На уходящей неделе из заключения досрочно вышел Ирек Муртазин. Пресс-секретарь президента Татарстана Минтимера Шаймиева в 1999-2002 годах, Муртазин в 2009 году был осужден за клевету на своего шефа и приговорен к году и 9 месяцам колонии-поселения. Муртазин не признавал и не признает себя виновным, считая тюремное заключение гонениями на справедливую, по его мнению, критику в адрес Шаймиева, высказывавшуюся в книгах "Остров Татарстан" и "Последний президент Татарстана", а также в газетных и в интернет-публикациях.
Незадолго до выхода из заключения Ирек Муртазин подал прошение об условно-досрочном освобождении, хотя сам признается, что на положительное решение почти не надеялся. По его словам, администрация Менделеевской исправительной колонии, где он сидел, постаралась "обвешать его взысканиями и замечаниями, как новогоднюю елку". Так что, как рассказал Ирек Муртазин в интервью Радио Свобода, еще за неделю до освобождения ничто не предвещало такого поворота событий:
– Мне объявили семь суток ареста. За несколько часов до того, как я оказался в карцере, я объявил политическую голодовку с требованием 8-часового рабочего дня, выходных для работающих осужденных, отпусков. После объявления голодовки буквально через несколько часов я оказался в штрафном изоляторе. 27 числа у меня заканчивается 7 суток ареста, в этот же день буквально за несколько часов до окончания этого наказания объявляют новые 15 суток ареста. Я продолжаю голодать. 31 меня выводят в суд, суд проходит прямо на территории колонии, и прокурор говорит: у человека 7 выговоров, 4 штрафных изолятора, постановление о признании злостным нарушителем, представление о смене режима с колонии-поселения на колонию общего режима. Нельзя его отпускать. Администрация тоже против удовлетворительного теста. А судья неожиданно принимает решение освободить. Я в шоке, не понимаю, как могло быть принято такое решение. Сейчас в ряде татарстанских газет появилось, что чуть ли ни лично вмешался президент Татарстана. И посадили Муртазина по телефонному праву, и освободили Муртазина по телефонному праву.
В ближайших планах у Ирека Муртазина добиться признания обвинительного приговора несправедливым, а также бороться за изменение порядков в российских тюрьмах. Муртазин рассказывает, что из заключения много писал министру юстиции Александру Коновалову, предлагая свои решения для облегчения судьбы зеков по всей России. Бывший президент Татарстана, а ныне госсоветник Минтимер Шаймиев прокомментировал освобождение своего бывшего пресс-секретаря коротко, но довольно прозрачно: "Дома, конечно, лучше, чем в тюрьме, и нужно уметь это ценить". О бывшем руководителе и главном инициаторе своего тюремного срока Ирек Муртазин старается не говорить плохо:
– Это не лично его решение, ему совершенно не нужно было меня отправлять в колонию. Но люди, близкие к нему, убедили его и заставили подать заявление, прийти в суд, оказать на суд морально-психологическое давление. Потом просто деваться некуда было, когда толпы высокопоставленных чиновников прошли свидетелями – член Совета федерации, заместитель председателя Государственного совета, вице-премьер Татарстана. Около 60 свидетелей обвинения нагнали, из которых добрая треть – высокопоставленные чиновники Татарстана. У суда просто не было выхода, кроме как отправить меня в места не столь отдаленные.
Дело Ирека Муртазина было всегда на особом контроле в Фонде защиты гласности, президент которого Алексей Симонов считает, что уголовное преследование за клевету прежде всего удобно для борьбы с критиками власти:
– Я глубоко убежден в том, что понятие клеветы в пределах закона не должно существовать в уголовном пространстве. Клевета должна быть переведена в гражданское поле, но это положение не принято и никто его не рассматривает. Клевета продолжает сохраняться в уголовном кодексе. Доказать заведомую ложность сообщенных сведений на самом деле на практике невозможно, потому что заведомость – это очень опасная штука. Как можно сказать: он знал или не знал, он понимал или не понимал? Это абсолютно субъективно, это оценочное суждение, а именно оно в данном случае решает дело. Поэтому на самом деле то, что сделали с Муртазиным, было грубо, незаконно и подло.
При этом сам бывший пресс-секретарь Минтимера Шаймиева, как считает Алексей Симонов, прекрасно знал, на кого работал и в этом смысле с выбором работы был как минимум неосмотрителен. Президент Фонда защиты гласности приводит примеры отношения пресс-секретарей к своим руководителям:
– Я смотрю на бывших пресс-секретарей, скажем, Горбачева – Павла Вощанова, Андрея Грачева, – они, в общем, сохраняют какую-то симпатию к Горбачеву и продолжают в тех или иных формах с ним сотрудничать. У них не было никаких поводов для судебных исков, хотя все они пытались осмыслить то, что произошло и с Горбачевым, и с ними самими. Пресс-секретари Ельцина ведут себя несколько иначе. Они, как и все, кто работал с Ельциным, получили, что называется, большого отступного. Хорошо это или плохо – не знаю, но, во всяком случае, это люди, чей жизненный стиль изменился после этого значительно и заметно, – полагает Алексей Симонов.
Пресс-секретари крупных руководителей всегда имеют более или менее близкий доступ к персоне. И часто эта ситуация, в которой, как говорят в России, – "за вход рубль, за выход – два". Иреку Муртазину выход из окружения Минтимера Шаймиева стоил полуторагодовалого заключения.
Незадолго до выхода из заключения Ирек Муртазин подал прошение об условно-досрочном освобождении, хотя сам признается, что на положительное решение почти не надеялся. По его словам, администрация Менделеевской исправительной колонии, где он сидел, постаралась "обвешать его взысканиями и замечаниями, как новогоднюю елку". Так что, как рассказал Ирек Муртазин в интервью Радио Свобода, еще за неделю до освобождения ничто не предвещало такого поворота событий:
И посадили Муртазина по телефонному праву, и освободили Муртазина по телефонному праву
– Мне объявили семь суток ареста. За несколько часов до того, как я оказался в карцере, я объявил политическую голодовку с требованием 8-часового рабочего дня, выходных для работающих осужденных, отпусков. После объявления голодовки буквально через несколько часов я оказался в штрафном изоляторе. 27 числа у меня заканчивается 7 суток ареста, в этот же день буквально за несколько часов до окончания этого наказания объявляют новые 15 суток ареста. Я продолжаю голодать. 31 меня выводят в суд, суд проходит прямо на территории колонии, и прокурор говорит: у человека 7 выговоров, 4 штрафных изолятора, постановление о признании злостным нарушителем, представление о смене режима с колонии-поселения на колонию общего режима. Нельзя его отпускать. Администрация тоже против удовлетворительного теста. А судья неожиданно принимает решение освободить. Я в шоке, не понимаю, как могло быть принято такое решение. Сейчас в ряде татарстанских газет появилось, что чуть ли ни лично вмешался президент Татарстана. И посадили Муртазина по телефонному праву, и освободили Муртазина по телефонному праву.
В ближайших планах у Ирека Муртазина добиться признания обвинительного приговора несправедливым, а также бороться за изменение порядков в российских тюрьмах. Муртазин рассказывает, что из заключения много писал министру юстиции Александру Коновалову, предлагая свои решения для облегчения судьбы зеков по всей России. Бывший президент Татарстана, а ныне госсоветник Минтимер Шаймиев прокомментировал освобождение своего бывшего пресс-секретаря коротко, но довольно прозрачно: "Дома, конечно, лучше, чем в тюрьме, и нужно уметь это ценить". О бывшем руководителе и главном инициаторе своего тюремного срока Ирек Муртазин старается не говорить плохо:
– Это не лично его решение, ему совершенно не нужно было меня отправлять в колонию. Но люди, близкие к нему, убедили его и заставили подать заявление, прийти в суд, оказать на суд морально-психологическое давление. Потом просто деваться некуда было, когда толпы высокопоставленных чиновников прошли свидетелями – член Совета федерации, заместитель председателя Государственного совета, вице-премьер Татарстана. Около 60 свидетелей обвинения нагнали, из которых добрая треть – высокопоставленные чиновники Татарстана. У суда просто не было выхода, кроме как отправить меня в места не столь отдаленные.
Дело Ирека Муртазина было всегда на особом контроле в Фонде защиты гласности, президент которого Алексей Симонов считает, что уголовное преследование за клевету прежде всего удобно для борьбы с критиками власти:
– Я глубоко убежден в том, что понятие клеветы в пределах закона не должно существовать в уголовном пространстве. Клевета должна быть переведена в гражданское поле, но это положение не принято и никто его не рассматривает. Клевета продолжает сохраняться в уголовном кодексе. Доказать заведомую ложность сообщенных сведений на самом деле на практике невозможно, потому что заведомость – это очень опасная штука. Как можно сказать: он знал или не знал, он понимал или не понимал? Это абсолютно субъективно, это оценочное суждение, а именно оно в данном случае решает дело. Поэтому на самом деле то, что сделали с Муртазиным, было грубо, незаконно и подло.
При этом сам бывший пресс-секретарь Минтимера Шаймиева, как считает Алексей Симонов, прекрасно знал, на кого работал и в этом смысле с выбором работы был как минимум неосмотрителен. Президент Фонда защиты гласности приводит примеры отношения пресс-секретарей к своим руководителям:
– Я смотрю на бывших пресс-секретарей, скажем, Горбачева – Павла Вощанова, Андрея Грачева, – они, в общем, сохраняют какую-то симпатию к Горбачеву и продолжают в тех или иных формах с ним сотрудничать. У них не было никаких поводов для судебных исков, хотя все они пытались осмыслить то, что произошло и с Горбачевым, и с ними самими. Пресс-секретари Ельцина ведут себя несколько иначе. Они, как и все, кто работал с Ельциным, получили, что называется, большого отступного. Хорошо это или плохо – не знаю, но, во всяком случае, это люди, чей жизненный стиль изменился после этого значительно и заметно, – полагает Алексей Симонов.
Пресс-секретари крупных руководителей всегда имеют более или менее близкий доступ к персоне. И часто эта ситуация, в которой, как говорят в России, – "за вход рубль, за выход – два". Иреку Муртазину выход из окружения Минтимера Шаймиева стоил полуторагодовалого заключения.
