Программу ведет Джованни Бенси. В ней участвуют: Андрей Зубов - преподаватель истории религии в Государственном Гуманитарном институте в Москве; Марк Смирнов - руководитель исследовательского Центра "Религия и общество в странах СНГ и Балтии"; Игумен Иннокентий Павлов - сотрудник Российского Библейского Общества, известный религиозный публицист.
Джованни Бенси:
В Москве, в храме Христа Спасителя, проходит Архиерейский Собор РПЦ. Он был открыт Патриархом Московским и Всея Руси Алексием Вторым и уже принял историческое решение: канонизировать последнего российского царя Николая Второго и его семью, убитых большевиками под Екатеринбургом в 1918-м году. С ними собор решил причислить к лику святых и еще 800 новомучеников-исповедников, погибших в ХХ веке от руки богоборческой коммунистической власти. Торжественная церемония канонизации царской семьи произойдет в следующее воскресенье - 20 августа, в том же храме Христа Спасителя. Среди прочих будут присутствовать и президент Владимир Путин. Сейчас я процитирую центральное место в решении собора о погибшем императоре: "В последнем российском православном монархе и членах его семьи мы видим людей, искренне стремившихся воплотить в своей жизни заповеди Евангелия. В страданиях, перенесенных царской семьей в заточении с кротостью, терпением и смирением, в их мученической кончине в Екатеринбурге в ночь на 4 (17) июля 1918-го года был явно побеждающий зло свет Христовой Веры".
Конечно, решение Собора предвосхитил Синод Русской Православной Церкви за границей, который еще в период существования Советской Власти, в 1981-м году принял решение о причислении к лику святых Николая Второго и его приближенных. Канонизация царской семьи вызвала среди православных много споров. Опросы общественного мнения показали, что с этой мерой согласны лишь примерно половина населения. Было отмечено, что особого почитания император и его родственники заслуживают скорее способом своей насильственной смерти, чем своим образом жизни. Многие предполагают, что это - скорее, политическое, чем церковное решение. Эти вопросы мы обсуждаем сегодня.
Мой первый вопрос Андрею Зубову, который присутствует на Соборе и является членом комиссии по подготовке документа о социальной доктрине РПЦ. Андрей Борисович, чем вызвано решение канонизировать царя?
Андрей Зубов:
Я думаю, что решение канонизировать царя - это решение, медленно, постепенно созревавшее в лоне Православной Церкви - я имею в виду в самом православном обществе - убеждение. Я сам прошел в себе за последние 10-15 лет все этапы - от принципиального несогласия до внутреннего согласия с актом Собора, и как историк, и как христианин. Я думаю, что собор не начал, а завершил очень долгий процесс, или, по крайней мере, поставил какой-то промежуточный знак в долгом процессе осознания российским обществом того, что оно совершило в ХХ веке. Речь идет, конечно, не только о цареубийстве, но и всем том кошмаре выбора коммунистического решения своей судьбы, который российское общество сделало в том судьбоносном 1917-м году и провело через гражданскую войну и десятилетия советской власти, согласившись сотрудничать с новым режимом и поддерживать его. В этом смысле канонизация царя - это знак, что с этим советским прошлым, по крайней мере, православная, христианская часть общества хочет порвать. Безусловно, многие понимают канонизацию, как покаяние перед убитым царем и его семьей. Это - наивная, и с христианской точки зрения, я бы сказал, даже ошибочная позиция. На самом деле, царь, как и все остальные части нашего общества - все повинны в той трагедии, которая произошла, и всем надо каяться - где-то и друг перед другом, но главным образом - перед Богом, от которого все мы, так или иначе, отступили. Но мне кажется, что несмотря на то, что царь действительно был далеко не идеальным правителем, он завершил свою жизнь как идеальный христианин, согласившийся на смерть и страдания, не изменивший своим христианским убеждениям, и, как я знаю, умершим с чувством глубокой собственной вины за отречение от престола и с чувством глубокой горечи за народ, отпавший от Бога и ушедший к Сатане и его коммунистической власти.
Джованни Бенси:
Марк Смирнов, мы уже напомнили, что, кажется, лишь примерно половина россиян согласна с канонизацией царя. Как воспринимает общественность причисление Николая Второго и его семьи к лику святых?
Марк Смирнов:
Из того, что сейчас пишет светская печать по факту канонизации Николая Второго, действительно можно сказать, что существуют как бы два полярных мнения: одни считают царя мучеником, достойным канонизации как страстотерпца, а другая половина общества так не считает. То, что мне приходилось читать в российской печати - подчеркиваю, светской печати - там существует, в общем, достаточно сдержанное отношение ко всему этому. Общая мысль такова: "Из того, что происходит сейчас на Соборе, в общем, нас это не очень касается, ну, канонизировали императора, ну и что из этого - мы и дальше будем жить так же, как жили". Этот лейтмотив присущ людям, которые, а их в России большинство, живут вне церкви и вне тех споров и коллизий, которые существовали и существуют в церковной среде по поводу канонизации последнего русского императора и его семьи.
Большинство людей полагает, что царь действительно явился, так сказать, политическим мучеником, жертвой политических репрессий. Ведь исходя из логики того, что он был зверски убит, можно канонизировать, скажем, Марию Стюарт или, например, 26 Бакинских Комиссаров - они тоже были жертвами своих политических взглядов и были убиты политическими противниками. В самой гибели императора никакого акта исповедания веры практически не было. Это общее мнение прессы. Многие, особенно из церковных публицистов, отмечают, что эта попытка канонизировать царя сделана скорее, чтобы найти какие-то возможности сближения с Русской Зарубежной Церковью. Ведь канонизация российского императора за рубежом произошла еще в 1981-м году, когда Московский Патриархат и нынешние иерархи в своем большинстве были категорически против этого акта. Церковные публицисты отмечают также и бесплодность вот этого решения, принятого под сильным давлением консервативных кругов в РПЦ. Для сближения с Зарубежной Церковью понадобятся не только канонизация, но и отречение от экуменизма и самой идеи возможности построения в России, как, по их мнению, православном государстве, демократического общества. Для представителей зарубежного православия возможна только монархия. А с этим я полагаю, большая часть российского общества никогда не согласится - это путь назад.
Джованни Бенси:
Да, есть, стало быть, и скептицизм. Теперь я обращусь к отцу Иннокентию. Собор решил канонизировать не только царя, но и более 800 новомучеников, погибших в ходе антирелигиозных гонений советской власти. Как известно, жертв было гораздо больше. Чем вызван такой выбор? Почему именно эти люди? Как это решение соотносится с канонизацей последнего императора?
Игумен Иннокентий Павлов:
Во-первых, действительно жертв было гораздо больше, причем чаще всего приходится говорить именно о жертвах политических репрессий, а не сознательных исповедниках веры, как это имело место в древней церкви, имея в виду свидетелей веры, которых по-славянски именуют мучениками. Но дело в том, что уже и Джованни, и Марк говорили по поводу того, что церковное общество разделилось на две равные части - тех, кто за канонизацию императорской семьи, и тех, кто против. Конечно, эта канонизация часто политическая. Суть ее сводится к тому, что нынешнее церковное руководство в качестве своей социальной опоры в церкви решило избрать интегристские круги, которым дается идеологический посыл, который должен их удовлетворить. Здоровые церковные силы как раз выступают против канонизации, критически относятся к священноначалию, требуют восстановления канонических норм в жизни церкви, норм, которые были приняты на Соборе 1917-го года, и которые в церкви не восстановлены, несмотря на то, что она пользуется небывалой в своей истории внешней свободой. То есть, надо учитывать, что мы имеем дело с чистым политиканством.
Ко мне обращаются мои коллеги - московские священнослужители, прихожане московских храмов, которые действительно шокированы всем этим. Я говорю им, чтобы они не смущались, потому что политическая канонизация - эта вещь была характерная, и для российской церкви, и вообще -для Православной Церкви, и для Католической Церкви тоже, в прошлом. Сколько мы можем найти в святцах правителей таких, рядом с которыми Николай Второй будет просто кротким человеком! Если его сравнить с тем же Юстинианом и его женой Феодорой, или с тем же Дмитрием Донским, которого канонизировали на юбилейном Соборе в 1988-м году... Другое дело, что реального почитания их нет. И почитание царской семьи в ближайшие два десятилетия, я думаю, тоже сойдет на нет.
А что касается канонизации остальных новомучеников, как их называют, то здесь специальные комиссии в епархиях выявляли эти жертвы репрессий, жертвы красного террора. Давали списки, понятно, что есть определенное отсутствие полноты... Так что, это, скорее, такой вопрос: может быть, чисто технический. . Еще раз я хочу обратиться к православным, которые нас слушают: не надо смущаться. В наших святцах много сомнительных с христианской и просто общечеловеческой точек зрения личностей из числа правителей, которые были канонизированы по политическим мотивам - можно назвать того же Дмитрия Донского. Но когда-нибудь, и я надеюсь, что еще при нашей жизни, созовется настоящий каноничный Поместный Собор и более того, Всеправославный Собор, который наведет порядок в наших святцах, и действительно, в них останутся только те, кто достоин церковного почитания.
Джованни Бенси:
На Соборе принята также социальная концепция РПЦ, со вступительным докладом по этому поводу выступил митрополит Кирилл, который этим и занимался. Андрей Зубов, в чем суть этого документа, и повлияла ли на него социальная доктрина Католической Церкви, которая возникла в XIX веке и изложена в ряде Папских Энциклик?
Андрей Зубов:
Безусловно, мы внимательно - я говорю "мы", потому что мне тоже пришлось работать над составлением основы социальной доктрины РПЦ под руководством Владыки Митрополита - безусловно внимательно изучили основные Папские Энциклики. Вообще, опыт западной церкви отнюдь не отвергался при подготовке основ социальной доктрины, Социальной концепции, как она официально называется. Мы пытались понять, как другие церкви реагируют на эти вызовы современного светского мира, как они решают те проблемы, которые стоят и перед нами. Но в основу разработки концепции, пожалуй, были положены два принципа: попытка связать новые, современные явления, не имеющие аналогов в прошлом со святоотеческой мыслью и с библейским текстом и с новозаветным текстом и учитывать при этом реальную практику нашей церкви и реальный опыт, с которым сталкиваются священники в приходах и православные миряне.
Результатом всей этой многолетней работы и явился представленный документ. Он, как мне кажется, отвечает на целый ряд вопросов, которые и я, и многие другие задавали своим духовникам многие годы. Это - вопросы, касающиеся личной жизни, семейных отношений, отношения к политике, к государству, к праву, к СМИ, к тому, что можно, а что нельзя писать, что можно, а что нежелательно читать и слушать, с кем можно, а с кем нельзя сотрудничать. Здесь дается очень широкий спектр, который позволяет разобраться в том, как православному христианину - и клирику, и мирянину вести себя в современном мире, в общем, столь враждебном христианству, мире постхристианском, где христианство низведено на уровень допустимого мнения меньшинства, но как бы выброшено из общественной жизни во многих странах - не в России. А в России, наоборот, перед нами другая опасность - стремление очень многих людей злоупотребить церковью, говорить от ее имени, как бы говорить свое, но поддерживая это якобы авторитетом церкви. Чтобы это тоже было невозможно, и мнение церкви было ясно высказано - для этого и была разработана по указанию Святейшего Синода одобренная во вторник на утреннем заседании Собора доктрина.
Джованни Бенси:
На Соборе в рамках дискуссии подчеркивалась также идея независимости церкви от государства и взаимного невмешательства во внутренние дела. Это - известная и в Католической Церкви концепция "Свободная Церковь в Свободном Государстве". В какой мере осуществляется этот идеал сегодня в России?
Марк Смирнов:
На сегодняшний день, если говорить о практической стороне жизни, то, безусловно, церковь свободна. Она свободна от всякого вмешательства в ее внутреннюю жизнь. Но здесь существует и другая опасность - не только со стороны государства, но и со стороны самой церкви, которая хотела бы укрепить свои позиции за счет непосредственных отношений с правительством, государственными чиновниками, с губернаторами на местах, и вот эта попытка как-то внедрится в социально-политическую жизнь - она особенно проявляется в контактах церкви с правоохранительными органами, Министерством Обороны. Здесь церковь хотела бы иметь монополию на работу с военнослужащими и заключенными, на обслуживание духовных нужд в больницах и местах заключения, и здесь я бы сказал, у церкви очень большие амбиции. Если внимательно просмотреть ту самую социальную концепцию, утвержденную на соборе, то там все это довольно последовательно выражается - и то, что церковь хотела бы сохранить за собой право патриотического воспитания граждан, и какую-то особую роль она уделяет как раз работе с военнослужащими.
В документе, буквально в его самом начале, четко и ясно говорится, что с точки зрения православного учения православный христианин должен быть патриотом своей нации, отечества, народа. Это несколько, в общем, смущает, потому что это как-то напоминает те слова и выражения, которые активно использовались Московским Патриархатом еще в период сталинского правления, начиная с 1943-го года, когда вот эта патриотичность делалась как бы краеугольным камнем задач РПЦ на тот период. Видимо, они сохраняются и сейчас. Безусловно, значение такого документа как социальная концепция переоценить трудно, потому что до сих пор церковь жила, не создав какого-то ясного представления и для самой себя, и для общества о том, как она относится к вызовам времени, таким, как биоэтика, например, политическая жизнь - участие или неучастие в ней - в этом документе все это довольно конкретно изложено. Но найти что-то существенно новое здесь довольно трудно. Церковь традиционно осуждает то, что она не принимает, и пытается как-то кодифицировать свое отношение вот к этим серьезным проблемам уже XXI века. Но я полагаю, что те наши сограждане, которые хотели бы в этом документе найти какие-то прогрессивные вещи или эволюцию взглядов русского православия, вряд ли их там найдут, потому что это - достаточно традиционные и консервативные взгляды, свойственные православию, да и другим христианским церквям.
Джованни Бенси:
В Москве, в храме Христа Спасителя, проходит Архиерейский Собор РПЦ. Он был открыт Патриархом Московским и Всея Руси Алексием Вторым и уже принял историческое решение: канонизировать последнего российского царя Николая Второго и его семью, убитых большевиками под Екатеринбургом в 1918-м году. С ними собор решил причислить к лику святых и еще 800 новомучеников-исповедников, погибших в ХХ веке от руки богоборческой коммунистической власти. Торжественная церемония канонизации царской семьи произойдет в следующее воскресенье - 20 августа, в том же храме Христа Спасителя. Среди прочих будут присутствовать и президент Владимир Путин. Сейчас я процитирую центральное место в решении собора о погибшем императоре: "В последнем российском православном монархе и членах его семьи мы видим людей, искренне стремившихся воплотить в своей жизни заповеди Евангелия. В страданиях, перенесенных царской семьей в заточении с кротостью, терпением и смирением, в их мученической кончине в Екатеринбурге в ночь на 4 (17) июля 1918-го года был явно побеждающий зло свет Христовой Веры".
Конечно, решение Собора предвосхитил Синод Русской Православной Церкви за границей, который еще в период существования Советской Власти, в 1981-м году принял решение о причислении к лику святых Николая Второго и его приближенных. Канонизация царской семьи вызвала среди православных много споров. Опросы общественного мнения показали, что с этой мерой согласны лишь примерно половина населения. Было отмечено, что особого почитания император и его родственники заслуживают скорее способом своей насильственной смерти, чем своим образом жизни. Многие предполагают, что это - скорее, политическое, чем церковное решение. Эти вопросы мы обсуждаем сегодня.
Мой первый вопрос Андрею Зубову, который присутствует на Соборе и является членом комиссии по подготовке документа о социальной доктрине РПЦ. Андрей Борисович, чем вызвано решение канонизировать царя?
Андрей Зубов:
Я думаю, что решение канонизировать царя - это решение, медленно, постепенно созревавшее в лоне Православной Церкви - я имею в виду в самом православном обществе - убеждение. Я сам прошел в себе за последние 10-15 лет все этапы - от принципиального несогласия до внутреннего согласия с актом Собора, и как историк, и как христианин. Я думаю, что собор не начал, а завершил очень долгий процесс, или, по крайней мере, поставил какой-то промежуточный знак в долгом процессе осознания российским обществом того, что оно совершило в ХХ веке. Речь идет, конечно, не только о цареубийстве, но и всем том кошмаре выбора коммунистического решения своей судьбы, который российское общество сделало в том судьбоносном 1917-м году и провело через гражданскую войну и десятилетия советской власти, согласившись сотрудничать с новым режимом и поддерживать его. В этом смысле канонизация царя - это знак, что с этим советским прошлым, по крайней мере, православная, христианская часть общества хочет порвать. Безусловно, многие понимают канонизацию, как покаяние перед убитым царем и его семьей. Это - наивная, и с христианской точки зрения, я бы сказал, даже ошибочная позиция. На самом деле, царь, как и все остальные части нашего общества - все повинны в той трагедии, которая произошла, и всем надо каяться - где-то и друг перед другом, но главным образом - перед Богом, от которого все мы, так или иначе, отступили. Но мне кажется, что несмотря на то, что царь действительно был далеко не идеальным правителем, он завершил свою жизнь как идеальный христианин, согласившийся на смерть и страдания, не изменивший своим христианским убеждениям, и, как я знаю, умершим с чувством глубокой собственной вины за отречение от престола и с чувством глубокой горечи за народ, отпавший от Бога и ушедший к Сатане и его коммунистической власти.
Джованни Бенси:
Марк Смирнов, мы уже напомнили, что, кажется, лишь примерно половина россиян согласна с канонизацией царя. Как воспринимает общественность причисление Николая Второго и его семьи к лику святых?
Марк Смирнов:
Из того, что сейчас пишет светская печать по факту канонизации Николая Второго, действительно можно сказать, что существуют как бы два полярных мнения: одни считают царя мучеником, достойным канонизации как страстотерпца, а другая половина общества так не считает. То, что мне приходилось читать в российской печати - подчеркиваю, светской печати - там существует, в общем, достаточно сдержанное отношение ко всему этому. Общая мысль такова: "Из того, что происходит сейчас на Соборе, в общем, нас это не очень касается, ну, канонизировали императора, ну и что из этого - мы и дальше будем жить так же, как жили". Этот лейтмотив присущ людям, которые, а их в России большинство, живут вне церкви и вне тех споров и коллизий, которые существовали и существуют в церковной среде по поводу канонизации последнего русского императора и его семьи.
Большинство людей полагает, что царь действительно явился, так сказать, политическим мучеником, жертвой политических репрессий. Ведь исходя из логики того, что он был зверски убит, можно канонизировать, скажем, Марию Стюарт или, например, 26 Бакинских Комиссаров - они тоже были жертвами своих политических взглядов и были убиты политическими противниками. В самой гибели императора никакого акта исповедания веры практически не было. Это общее мнение прессы. Многие, особенно из церковных публицистов, отмечают, что эта попытка канонизировать царя сделана скорее, чтобы найти какие-то возможности сближения с Русской Зарубежной Церковью. Ведь канонизация российского императора за рубежом произошла еще в 1981-м году, когда Московский Патриархат и нынешние иерархи в своем большинстве были категорически против этого акта. Церковные публицисты отмечают также и бесплодность вот этого решения, принятого под сильным давлением консервативных кругов в РПЦ. Для сближения с Зарубежной Церковью понадобятся не только канонизация, но и отречение от экуменизма и самой идеи возможности построения в России, как, по их мнению, православном государстве, демократического общества. Для представителей зарубежного православия возможна только монархия. А с этим я полагаю, большая часть российского общества никогда не согласится - это путь назад.
Джованни Бенси:
Да, есть, стало быть, и скептицизм. Теперь я обращусь к отцу Иннокентию. Собор решил канонизировать не только царя, но и более 800 новомучеников, погибших в ходе антирелигиозных гонений советской власти. Как известно, жертв было гораздо больше. Чем вызван такой выбор? Почему именно эти люди? Как это решение соотносится с канонизацей последнего императора?
Игумен Иннокентий Павлов:
Во-первых, действительно жертв было гораздо больше, причем чаще всего приходится говорить именно о жертвах политических репрессий, а не сознательных исповедниках веры, как это имело место в древней церкви, имея в виду свидетелей веры, которых по-славянски именуют мучениками. Но дело в том, что уже и Джованни, и Марк говорили по поводу того, что церковное общество разделилось на две равные части - тех, кто за канонизацию императорской семьи, и тех, кто против. Конечно, эта канонизация часто политическая. Суть ее сводится к тому, что нынешнее церковное руководство в качестве своей социальной опоры в церкви решило избрать интегристские круги, которым дается идеологический посыл, который должен их удовлетворить. Здоровые церковные силы как раз выступают против канонизации, критически относятся к священноначалию, требуют восстановления канонических норм в жизни церкви, норм, которые были приняты на Соборе 1917-го года, и которые в церкви не восстановлены, несмотря на то, что она пользуется небывалой в своей истории внешней свободой. То есть, надо учитывать, что мы имеем дело с чистым политиканством.
Ко мне обращаются мои коллеги - московские священнослужители, прихожане московских храмов, которые действительно шокированы всем этим. Я говорю им, чтобы они не смущались, потому что политическая канонизация - эта вещь была характерная, и для российской церкви, и вообще -для Православной Церкви, и для Католической Церкви тоже, в прошлом. Сколько мы можем найти в святцах правителей таких, рядом с которыми Николай Второй будет просто кротким человеком! Если его сравнить с тем же Юстинианом и его женой Феодорой, или с тем же Дмитрием Донским, которого канонизировали на юбилейном Соборе в 1988-м году... Другое дело, что реального почитания их нет. И почитание царской семьи в ближайшие два десятилетия, я думаю, тоже сойдет на нет.
А что касается канонизации остальных новомучеников, как их называют, то здесь специальные комиссии в епархиях выявляли эти жертвы репрессий, жертвы красного террора. Давали списки, понятно, что есть определенное отсутствие полноты... Так что, это, скорее, такой вопрос: может быть, чисто технический. . Еще раз я хочу обратиться к православным, которые нас слушают: не надо смущаться. В наших святцах много сомнительных с христианской и просто общечеловеческой точек зрения личностей из числа правителей, которые были канонизированы по политическим мотивам - можно назвать того же Дмитрия Донского. Но когда-нибудь, и я надеюсь, что еще при нашей жизни, созовется настоящий каноничный Поместный Собор и более того, Всеправославный Собор, который наведет порядок в наших святцах, и действительно, в них останутся только те, кто достоин церковного почитания.
Джованни Бенси:
На Соборе принята также социальная концепция РПЦ, со вступительным докладом по этому поводу выступил митрополит Кирилл, который этим и занимался. Андрей Зубов, в чем суть этого документа, и повлияла ли на него социальная доктрина Католической Церкви, которая возникла в XIX веке и изложена в ряде Папских Энциклик?
Андрей Зубов:
Безусловно, мы внимательно - я говорю "мы", потому что мне тоже пришлось работать над составлением основы социальной доктрины РПЦ под руководством Владыки Митрополита - безусловно внимательно изучили основные Папские Энциклики. Вообще, опыт западной церкви отнюдь не отвергался при подготовке основ социальной доктрины, Социальной концепции, как она официально называется. Мы пытались понять, как другие церкви реагируют на эти вызовы современного светского мира, как они решают те проблемы, которые стоят и перед нами. Но в основу разработки концепции, пожалуй, были положены два принципа: попытка связать новые, современные явления, не имеющие аналогов в прошлом со святоотеческой мыслью и с библейским текстом и с новозаветным текстом и учитывать при этом реальную практику нашей церкви и реальный опыт, с которым сталкиваются священники в приходах и православные миряне.
Результатом всей этой многолетней работы и явился представленный документ. Он, как мне кажется, отвечает на целый ряд вопросов, которые и я, и многие другие задавали своим духовникам многие годы. Это - вопросы, касающиеся личной жизни, семейных отношений, отношения к политике, к государству, к праву, к СМИ, к тому, что можно, а что нельзя писать, что можно, а что нежелательно читать и слушать, с кем можно, а с кем нельзя сотрудничать. Здесь дается очень широкий спектр, который позволяет разобраться в том, как православному христианину - и клирику, и мирянину вести себя в современном мире, в общем, столь враждебном христианству, мире постхристианском, где христианство низведено на уровень допустимого мнения меньшинства, но как бы выброшено из общественной жизни во многих странах - не в России. А в России, наоборот, перед нами другая опасность - стремление очень многих людей злоупотребить церковью, говорить от ее имени, как бы говорить свое, но поддерживая это якобы авторитетом церкви. Чтобы это тоже было невозможно, и мнение церкви было ясно высказано - для этого и была разработана по указанию Святейшего Синода одобренная во вторник на утреннем заседании Собора доктрина.
Джованни Бенси:
На Соборе в рамках дискуссии подчеркивалась также идея независимости церкви от государства и взаимного невмешательства во внутренние дела. Это - известная и в Католической Церкви концепция "Свободная Церковь в Свободном Государстве". В какой мере осуществляется этот идеал сегодня в России?
Марк Смирнов:
На сегодняшний день, если говорить о практической стороне жизни, то, безусловно, церковь свободна. Она свободна от всякого вмешательства в ее внутреннюю жизнь. Но здесь существует и другая опасность - не только со стороны государства, но и со стороны самой церкви, которая хотела бы укрепить свои позиции за счет непосредственных отношений с правительством, государственными чиновниками, с губернаторами на местах, и вот эта попытка как-то внедрится в социально-политическую жизнь - она особенно проявляется в контактах церкви с правоохранительными органами, Министерством Обороны. Здесь церковь хотела бы иметь монополию на работу с военнослужащими и заключенными, на обслуживание духовных нужд в больницах и местах заключения, и здесь я бы сказал, у церкви очень большие амбиции. Если внимательно просмотреть ту самую социальную концепцию, утвержденную на соборе, то там все это довольно последовательно выражается - и то, что церковь хотела бы сохранить за собой право патриотического воспитания граждан, и какую-то особую роль она уделяет как раз работе с военнослужащими.
В документе, буквально в его самом начале, четко и ясно говорится, что с точки зрения православного учения православный христианин должен быть патриотом своей нации, отечества, народа. Это несколько, в общем, смущает, потому что это как-то напоминает те слова и выражения, которые активно использовались Московским Патриархатом еще в период сталинского правления, начиная с 1943-го года, когда вот эта патриотичность делалась как бы краеугольным камнем задач РПЦ на тот период. Видимо, они сохраняются и сейчас. Безусловно, значение такого документа как социальная концепция переоценить трудно, потому что до сих пор церковь жила, не создав какого-то ясного представления и для самой себя, и для общества о том, как она относится к вызовам времени, таким, как биоэтика, например, политическая жизнь - участие или неучастие в ней - в этом документе все это довольно конкретно изложено. Но найти что-то существенно новое здесь довольно трудно. Церковь традиционно осуждает то, что она не принимает, и пытается как-то кодифицировать свое отношение вот к этим серьезным проблемам уже XXI века. Но я полагаю, что те наши сограждане, которые хотели бы в этом документе найти какие-то прогрессивные вещи или эволюцию взглядов русского православия, вряд ли их там найдут, потому что это - достаточно традиционные и консервативные взгляды, свойственные православию, да и другим христианским церквям.
