Александр Генис: Сейчас, когда закончилась оскаровская лихорадка, кинематограф живет словно на каникулах. Весна – время либо старого кино, либо – сугубо нового, авангардного. Второму на премии рассчитывать еще не приходится, а первое – уже всё получило. Именно такому – классическому кинематографу – посвящена новая биография самого интересного героя Голливуда Хэмфри Богарта. (Название книги, написанной Стефаном Канфером, можно умышлено вульгарно, перевести как ''Крутой без пушки'' - Stefan Kanfer, ''Tough Without a Gun: The Life and Extraordinary Afterlife of Humphrey Bogart'') . Надо сказать, что Богарт – сыграл огромную роль не только в истории кино, но и в истории философии. Для экзистенциализма он, пожалуй, значит лишь чуть меньше Сартра.
Об этом – мы беседуем с Борисом Парамоновым.
Борис Парамонов: Не без оснований полагаю, что Вам, Александр Александрович, как человеку – по сравнению со мной - молодому, имя Хэмфри Богарта говорит меньше, чем мне. Богарт стал кинозвездой еще в тридцатые годы, во второй их половине. Тридцать шестым годом помечен фильм, в котором он играл роль, выведшую его на орбиту, - ''Окаменевший лес''; главную женскую роль в том фильме исполняла уже знаменитая к тому времени Бетти Дэвис, но не в ней было дело: Богарт вел фильм в роли бандита, взявшего в заложники хозяев и посетителей придорожного ресторанчика. С тех пор и пошло: кому еще играть крутых парней, кроме Богарта? Понятно, что были и другие известные актеры в этом амплуа: еще раньше Эд Робинсон, в одно время с Богартом появился Джеймс Кегни, но Богарт был ни с кем не сравним.
Александр Генис: Я понимаю, что Хэмфри Богарт – часть вашей личной биографии.
Борис Парамонов: Бесспорно! В моем индивидуальном знакомстве с Богги, как его принято называть, имел место некий парадокс. В Советском Союзе, сколько я помню (а я такие сюжеты помню) шел только один фильм с ним, еще при Сталине, среди так называемых ''трофейных фильмов'', взятых в Германии, причем в основном это были фильмы голливудские; было такое соглашение, позволявшее демонстрировать ''трофейные фильмы'' в течение девяти, вроде бы, лет; действительно, после Сталина, к 54-му году эта благодать кончилась, но всё-таки советские зрители сумели ознакомиться в определенной мере с так называемым ''золотым периодом'' Голливуда – вот как раз конца тридцатых годов.
Александр Генис: Я только недавно обнаружил эту золотую жилу, и не могу придти в себя от удивления: каким драматически богатым и сложным было то кино. Диалог, скажем, и сравнить нельзя с сегодняшним. Возможно, потому, что, открыв звук, кино сразу перетянуло к себе всех театральных драматургов. Поэтому и актеры тогда появились незабываемые – им было, что играть. Как раз о них Ортега–и-Гассет писал, что ''нам интересно смотреть, что они делают, потому что это делают они''.
Борис Парамонов: Хэмфри Богарт обладал этим качеством в высшей степени. Это было сразу ясно, хотя он появился только в одном таком - ''трофейном'' - фильме – но зато каком! В советском прокате он идиотически был назван ''Судьба солдата в Америке'', но это был знаменитый гангстерский фильм ''Ревущие двадцатые''. Героями его были бутлегеры – контрабандисты спиртного во время сухого закона. Главную роль – хорошего, так сказать, бандита, исполнял Джеймс Кегни, Богарт играл плохого бандита; в общем, это была роль второго плана, но он очень запомнился. Самое смешное, что мы тогда даже имен актеров не знали, эти фильмы шли без титров. Впервые имя Хэмфри Богарта я узнал из книги французского теоретика кино Андре Базена, изданной в СССР в конце 60- годов. А уже в Америке насмотрелся на него вволю.
Александр Генис: Мне кажется, что Богарт, как, скажем, Высоцкий, всю жизнь играл одну роль. Иногда – это был бэд гай, иногда – гуд гай, как, например, в ''Мальтийском соколе'', где он отнюдь не бандит, а наоборот – честный частный детектив. Именно поэтому, мы никогда заранее не догадываемся о его намерениях. Это создает то напряжение, которое так ценили в фильмах с Богартом французские экзистенциалисты: добро и зло – произвольно, свобода как каприз.
Борис Парамонов: Отчасти, это и так. Ну и конечно, не только гангстеров играл Хэмфри Богарт. Интересно, что в одном послевоенном уже фильме ''Ки Ларго'' (название местечка во Флориде) Богарт играл вместе со своей женой Лорен Баккол и престарелым, не встающим уже с кресла Лайонелом Барримором, - в фильме, схожим по сюжету с ''Окаменевшим лесом'', но роль противоположного характера. На этот раз он сам был взят в заложники вместе с другими бандитом в исполнении Эда Робинсона – ветерана этого амплуа, еще в 32-м втором, кажется, году снявшегося в классике этого жанра – фильме ''Маленький Цезарь''. Но Богарт, побывав в заложниках, в конце концов, вышел из положения и перестрелял всех бандитов, когда они убежали на катере – сцена, навеянная романом Хемингуэя ''Иметь и не иметь''.
Александр Генис: Я, кстати, смотрел фильм с Богартом, сделанный якобы по этому роману. Ничего общего с Хемингуэем, и вообще герой перевозит в своем катере не кубинских революционеров, а борцов французского Сопротивления.
Борис Парамонов: Да, прямо скажем, фильм никакой, интересен он разве тем, что в нем как раз дебютировала восемнадцатилетняя Лорен Баккол, тут они и познакомились с Богартом, и составили счастливую семейную пару, до самой его смерти. Умер он, кстати, по нынешним меркам совсем не старым – пятидесяти восьми лет. Лорен Баккол жива и бодра. Кстати, та самая статья о Богарте в книге Базена была как раз его некрологом, где говорилось, что Богги умер после многих лет кинославы и стаканов виски. Для русского человека – опять же, к вящей его славе.
Ну и, конечно, нельзя не назвать самого главного фильма с Богги – самого знаменитого и самого любимого – ''Касабланка'' с Ингрид Бергман.
Александр Генис: ''Касабланка'' - заанализирован до смерти. К этому что-то трудно прибавить. Поэтому лучше поговорим о книге. Скажите, Борис Михайлович, что вы нашли нового в книге Стефана Канфера о Богарте?
Борис Парамонов: Вот только одна деталь. Богарт был призван в армию (точнее - на флот) во время Первой мировой войны и был легко, но заметно ранен: крохотный осколок задел его верхнюю губу, и отсюда родилась его знаменитая гангстерская улыбка: его верхняя губа перестала двигаться.
Интересно, что в книге говорится об изменении типа голливудского героя в наше время. Теперь уже нет того типа, который лучше всех был представлен Богартом – крутого парня, ''мужчины для мужчин''. Это связывают с демографическими изменениями в США, и особенно - с возрастной переменой киноаудитории. Сейчас, как показывает статистика, зрители в возрасте 14-17 лет смотрят фильмов вдвое больше, чем возрастная группа людей свыше 50-ти. Им, молодым, другие герои нравятся и требуются, тут всё больше в ход пошла сказка и всякая мультипликация.
Александр Генис: В начале кино было развлечением, вроде каруселей, потом, например, у Бергмана, – инструментом теологического поиска, теперь – опять карусель, но уже в 3D.
Борис Парамонов: А я бы сказал, что кино снова становится – если уже не стало – тем, чем было в своем начале – развлечением детишек и нянек. Правда, в теперешнем мире и нянек вроде бы нет. Но зато теперь детишки с шестнадцати лет водят автомобили, и им не нужны папа с мамой, чтобы добраться до кино.
Но я бы к тому, что говорится о кино в связи с демографией, добавил бы еще: не забывайте о феминистках. Это во многом феминистский дискурс изменил кинообраз мужчины в Америке. Быть крутым парнем в Штатах политически некорректно.
Сам я, однако, не феминистка и не подросток, и не карибские пираты мне милы, а по-прежнему ''Ревущие двадцатые'' с незабываемым Богги. И, вообще — интересный сюжет. Про Голливуд — всегда интересно.
