Александр Генис: У меня есть знакомый, который не собирается умирать. Не сейчас, а вообще. Он верит (или – считает), что успеет дожить до той поры, когда технология, как обещают многие футурологи, позволит ему, точнее – его интеллекту, переселиться в компьютер. Но это только один из путей к достижению бессмертию. О других рассказывает книга ''Комитет Иммортализации'', которую нашим слушателям представит ведущая ''Книжного обозрения'' ''Американского часа'' Марина Ефимова.
John Gray. ''The Immortalization Commission.
Science and the Strange Quest to Cheat Death''.
Джон Грэй, ''Комитет Иммортализации.
Наука и удивительные попытки обмануть смерть''.
Farrar, Straus & Giroux, 2011
Марина Ефимова: Книга известного философа Джона Грэя начинается с описания спиритического сеанса в Лондоне в 1874 году, на котором среди прочих участников были Чарльз Дарвин, его кузен (метеоролог и психолог-любитель) Фрэнсис Галтон и известнейшая тогда писательница-романистка Джордж Элиот. Несколькими страницами позже автор знакомит нас с ''Обществом психических исследований'' (то есть, исследований паранормальных явлений), которое было создано в Лондоне в 1882 году. Активными членами общества были: американский философ и учёный Уильям Джеймс, французский философ Анри Бергсон, ведущий английский искусствовед и реформатор Джон Рёскин, поэт Альфред Теннисон и премьер-министр Англии Уильям Эварт Гладстон. Основной вопрос, на который пытались ответить эти светила своими исследованиями и размышлениями - есть ли жизнь после смерти.
Диктор: ''В январе 1901 года Уильям Джеймс сидел, утонув в кресле, в коридоре клиники в Риме, у открытой двери палаты, где умирал его друг Фредерик Майерс – поэт, философ и президент ''Общества Психических исследований''. На коленях у Джеймса лежал блокнот, в руке он держал наготове карандаш, чтобы записать первое сообщение, которое пошлет ему из потустороннего мира его друг. После того, как Майерс умер, Джеймс еще долго сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв лицо руками. И у него на коленях всё так же лежал открытый блокнот. Но страница была пуста''.
Марина Ефимова: Первая часть книги - ''Корреспонденция между двумя мирами''. Её главный персонаж - английский философ и экономист Генри Сиджвик. Он был главным аналитиком ''скриптов'', то есть, посланий из потустороннего мира. Составлялись они путем так называемого ''автоматического письма''. Такие скрипты создавались и анализировались и после смерти Сиджвика в 1900 году. Этим занимались многие выдающиеся умы первой половины 20-го века, в том числе Зигмунд Фрэйд и его соратник философ Карл Юнг, писатель Олдос Хаксли и поэты: Уильям Батлер Йейтс, Эзра Паунд и французский сюрреалист Андре Бретон. Из бытовавших в то время идей самой экстравагантной была идея родить девочку-мессию - великую реинкарнацию персидской поэтессы и теолога Тахири. Она уже вела ''потустороннюю переписку'' с женщиной, которую выбрала себе в земные матери.
Вторая часть книги называется ''Богостроители'', и ее главные персонажи - русские. В сентябре 1920 года, по предложению Максима Горького и по приглашению Ленина, в Россию прибыл английский писатель Герберт Уэллс. Похоже, что главным интересом Уэллса был не столько ''великий социальный эксперимент'', сколько претворение в жизнь идей, часть которых с ним разделял Горький:
Диктор: ''Несколькими годами раньше Уэллс предложил дерзкую программу, по которой интеллигентное меньшинство – ученые, инженеры, авиаторы и комиссары – возьмут контроль над эволюцией (!) и поведут новое поколение к лучшему будущему. Постепенно человеческая порода улучшится, и в конце концов люди станут как боги''.
Марина Ефимова: Идеи Уэллса нашли отклик у русских знаменитостей: теософа Елены Блаватской, философов-мистиков Гурджиева и Успенского, но особенно увлекался ими Горький. Так же, как англичанин Сиджвик до него, Горький был убежден, что люди могут обратиться в богов и даже начать влиять на преобразования Вселенной. Из этих идей и родилось предреволюционное движение ''богостроительства''.
Диктор: ''Богостроительство (нечто вроде мистического, но секулярного культа) было ещё одной струей того потока европейской мысли конца 19-го века, в котором оккультизм и наука шли рука об руку. ''Богостроители'' верили, что целью настоящего революционера должен быть процесс обожествления человеческого существа – преобразование, которое включало в себя и преодоление смерти''.
Марина Ефимова: Когда большевики сделали друга Горького Анатолия Луначарского наркомом просвещения, тот писал, что целью революции является ''воспитание рода человеческого в целом'', что нужно не просто жить, но ''улучшать тип человека''.
Всё это были, по мнению Грэя, не столько научные, сколько литературные интерпретации и переосмысления концепции гегелевского ''Духа'' (''Geist''), описанной им в знаменитом труде ''Феноменология Духа''. Но даже Гегель не отдавал человеку божественных функций преобразования Вселенной.
Джон Грэй в своей книге с деликатной иронией описывает абсурд, но и волнующую дерзость поисков бессмертия, смелость, на которую способны, по его выражению, ''только представители человеческого рода – эти обаятельные существа с дон-кихотскими наклонностями''. Грэй отдает должное дерзновенности такого демарша человеческой любознательности. Но с его выводами об абсурдности идеи ''жизни после смерти'' согласны далеко не все его читатели и рецензенты. В частности, профессор философии Университета Миссури Клэнси Мартин.
Диктор: ''Рассуждения Грэя подрывает тот факт, что он полностью полагается на то, что называет величайшим открытием Дарвина: ''Люди – некий вид животных, безо всякой особой участи, обещающей им дополнительную жизнь, помимо земной''. Никто не будет спорить с тем, что человек – ''некий вид животного''. Но из этого факта почти ничего не следует, тем более, что у нас очень мало опыта в общении и в понимании способностей других типов животных, кроме нашего собственного. У нас нет достаточных оснований для заключения о том, что у человека нет никакой ''особой участи'' и даже о том, что у человека нет будущего помимо его земной жизни. Грэй совершает классическую ошибку логики – он ведет логическую цепочку, в основании которой лежит нечто неизвестное''.
Марина Ефимова: Профессор Мартин связывает поиски свидетельств существования жизни после смерти с другим вопросом, мучившим человечество: ''Зачем мы живем?''. Софокл писал: ''Лучше никогда не родиться, а родившись, лучше побыстрее умереть''. Ницше, рассматривая предположительную вероятность бессмертия, предупреждал, что в этом случае нам нужна ''мощная способность забвения''.
Диктор: ''Может быть, поэтому река Лета, через которую греков перевозил на своем пароме Харон, называлась рекой забвения? Чтобы наша бессонница не была вечной? Современные ''богостроители'', которые надеются избежать смерти с помощью зеленой водоросли ''алга'', йоги и глубокого замораживания трупов, упускают тот же момент, что и искатели, описанные Грэем, – жизнь имеет гораздо больше смысла в том случае, если у нее есть конец''.
Марина Ефимова: Словом, из рассуждений и примеров профессора Мартина следует успокоительный вывод о спасительности смерти. Так или иначе, книга ''Комитет Иммортализации'' - поразительный документ, увлекательно описывающий перекресток науки, религии, мистицизма и некой общей философской любознательности.
