Александр Генис: Весь Нью-Йорк, скажем мы, подражая Цезарю, состоит из пяти частей. И только одна из них – Бронкс - принадлежит материку. Остальные четыре боро, как по старинке называют районы нашего города, расположились на архипелаге. Самый знаменитый – Манхэттан, самые большие - Бркулин и Квинс - делят западную часть Лонг-Айленда, и, наконец, пятый район – Стейтэн-Айленд. Золушка Нью-Йорка, он лежит в стороне от бурной городской жизни, но сейчас этот остров в центре внимания, ибо нью-йоркцы отмечают юбилей - 350 лет открытию и заселению Стейтэн-Айленда.
В связи с праздником сегодня наша традиционная рубрика ''Картинки с выставки'' отправится на Стейтэн-Айленд, чтобы рассказать о лучшей и самой необычной достопримечательности острова.
Сегодня мы привыкли, что все товары приезжают к нам из Китая. Однако тот экспорт, о котором сейчас пойдет речь – уникальное сокровище, удачный плод сотрудничества китайских и американских мастеров, которым удалось перенести на Стейтэн-Айленд живое чудо китайской традиции – сад.
За пределами Китая это первый такой сад. Расположенный на территории ботанического сада Стэйтен-Айленда, он скрупулезно восстанавливает садовую архитектуру династии Мин, древнекитайскую картину мира и ту восточную философию дизайна, что все заметнее меняет западный образ жизни. ''Сад китайского ученого'' (это его официальное название) разбит по образцу ХУ века. Его созданию предшествовало 14 лет теоретических разысканий и четыре научные экспедиции в Сучжоу, на родину самых известных садов Китая. Наконец под руководством куратора сада Яньминя Чу и приехавшего из Сучжоу архитектора Куаншиня Фана начались работы, обошедшиеся Нью-Йорку в 8 миллионов долларов. За четыре месяца сорок китайских мастеров разбили сад с галереями, прудами, восьмью павильонами, двумя дворами и бессчетными закоулками. Все материалы привозились из Китая: 350 тонн камней причудливой формы, добытых со дна озера Тайху, особый щебень, кипарисовые стволы для цельных колонн, темный, как кровь дракона, лак, зеленая, в цвет его же чешуи, черепица. Хотя сад занимает всего треть гектара, маленьким его не назовешь. Древние говорили: ''Горсть земли и ложка воды навлекают безбрежные думы''.
Каждый сад обладает своей тайной. Чтобы понять его потаенный сюжет, нужно знать структуру садового языка, состоящего из семи главных элементов.
Первый из них - стена сада. Чуть выше человеческого роста, она повторяет изгибы местности, будто вырастая из самой земли. Цвет стены всегда белый. В лунную ночь на ней, как на экране, разыгрывается танец теней, отброшенных побегами бамбука.
Второй элемент - флора. В китайском саду растет все, кроме газона: пустота должна органично входить в устройство вещей, а не зиять дырой без оправдания.
Вода, третий элемент сада, занимает больше половины его территории. Неощутимая, неделимая и вечная, она - как дух, что ''рыщет, где хочет''. В том числе - и в крохотном пруду, вмещающем сразу все небо.
Четвертый элемент сада - камень. Он считается лучшим другом мудреца. В камнях необыкновенной формы китайцы видят проявление жизненной силы космоса. В камне сконцентрирована его семенная энергия, это - застывшая сперма природы.
Пятым элементом сада служат экраны. Ими могут служить те же камни, заросли кустов, искусственные горки - все, что мешает окинуть его одним взглядом.
Архитектура - шестой элемент китайского сада - стремится здесь сама себя вычесть. Все, что стоит в саду, - террасы, павильоны, башни для любования луной, помещения для музицирования (у ручья, где звук чище), чайные домики, беседки, - составляет театр природы. Этот зрительный зал затейлив, но и прост. Дом - это приземистые стены и изогнутые, будто привязанные к небу, крыши.
Седьмой, самый незаменимый, элемент сада - окна. Причудливая и неожиданная череда окон организует зрелище, ''монтирует'' его, как опытный кинорежиссер, - как раз этому Эйзенштейн учился на Востоке. Умное окно китайского сада позволяет добиться того, о чем мечтает экологическая архитектура: играть с окружающей средой, не дотрагиваясь до нее.
Китайский садовник, как пророк, священник или поэт, творит свой шедевр в душе зрителя. Смиренно и любовно садовник портретирует хаос мироздания, не пытаясь навязать ему свой, человеческий, порядок. Этим китайский сад отличается от всех других. Версаль, например, - памятник культуры, свирепо подчинившей себе природу. С помощью прекрасной симметрии клумб и газонов он превращает толпу в процессию, прогулку - в церемонию, досуг - в урок цивилизации. Однако, не только европейский, но и японский сад не похож на китайский. Знаменитые сады киотских храмов не работают с природой, а выпаривают ее, оставляя вместо воды и гор песок и камни. Эти скупые ландшафты дзен-буддизма говорят об иллюзорности всякой действительности. Китайский же сад делает всякую иллюзию действительной. Он являет собой то, чего быть не может: земной рай. Ученый китаец, не признавая трансцендентного измерения, считал раем свой сад и не искал другого. Молча, как четыре времени года, такой сад учит нас своей мудрости: сохранять безмятежность сердца, углублять чувства, быть покойным, как водное зеркало, чтобы и в нас могла отразиться беспредельная синева неба. Из такого сада, как из загробного царства, нет выхода - в его ворота входит один человек, а выходит другой.
В эфире - очередной выпуск нашей рубрики ''Картинки с выставки'', который теперь продолжит Соломон Волков.
Соломон, как вы решите тему китайского экспорта в музыке?
Соломон Волков: Это задача, с одной стороны, непростая, а с другой - очень простая, потому что главным героем сегодняшней нашей темы станет кандидатура абсолютно бесспорная, никого другого на эту роль выдвинуть нельзя. Кто в данный момент представляет собою в области музыки Китай в США, да и во всем мире? Это, конечно же, знаменитый 29-летний китайский пианист Лан Лан. Это первая международная китайская звезда в области классической музыки, и Китай им по праву гордится. Но и Америка считает Лан Лана своим, потому что когда ему исполнилось 15 лет, он с отцом переехал в Америку, здесь учился в Институте Кертиса в Филадельфии. Он является воспитанником американской музыкальной школы, признает этот факт, и карьера его началась здесь, в США. Благодаря этому блестящему американскому старту он и стал международной суперзвездой.
Соломон Волков: Из-за этого эксцентризма он привлекает широкую аудиторию, поэтому он настоящая суперзвезда в области кросс-овера - он завоевал гораздо более широкую аудиторию, чем это является типичным для классического музыканта. Его записи расходятся тиражами по 200 000 экземпляров в год. Для рок звезды это не так много, но это гораздо больше, чем любая джазовая звезда, а для классического музыканта это просто запредельные тиражи.
Александр Генис: Как вы объясняете этот сенсационный успех?
Соломон Волков: Именно тем, что он так раскованно себя ведет на эстраде, он очень экстравагантный исполнитель. И я хочу показать такую блестящую, экстравагантную сторону Лан Лана в том, как он играет сочинение Листа ''Воспоминание о Дон Жуане Моцарта''.
(Музыка)
Некоторые американские критики, которым не нравится экстравагантная манера поведения Лан Лана и свобода его интерпретации, называют его ''банг-банг'' и сравнивают его с Либераче, известным поп пианистом, который выходил в каких-то роскошных нарядах....
Александр Генис: В белой шубе, например.
Соломон Волков: … и играл всякого рода довольно пошлый репертуар, хотя был большим мастером своего дела. Но по отношению к Лан Лану слово ''пошлость'' вспомнил Дэвид Ремник, лауреат нашей премии ''Либерти'', главный редактор журнала ''Нью Йоркер'', который там напечатал свой портрет Лан Лана. И это выражает отношение определенной группы консервативно настроенных американских критиков. Но ведь Лан Лан способен и к настоящему, подлинному задушевному лиризму, и наиболее привлекательным образом он демонстрирует этот лиризм в своем исполнении Шопена, как, например, в этом шопеновском ноктюрне.
(Музыка)
Александр Генис: Соломон, китайская музыка не имеет ничего общего с западной музыкой, более того, нам труднее всего проникнуть в китайскую музыку из всех других видов искусств. Китайскую живопись, даже каллиграфию, мы еще можем понять, но китайская музыка для нас за семью печатями. И это не случайно, потому что китайская музыка очень глубоко увязана с традициями китайского народа, с его философией. Конфуций требовал, чтобы ему, прежде всего, играли музыку той страны, о которой он собирался рассуждать, потому что по музыке он мог понять политику, философию, мировоззрение того или иного государства. То есть музыка была очень глубоко укоренена в натурфилософию Китая. Как этот традиционный ритм, традиционная мелодика Китая звучит у Лан Лана?
Соломон Волков: Лан Лан очень много делает для пропаганды китайской музыки, он очень серьезно к этому делу относится. И тут Лан Лан и Китай, как государство, которое его поддерживает и пропагандирует сейчас всячески (например, в Шанхае на автобусах всюду красуется физиономия Лан Лана, который рекламирует минеральную воду из Тибета), Лан Лан сегодня это определённая икона, символ китайского восхождения, вхождения Китая в мировую семью народов.
Александр Генис: Вторая Олимпиада, да?
Соломон Волков: Да. И Китай хочет показать, что он не просто империя гигантского бизнеса, как многие воспринимают эту страну на Западе...
Александр Генис: Мировая фабрика.
Соломон Волков: Но также и страна с древней и прекрасной цивилизацией, о которой вы так замечательно рассказали в своем эссе о китайском саде в Америке. Один из самых успешных дисков, который выпустил Лан Лан, как раз посвящен китайский музыке - новой и традиционной. Он, например, часто играет очень любопытную и приятную пьесу под названием ''Лошади'', в которой он выступает вместе со своим отцом. Отец его играет на такой специфической китайской скрипке, он большой виртуоз этого дела, а Лан Лан ему аккомпанирует. По-моему, совершенно прелестная пьеса, в которой каждый, действительно, увидит и услышит лошадей.
(Музыка)
Лан Лан еще достаточно молодой музыкант, он растет и развивается, он сам хочет углубить свои представления о музыкальной западной классике. Его ведь часто упрекают в том, что он недостаточно глубоко интерпретирует Бетховена, недостаточно тонко чувствует Рахманинова... Он с каждым годом все больше и больше находит себя в этой музыке. И он, в частности (что тоже не так часто случается с суперзвездой масштаба Лан Лана), продолжает работать с известными музыкантами. В год он дает по 125 концертов и получает немалые гонорары - в среднем, по 50 тысяч долларов за выступление, а когда он делает корпоративные приватные концерты, то это может быть и 250 тысяч долларов, так что если он прерывает свою концертную деятельность, то это для него немалый финансовый ущерб. И все же он каждый год уезжает в Европу и там работает с Даниэлем Баренбоймом, замечательным пианистом и дирижером, глубоким знатоком и немецкой, и французской музыки. Баренбойм очень высоко отзывается о музыкальности Лан Лана, и мы действительно можем услышать в том произведении Листа, которое я хочу показать - ''Либестраум'' (''Liebestraum'') - как и куда растет Лан Лан, и что ждет его в будущем.
(Музыка)
