Александр Генис: Сегодня в эфире - шестой выпуск нашей юбилейной рубрики, которой мы отмечаем 20-летие Новой России.
Чтобы лучше понять накопленный за эти годы опыт, мы с Соломоном Волковым подготовили рассчитанный на весь юбилейный год цикл передач. Надеясь выделить главные знаковые феномены Новой России, мы придумали правила, на которые указывает называние этих программ: ''Вехи Новой России. 2+2''.
Это значит, что для каждой передачи мы выбрали двух героев, олицетворяющих самые характерные перемены в жизни новой России, - и двух музыкантов, которые помогут нам озвучить историю этих судьбоносных двадцати лет.
В сегодняшнем выпуске нашей рубрики, которая выходит в эфир на следующий день национального праздника России, мы поговорим о двух ее главных городах – Москве и Петербурге.
Почти в каждой стране старой культуры есть, как правило, две столицы. Одна – официальная, другая – нет. В Италии, скажем, эти роли поделили Рим и Милан. В Америке – Вашингтон и Нью-Йорк. В России, конечно же, Москва и Петербург. Оппозиция – политическая и культурная – настолько старая, настолько богата оттенками, настолько интересна в творческом отношении, что отношения двух столиц нельзя адекватно описать. Это – бесконечная драма. Причем она — действительно без конца, она продолжается и сегодня.
Я, уроженец Риги и житель Нью-Йорка, слежу за ней со стороны, что еще не обещает объективности. Мне хватает мелких деталей. Москвича, скажем, можно узнать даже в бассейне, петербуржцы предпочитают общаться ''на вы'' (с Лосевым, например, я так и не перешел ''на ты'' за тридцать лет дружбы).
В сегодняшней России, о чем мы, собственно, и будем сегодня говорить, отношения между двумя столицами асимметричны. Питерцы к москвичам ревнует – там и власть, и деньги. Зато москвичи Петербург скорее любят, чем еще больше раздражают его жителей. Возможно, я ошибаюсь, но иногда мне кажется, что сегодня, для богатой России Петербург – русская Венеция, прекрасное, музейное прошлое, куда хорошо приезжать отдыхать, а не жить.
Впрочем, главное, конечно, - культурные отличия. Каждый город создал свою эстетику. Для меня, в силу привычки и природной склонности, нагляднее всего разница между столицами заметна в сочинениях современных авторов. Условно говоря, в Петербурге занимаются словесностью, в Москве – литературой. Первая увлекается тканью, вторая – сюжетом.
Лучшие авторы ленинградской школы – Валерий Попов, Довлатов, Толстая – пишут прозу как стихи. Отсюда – по Бродскому – лингвистическая перенасыщенность, которая повышает удельный вес слова сразу на порядок. Но такими словами роман не напишешь. Роман пишут не в пуантах, а в валенках.
Дело в том, что литература - в самом широком смысле, включающем вымысел как таковой, - создается не словами, а сюжетными поворотами. Роману вовсе не обязательно быть словесным шедевром. Борхес, скажем, оставивший еще в молодости стилистические ухищрения, считал, что лучше всего читать ''Дон Кихота'' в переводе на урду — красота родного языка не мешает следить за действием.
Только прозу, единицей которой является не действие, не поступок, не дело, а слово, следовало бы называть словесностью. С исторической точки зрения она - признак декаданса, вызванного уходом сюжета в другие сферы вымысла, прежде всего - в кино. То, что остается, является, собственно, словесностью.
Воскресить роман и вернуть к нему читателей смогли не поэтичные жители Петербурга, а более прозаические москвичи, которые научились писать книги без слов.
Так, радикал Сорокин, оставляя голос автора за пределами семантики, составляет романы-коллажи, пользуясь только чужим языком. Более традиционному в этом отношении Пелевину слова нужны лишь для того, чтобы разворачивать свои увлекательные притчи. Язык для него все равно, что джип - надежный и непритязательный транспорт.
Такой роман – и в этом его большое достоинство! – можно пересказать своими словами, тогда как лучшие книги петербуржцев - и в этом их большое достоинство! – можно только процитировать.
Я не берусь сказать, что лучше. Достаточно того, что спор литературы со словесностью, как вечная борьба двух русских столиц, - плодотворное противоречие. Не требуя разрешения, оно приводит отечественную культуру в движение.
Теперь, Соломон, представьте музыкальную пару, которая поможет нам озвучить этот период в истории новой России.
Соломон Волков: Продолжая, Саша, ваше сопоставление двух отечественных столиц, я хотел бы сегодня сравнить не двух отдельных музыкантов, а два музыкальных коллектива, два легендарных музыкальных театра - Большой театр в Москве и Марианский в Петербурге. Из них более старинным считается Большой театр, дату основания которого относят к 1776 году. История возникновения Мариинского театра восходит с 1783 году, тогда он назывался Каменным театром, а наименование Мариинского, в честь супруги Александра Второго Марии Александровны и вместе с новым зданием он получил в 1860 году. Большой и Мариинский всегда соперничали, хотя в советское время такого рода сравнительные разговоры весьма не поощрялись. Я могу это засвидетельствовать, так как в начале 70-х годов, переехав из Ленинграда в Москву, работал там старшим редактором журнала ''Советская музыка''. Соперничество, о котором я говорю, прошло через несколько решающих фаз. Одной из них стало подчинение московских театров петербургскому начальству в 1842 году, но Большой театр уступил национальное первенство петербургской опере еще в 1836 году, когда на столичной сцене прошла премьера первой настоящей национальной оперы. Это была, конечно, ''Жизнь за царя'' Михаила Глинки. Столица есть столица, - скажете вы мне, - однако Мариинский театр, потерявший своя имя еще в 1920 году, после революции, а в 1935 году получивший название Театра имени Кирова, в честь убитого большевистского вождя, держал первенство долгие годы после того, как государственной столицей в 1918 году опять стала Москва. Вот какой мощный творческий потенциал был накоплен Мариинкой в годы императорского патронажа.
(Музыка)
Но в 30-е-40-е годы 20 века Сталин, решивший трансформировать Большой в имперский театр с амбициями стать лучшим музыкальным театром мира (а об этом тогда велись разговоры), осуществил массивный перевод ведущих сил Мариинки в Москву, и на пол века центром оперной и балетной жизни страны стала сцена Большого театра. Я лично, Саша, не склонен преуменьшать роль личности в истории, в особенности, в истории культуры, поскольку и в данном случае именно конкретная личность, а именно молодой дирижер Валерий Гергиев сумел в 1990 годы вновь вернуть первенство питерскому театру. Вы только что прослушали в его исполнении ''Половецкий марш'' из оперы Бородина ''Князь Игорь'', премьера которой была осуществлена в свое время именно на Мариинской сцене, и тогда постановка этой оперы знаменовала собой мощь России, как империи, которая покорила, в частности, и Среднюю Азию.
А вот другой отрывок из этой оперы в той же интерпретации - Валерий Гергиев дирижирует оркестром Мариинского театра.
(Музыка)
Прорыв, о котором я говорил, оказался во многом возможен из-за музыкального кризиса в Большом театре, который в последние годы болтало из стороны в сторону, как большой корабль без руля и без ветрил. В результате, Большой театр оказался в полузатопленном состоянии, не в силах составить конкуренции Мариинке ни внутри России, ни, тем более, за рубежом, где театр из Петербурга под руководством Гергиева завоевал мощные позиции. Сможет ли Большой театр вернуть себе былую славу, державное величие и блеск? Во многом это зависит от того, будет ли поставлена на должную высоту музыкальная сторона дела. Недавно директор Большого театра Исханов пригласил возглавить театр выдающегося дирижера Василия Синайского. Со стороны Исханова это был очень мудрый шаг. Синайский - большой мастер, я называю его современным Светлановым, он великолепно владеет именно тем русским репертуаром, который должен вновь стать визитной карточкой Большого и в России, и на Западе. Вот послушайте, как блистательно проводит Синайский увертюру к ''Царской невесте'' Римского-Корсакова.
(Музыка)
Александр Генис: Ну а теперь - ''момент Плутарха'': сравним наших героев. Что такое Москва и что такое Петербург за эти 20 лет?
Соломон Волков: Мне кажется, что в соревновании этих двух городов в данный момент безусловным чемпионом является Москва. Вы, Саша, как-то попытались дипломатично уравновесить их позиции, но в сегодняшней гонке, а эта гонка всегда существовала, и неминуемо будет существовать, как бы это ни сглаживалось в советские годы (Сталин жестоко подавил попытку Ленинграда стать всероссийской столицей - ''Ленинградское дело'' было последней или предпоследней крупной карательной акцией Сталина, который почувствовал в этом опасность), и в брежневские времена это соперничество имело место, и оно будет продолжаться все время, потому что Петербург всегда будет претендовать на роль интеллектуальной, культурной столицы, как минимум, а Москва будет настаивать на том, что она не только государственный и финансовый центр, но также и культурные приоритеты принадлежат Москве.
Александр Генис: Вы знаете, Соломон, с одной стороны, это бесспорно и видно, поскольку все силы стягиваются в Москву, с другой стороны, Ленинград, а теперь уже Петербург, естественным образом считается диссидентом, это порфироносная вдова (теперь это Петербург уже, а не Москва). И в этом смысле обратите внимание, что все самое интересное в российской культуре времен перестройки в последние годы советской власти приходило из Питера - и Герман, и Гребенщиков, и Путин, в конце концов. То есть не случайно какое-то движение, какое-то бурление вдалеке от официальной столицы в Ленинграде намечалось, и оно как-то прорвалось, не так ли?
Соломон Волков: Что касается этой мощной переброски политических сил из Петербурга в Москву, которая произошла в эпоху Путина, то это особый феномен и особая глава в отношениях Петербурга и Москвы, если угодно, это петербургская месть. Но это - политический феномен. А в области культуры, несмотря на те блестящие имена, которые вы называли (я только что говорил о Гергиеве, а это тоже особый феномен, который сам по себе создает невероятное культурное притяжение в городе), лидерство в культурной области на сегодняшний момент, мне кажется, все-таки принадлежит Москве.
Александр Генис: Другой традиционный аспект нашей программы - взгляд извне. Что говорит и думает Запад о наших героях сегодня?
Соломон Волков: Как ни парадоксально, в области соревнования двух главных музыкальных театров страны, на международной сцене безусловно побеждает Мариинский театр, который стал естественной составной частью международного театрального содружества, участвует во всех престижных фестивалях, записи его расходятся, у него собственный лейбл, который каждый раз номинируется на ''Грэмми'', так что здесь деятельность Гергиева является беспрецедентной. У Большого театра, как я уже сказал, есть хорошие шансы под руководством Синайского восстановить свои былые позиции, тем более, что это все-таки московский, то есть столичный театр.
Александр Генис: Но если говорить о главных персонажах нашей передачи - о Москве и Петербурге в целом - то и тут довольно любопытная картина складывается с точки зрения западного наблюдателя. Я не раз слышал, что Петербург - самое интересное место в России и иностранцы с наслаждением приезжают в Петербург, это входит в такой большой туристский набор вместе Парижем, с Венецией. То есть Петербург - бесспорный полюс притяжения в России. Про Москву этого не скажешь. На самом деле мне это кажется довольно странным, потому что Петербург, при всей его красоте (я люблю Петербург больше, чем Москву, скажу честно и прямо), это как раз то, что в Европе есть, потому что Петербург напоминает и Амстердам, и Париж, и, конечно, Венецию. В принципе, Петербург это Европа в России. Но про Москву этого не скажешь, Москва - гораздо более самобытное туристское место, один Кремль чего стоит, несомненно, самая красивая площадь в мире это Красная площадь. И вообще я уверен, что будущее за Москвой, а не за Петербургом с точки зрения туризма, не правда ли?
Соломон Волков: Вы знаете, Петербург и петербургская культура являются легендой для Запада, какой Москва не является (я это знаю, как автор книги ''История культуры Петербурга''), и она естественно вписалась в цикл культурных историй таких городов как Рим, Париж, Венеция, Берлин. А когда я говорил с американскими издателями о том, что и Москва обладает такой же легендой культурной, они к этому относились гораздо более скептически и, что интересно, одним из наиболее узнаваемых лейблов для них был как раз Большой, а за исключением Большого и, может быть, Художественного театра, они ничего не знали о московской культуре, потому что московская культура пока что еще не является для Запада культурой легендарной.
Александр Генис: И, наконец, наши персонажи 20 лет спустя. Какую эволюцию они проделали, как выглядят сегодня?
Соломон Волков: Мне кажется, что трансформация Москвы это одно из чудес последнего времени. Конечно, она во многом стала новым городом, а Петербург изменяется гораздо медленнее, гораздо скромнее. Будущее покажет, к лучшему ли это, то есть не потеряла ли Москва часть своего обаяния и шарма в процессе своей невероятной и быстрой трансформации. Петербург изменяется медленно (в силу отсутствия денег, а не в силу какой-то своей архитектурной заботы о городе), и всегда с замедленным развитием связана и культурно-историческая выгода, город остается более верным самому себе, это помогает сохранить легенду города, а легенда Петербурга - одно из главных его достояний.
(Музыка)
Александр Генис: А теперь, прежде чем закончить этот эпизод, я хочу вернуться, как мы это делаем каждый раз, к письмам наших слушателей. Наш прошлый выпуск, посвященный дамам, вызвал одобрение и такие удовлетворенные письма. Но одно из них было обиженное - почему мы не вспомнили Пугачеву среди женщин, которые оказали огромное влияние на Россию этих 20 лет? Так вот, мы не забыли Пугачеву и обязательно о ней поговорим в одном из следующих выпусков нашей передачи. Другой отклик, к которому я хотел вернуться, относится к передаче, посвященной Солженицыну и Бродскому. Мы и в прошлый раз говорили о письмах, которые приходили по поводу наших героев, но на этот раз отзыв был очень любопытный, потому что он принадлежал сыну одного из персонажей - Игнату Солженицыну. Расскажите, Соломон, пожалуйста.
Соломон Волков: Игнату понравилась эта идея сопоставления Солженицына и композитора Свиридова. Мне очень приятно, что Игнат эту идею поддержал. Сам он очень много делает для пропаганды русской музыки за рубежом, в Америке, где он живет постоянно. Игнат начинал как талантливый пианист, но с годами он все больше увлекается дирижированием и является сейчас главным приглашенным дирижером в Московском симфоническом оркестре. После нашей передачи о Солженицыне и Свиридове он прислал нам запись со своего концерта в Петербурге, где он дирижировал Оркестром Тимерканова, с которым он исполнил симфонию Рахманинова. И здесь проявились лучшие качества Игната - его интеллектуализм и, одновременно, эмоциональная открытость. Первая симфония Рахманинова - очень сложное эмоциональное произведение, как известно, она провалилась во время премьеры, но в интерпретации Игната Солженицына проступает и ее величие, и заложенная в этой музыке тревога. Итак, эксклюзивная запись - Игнат Солженицын дирижирует Первой симфонией Рахманинова.
(Музыка)
Александр Генис: А теперь, Соломон, завершим шестой эпизод цикла ''Вехи новой России'' музыкальным фрагментом, соответствующим всей нашей теме.
Соломон Волков: Я выбрал увертюру к ''Руслану и Людмиле'' потому что это динамичная, виртуозная музыка, которую можно также рассматривать как музыкальную иллюстрацию к нашей теме - соревнование Москвы и Петербурга, ведь в опере Глинки речь идет о соревновании за Людмилу - кому достанется рука красивой невесты, кому достанется этот вожделенный приз. И мы легко можем провести параллель с тем соревнованием, которое продолжается между Москвой и Петербургом. Василий Синайский, музыкальный руководитель Большого театра, дирижирует фрагментом из оперы Глинки.
(Музыка)