по-моему, нигде на Западе такого нет.
Александр Генис: Я желаю вам успеха и надеюсь, что эта книга доберется и до русского читателя. Вы хотели бы, чтобы ее прочитали в России?
Аня фон Бремзен: Я бы ужасно хотела, но, с другой стороны, у всех такие вспоминания, мне было бы немножко стыдно - мы все стояли в очереди и все можем рассказать про докторскую колбасу.
