Александр Генис: На проходящем сейчас Каннском фестивале остро звучит иранская тема. Крупнейшие кинематографисты мира вступились за своего коллегу, выдающегося режиссера Джафара Пахани, подвергающегося преследованиям властей и наградили его премией за мужество. В этом эпизоде сказывается специфика ситуации. Если творчество российских диссидентов проявляло себя в литературе – от Солженицына до Сорокина, то иранское искусство протестует фильмами, теми мягкими, тонкими и горькими картинами, которые давно очаровали мир и принесли много бед своим прославленным авторам. Один из них – близкий друг и соавтор Джафара Пахани – знаменитый Аббас Киаростами. На днях его первый снятый на Западе фильм добрался до Нью-Йорка.
У микрофона – ведущий нашего ''Кинообозрения'' Андрей Загданский.
Он - искусствовед, автор нескольких книг, сборников искусствоведческих эссе, она - владелица антикварного магазина, где, кончено же, по определению, продаются и оригиналы, и копии, например, римские копии греческих оригиналов. Фильм, собственно, начинается с того, что герой Шимелла представляет в Италии свою новую книгу ''Копия верна''. Эль (так зовут героиню Бинош), приходит на презентацию книги и садится в первом ряду. За ней нехотя тащится ее сын, мальчик лет 12-13. Эль сидит в первом ряду и может сложиться впечатление, что она хорошо знакома с Джеймсом, главным героем. Впрочем, может, и нет - она пишет свой номер телефона на обратной стороне карточки, оставляет карточку агенту Джеймса, который сидит рядом с ней, и уходит. За ней тащится ее сын, который без перерыва играет в какую-то игру на своем телефоне. Из разговора с сыном мы понимаем, что Эль хочет познакомиться с Джеймсом, и мальчик иронизирует по этому поводу, он даже говорит: ''Ты хочешь влюбиться''. И потом из ее разговора мы понимаем, что у мальчика и у Джеймса одинаковые фамилии. В следующей сцене Джеймс приходит в магазин антиквариата к Эль. Свидание, назначенная деловая встреча - неясно. Она и возбуждена, и смущена, и хочет говорить, и не знает, с чего начать. Начинает с комплимента в адрес с его книги. Он держится и сухо, и раскованно. Они решают, куда идти. Она предлагает прогулку в машине, они садятся в ее автомобиль и едут, говоря о книге, о подлинниках и подделках в искусстве, о копиях. В машине он подписывает для нее несколько копий своей книги. Длинный кадр - вечернее солнце, в лобовом стекле отражаются ветки деревьев, дома, а иногда прохожие. Все очень медленно, ничего не происходит, почти ничего. Разве что Бинош очень хороша - и одета элегантно, и хочет понравиться, как хочет понравиться женщина, которой уже за сорок, немного старается, но с достоинством. А потом, словно махнула рукой - и стараться перестала, и стала сама собой. И уже под конец этого, кажется, ничего не сулящего свидания, вдруг предлагает Джеймсу отвезти его куда-то, показать ему что-то недалеко, что ему будет очень интересно. Он соглашается, но напоминает ей, что должен вернуться не позже девяти - у него поезд.
И они приезжают в маленький итальянский городок, все залито сказочным вечерним осенним тосканским солнцем. Музей, в музее - картина, портрет Мадонны. Это копия, а не оригинал более раннего мастера. Ранее думали, что оригинал, но потом поняли, что подделка, копия, но копия так безупречно сделана, - рассказывает экскурсовод в этом маленьком музее, - что ее решили оставить в музее. Выходят из музея. Эль спрашивает Джеймса, не хочет ли он пересмотреть концепцию своей книги после того, как он увидел копию картины, которую ценят не менее, чем оригинал. ''Нет'', - холодно отвечает Джеймс. ''Вы угостите меня кофе?'' - спрашивает он у Эль. В кафе мобильный телефон Джеймса звонит и он, извинившись, уходит на улицу поговорить. Мы видим его в окно, видит его и Эль, видит и хозяйка кафе, которая стоит за стойкой. И вдруг она замечает: ''Хороший муж''. Эль, со смущенной улыбкой: ''А почему вы думаете, что он мой муж?''. Между двумя женщинами вспыхивает разговор о мужьях, о семейной жизни, о достоинствах и недостатках мужчин. И тут, собственно говоря, начинается фильм. Разговор Эль и хозяйки кафе о мужьях - хороших, плохих - неожиданно поддерживает Джеймс, который вернулся с улицы и заявляет или, даже, отвечает на повисший в воздухе вопрос: ''Я живу своей жизнью, моя семья - своей''. И вся вторая половина фильма, вплоть до загадочного и волнующего финала - перевернутый фильм, ибо Эль и Джеймс действуют, ведут себя и говорят как муж и жена, которые хотят разобраться, что же произошло в их отношениях. Может быть, она хочет больше, она ищет ответа, добивается внимания, но и он тоже хочет внимания, тоже ищет ответа по-своему, по-другому. Собственно говоря, фильм — игра, и мы не знаем, когда Эль и Джеймс играют, претворяются - во второй половине фильма, когда они, якобы, ''женаты'', или в первой, когда они, якобы, познакомились. И тогда вы, зритель, начинаете пересматривать фильм в другом направлении, с середины в начало, и все вроде бы сходится, и картина представляет зрителю две абсолютно достоверные, совершенно исключающие друг друга версии - они женаты и играют в первой половине, и они познакомились в начале фильма, играют во второй половине фильма. Неудовлетворенность и обиды, которые и он, и она приобрели в своих барках, похожи, и они играют отношения, играют самих себя, каждый в своей собственной семейной жизни.
Андрей Загданский: Это не развлечение и не школьный учебник физики, это гораздо тоньше и интереснее, потому что мы находимся в абсолютно озадаченном состоянии. При этом озадаченность эта и попытка понять их отношения — подлинная, настоящая. Мы-то стоим перед загадкой, что это: флирт, психотерапия, игра взрослых людей, знающих, что все невзгоды семейной жизни одинаковые, и подлинные отношения, подлинная страсть уже давно заменены на повторение, на копию, как была когда-то подменена копия картины Мадонны в том маленьком музее? Но ее сохранили в коллекции, ей гордятся - копией, подделкой, гордятся как оригиналом.
И те, кто ищет в кино легких и однозначных ответов пусть сначала найдут их в жизни или в своих собственных отношениях. Я с легким сердцем рекомендую эту картину всем, кому за тридцать, за сорок или за пятьдесят - картина будет, мне кажется, хороша всем. Не зря Жюльетт Бинош получила приз в Каннах за лучшую женскую роль в прошлом году. По-моему, это единственная награда фильма. Боюсь, что персидская мудрость Аббаса Киаростами оказалась слишком сложной для западных коллег.
Александр Генис: Бинош не первый раз играет в таких головоломных фильмах. Я впервые ее увидел в картине Кислевского. Но как Киаростами перенес пересадку в Европу, на совсем другой кинематограф? Он всегда говорил, что цензура в Иране так сильна, что она заставляет художника, особенно кинематографиста, быть очень изощренным, ведь там даже нельзя показывать женские волосы, мужчина не должен касаться женщины, даже если это его жена, там существует огромное количество запретов. И вот Киаростами на свободе, он может снимать, что хочет. Насколько эта свобода подействовала на его кинематографическую технику, на его мастерство?
Андрей Загданский: Он пользуется этот свободой как человек подлинно свободный - он не наслаждается новыми открывшимся возможностями, он делает то, что он считает нужным, необходимым и интересным для него. В этом смысле его даже трудно назвать западным фильмом, потому что в нем сохраняется принципиальная эстетика Киаростами, сохраняется принципиальная философия его работ. Картина, мне кажется, должна быть более доступна западному зрителю, поскольку вся тематическая часть картины опирается на западные ценности, на западные отношения, но вместе с тем она и вполне восточная.
Александр Генис: Киаростами, приехав в Америку и выступая в Нью-йоркском университете, сказал с подкупающей прямотой: ''Я знаю, что мои фильмы скучные, и я всегда думал так: если вы заснете в зале, то вы проснетесь ночью''. Действительно, фильмы Киаростами, как вы сказали и про эту картину, необычайно медленные. Я долго думал о медленном кино, которое мне нравится все меньше и меньше, пока не решил, что медленное кино это как толстые книги - нужно иметь право их писать. Сегодня, когда мы живем в совершенно другом времени, нужно обладать талантом, уверенностью и как бы правом для того, чтобы написать толстую книгу или поставить медленный фильм.
Андрей Загданский: Мы все больше и больше смотрим картины, деля свое внимание между фильмом, завтраком, кофе, разговорами, телефоном... Картины Киаростами требуют экрана, требуют зрительного зала, требуют этого мгновения чуда, вот этого перехода, когда из медленного, медленного фильма, который навязывает тебе свой ритм - это то, что делает режиссер, он навязывает вам свой ритм, он переводит вас в другое состояние, он хочет изменить ваше внутреннее психологическое время. Это делает Киаростами и вместе с ним это делали очень многие другие люди, тот же Андрей Тарковский. И это вознаграждение от медленной скуки предвкушения - что сейчас с вами что-то произойдет, сейчас автор изменит ваше восприятие всего того, что вы видите на экране - совершенно восхитительно. Я вам должен сказать, что эта картина, пожалуй, самый интересный фильм, который я видел за последний год.
