Этот пост написан в соавторстве с Дмитрием Гололобовым.
Совсем недавно целый девятый вал публикаций прошел через российские и зарубежные СМИ благодаря отказу в УДО Платону Лебедеву. Еще больший вал, очевидно, грядет в связи с неизбежным отказом в УДО Ходорковскому. Подобные PR-цунами способный практически любому читателю разрушить мозг. Нет, мы, конечно тоже за демократию, либерализм, независимый суд и права человека. Хотелось бы только, чтобы борьба за указанные ценности велась по принципу просветительства, а не загрузки чьми-то субъективным измышлениями доверчивого читателя, часто путающего УДО и НЛО и верящего любому слову в интернете. В суровой российской реальности, проблема УДО, когда власть вроде бы и готовится признать экономических преступников "социально близкими", но Дума все еще думает думу об экономической амнистии, важна не только для сотен тысяч заключенных, но и для всего общества, которое хочет понять, как условно-досрочное освобождение происходит на самом деле и как, главное, оно должно происходить.
Многие российские правовые институты подвержены бытовой мифологизации, куда не перестают подливать масла и юристы, и журналисты, но вот УДО по степени замифологизированности практически превосходит любой из них. Итак, мифы и легенды условно-досрочного освобождения и реально существующие возможности их претворения в жизнь в жестких условиях российской уголовно-правовой действительности. Приходится правда оговориться, что игрища по вышеуказанному делу – вещь сугубо отдельная, действующие по отдельному сценарию, обсуждение которого за рамки этого поста.
Миф 1. По УДО выпускают педофилов, насильников, террористов. А они потом снова грабят и насилуют.
Это почти правда. Точно так же убийц , педофилов и террористов: а) просто не ловят; б) незаконно отпускают (не далее, чем на прошлой неделе был случай); в) незаконно оправдывают в суде; г)опять незаконно отпускают по амнистию, милуют и "актируют" по состоянию здоровья. И что? Плох не только и даже не столько один институт УДО, плоха вся система уголовного правоприменения и исполнения. В такой системе отдельный институт УДО просто не может быть хорошим. Как говорил известный сантехник в обкоме КПСС: "Тут всю систему менять надо". Попытка как-то по-особенному реформировать институт условно-досрочного освобождения напоминает попытку построить башню "Газпрома" в Северной Пальмире – явная дисгармония с общим ландшафтом. В сложившейся ситуации, к сожалению, велик процент ошибок как в отношении безосновательно выпущенных по УДО, так и не получивших его. Борьба и с первым, и со вторым – вопрос системной реформы и существенных затрат. Дешевую и справедливую пенитенциарную систему мы затрудняемся себе представить. Выход точно не в лозунге: "Выпускай всех!", поскольку он очень быстро сменится на "Сажай это ворье обратно!". Хотя, разумеется, слабым надо помогать, сильные выдут сами. Единого волшебного средства для "справедливого УДО", увы, нет и не будет. Набор методов традиционен: постепенное изменение закона, его применения и исполнения, адекватная и доступная юридическая помощь и общественный контроль.
Миф 2. Во всем виноваты плохие и коррумпированные судьи – они не отпускают по УДО на свободу порядочных людей.
Спорить с критикой в отношении судей в России – все равно, что плевать против ветра. Хотя, в тот момент, когда о каком-либо судье все стали говорить только хорошее, вот тут его как раз и пора снимать, а возможно и расследовать, чем он последнее время занимался. По целому ряду резонансных процессов на судей шел и идет чудовищное общественное давление: "Ей, ты, да ты не мужик, если Х, Y и Z не освободишь! А вот если, да, то будешь национальным героем! И памятник тебе поставят рядом с Мининым и Пожарским!". Да полноте, будете ли вы на самом деле уважать такого судью, которого можно взять на "слабо" и зыбкую приманку сиюминутной славы "освободителя". Сегодня он оправдает под громкое общественное "ура", скажем Чичваркина, завтра – под гораздо более слабые и неуверенные крики – Изместьева, а послезавтра под гробовое недоуменное молчание общественности – Кумарина. А что? У каждого им перечисленных лиц есть масса общественных сторонников, считающих их жертвами неправедного преследования и готовыми часами кричать под окнами суда: "А слабо!". В этом случае показательно дело Ольги Романовой, которое в Штатах бы неизбежно получило название People v Kozlov. Она через неправедных российских судей и "кривые" российские суды с огромным трудом, но не без успеха добивается оправдания своего мужа. Может, десятки людей прошедших именно таким путем и научат судебную систему быть именно судебной системой быстрее, чем сотни пикетов с криками: "Слабо! Слабак! Прихвостень!". Много ли людей готово бороться системно и требовать реформирования судебной системы? По-человечески понятно, что основная задача – вытащить себя или родственника из неволи. От этого борьба Ольги Романовой и ее мужа так ценна, но так единична.
Миф 3. Достойных людей не выпускают по УДО из-за потери тапочек, обращения к контролеру на "ты" и тому подобной ерунды. Другое дело, если бы они надзирателей резали!
Отношение к режиму содержания – вопрос более чем тонкий. И как многое в тюрьмах – это точка давления на заключенных и коррупция. Режим должен быть – и для мелких хулиганов , и для Евсюкова (хотя и разной степени суровости). Иначе тюрьма превращается в подобие пионерского лагеря в отсутствие воспитателей. Режим также не может делится по неформальным признакам на режим для хороших и плохих заключенных, но есть (и нужно их уточнять) предусмотренные законом пути его смягчения. Уже хорошим примером реформирования стало отделение "первоходов" от "краток" и рецедивистов, еще бы отделить насильственные преступления и экономику… Сложно провести линию между случайными ошибками заключенного и намеренным игнорированием требований режима, которое так любит та часть заключенных, именуемая "отрицаловом". Является ли разовое или систематическое несоблюдение режима знаком того, что заключенный не исправился не может решить никто, кроме суда. Только он, в конечном итоге, может ответить на вопрос, как заключенный теряет тапки: по рассеянности или для того, что бы насолить начальнику отряда. Таким образом, инструмент оценки "исправленности" заключенного при любых реформах и изменениях пенитенциарной системы будет одним и тем же – его честь Суд. Возвращаемся к тому же, пока система: "нарушение-санкция-обжалование-решение" не будет работать, вопрос о тапках и сигаретах с повестки не снимется.
Вопрос выхода конкретного заключенного по УДО часто смешивают с вопросом его оценки "справедливости" или "несправедливости" изначального осуждения. Однако, судья при рассмотрении дела по УДО не должен и не пересматривает то дело, по которому заключенный осужден. Для этого есть (должны работать) надзорные инстанции. Судья же не оценивает правильный приговор или неправильный, справедливый или несправедливый, были нарушены права человека или нет. По закону он просто смотрит на тяжесть преступления. В конце концов, у него задача простая - определить возможно ли дальнейшее исправление заключенного без пребывания его в ИК. Ведь может так случится, что за пару лет мелкий хулиган на зоне вырос в потенциального грабителя и убийцу (что, кстати, не всегда только его вина), а человек, ограбивший десяток банков, полностью пересмотрел свою жизнь и хочет посвятить остаток жизни монашескому служению (что не раз бывало) Кого будем в итоге отпускать? Конечно, на практике "нужный" кому-то или показательно суровый приговор (например "для своих") может откатываться назад путем "легкого УДО", но эти игрища явно за рамками правового поля.
Миф 4. Возмещение ущерба и уплата штрафов – дополнительное бессмысленное препятствие на пути к УДО.
Для многих экономических и неэкономических преступлений – возмещение ущерба вопрос отнюдь не второстепенный, а связанный с реализацией целей уголовной политики и одного из его принципов - справедливости. Отношение к нему должно строится на основании международного принципа: "Crime does not pay" (Преступление не должно приносить выгоду). Хрестоматийный сценарий: банда ограбила банк, один сел за всех, отсидел, получил свою долю, живет припеваючи. Закон должен бороться и против этого тоже.
Почему-то никому не нравится, когда Мавроди на свободе и кругом десятки тысяч обманутых вкладчиков. А остальные пирамидостроители? А злостные алименщики? А человек, сбивший отца нашего друга и с ним еще двоих человек и не захотевший платить ни копейки? Всех на свободу, даже не посмотрев, пытался ли человек заплатить хоть что-нибудь? Понятно, что иногда заключенный просто не в состоянии оплатить весь иск или возместить весь ущерб (на службе пропил танк), но он, по мысли законодателя, должен показать, что предпринимает хотя бы разумные действия для его погашения: зарабатывая на зоне 1000 в месяц, отдает 500. Практический вывод прост: если есть исполнительный лист или ущерб, заключенный должен продемонстрировать, как минимум, добросовестное стремление его оплатить.
Миф 5. Закон не требует наличия раскаяние у осужденного для получения УДО.
Необходимость раскаяния – это точка жесткого конфликта закона и приземленной практики в сфере УДО. Конституционный суд заверил нас, что раскаяние не обязательно. Но учитывается. А вот как конкретно - в каждом случае учитывается, КС определить не может. И судьи идут по простому пути: не раскаялся – значит не осознал, не исправился, не встал на путь, к свободной жизни не готов. Да мало ли вообще у нас судебных обыкновений, уютно чувствующих себя в промежутках между законами. Но ими-то, как правило, судьи и пользуются, как уже тысячекратно опробованными, за применение которых вышестоящий суд пистон не вставит.
Опять возвращаемся к тому же вопросу, может ли конкретный судья, как часть судебной системы принимать адекватное, законное, справедливое решение. Таким образом, есть только два выхода: или совсем убрать необходимость раскаяния из закона, что при определённых преступлениях вызовет еще больше вопросов, либо мирится с тем, что суды ее все-таки учитывают. В случаях насильственных преступлений, подтверждённое иными доказательствами раскаяние может являться самым главным условием выхода на свободу. В связи с этим опять хочется вспомнить дело Алексея Козлова, мужа Ольги Романовой Последним решением Могорсуда его подталкивают пойти по пути прошения УДО, которое по всем практическим параметрам требует признания вины. Если все-таки Алексей решится воспользоваться нашим советом и параллельно оспаривать свой приговор и просить об УДО, не признавая при этом своей вины – решение далекого районного суда в Пермском крае может стать не менее показательным, чем пресловутое решение Мосгорсуда, упорно нежелающего оправдывать Козлова.
Вопрос раскаяния тесно связан с отношением заключенного к тому судебному акту, благодаря которому он оказался в "местах не столь отдалённых". Разумеется, он может быть с ним не согласен и оспаривать его во всех судах, включая и Европейский. Может считать его необоснованным и беспредельным. Одного он не может делать, если хочет просить УДО: намеренно не исполнять его. Как бы этого не хотелось, нет у заключённого права исполнять приговор по выбору: с этим согласен – исполняю, с этим не согласен – не исполняю. В столь любимых многими цивилизованных странах за намеренное неисполнения решений суда совершенно легко можно получить отдельный срок. Кстати, раз уже взялись за пример Козлова, он, при всем несогласии с приговором, условия его исполнения не нарушал и даже добился смягчения условий содержания.
У института условно-досрочного освобождения еще очень много подводных каменей. Сразу, одним изменением в закон, одним прецедентным решением суда, созданием одного нового надзорного органа или допуском общественности в зоны его не решить.
В сфере уголовной юстиции всегда останутся недовольные – так было и при царе Соломоне, так будет и при Медведеве. Но дорогу к УДО осилит только идущий с раскрытыми на существующую пусть и неприглядную реальность глазами. А мифы, порождающие у находящихся в заключении людей, ложные мечты и надежды, пусть остаются мифами.
Совсем недавно целый девятый вал публикаций прошел через российские и зарубежные СМИ благодаря отказу в УДО Платону Лебедеву. Еще больший вал, очевидно, грядет в связи с неизбежным отказом в УДО Ходорковскому. Подобные PR-цунами способный практически любому читателю разрушить мозг. Нет, мы, конечно тоже за демократию, либерализм, независимый суд и права человека. Хотелось бы только, чтобы борьба за указанные ценности велась по принципу просветительства, а не загрузки чьми-то субъективным измышлениями доверчивого читателя, часто путающего УДО и НЛО и верящего любому слову в интернете. В суровой российской реальности, проблема УДО, когда власть вроде бы и готовится признать экономических преступников "социально близкими", но Дума все еще думает думу об экономической амнистии, важна не только для сотен тысяч заключенных, но и для всего общества, которое хочет понять, как условно-досрочное освобождение происходит на самом деле и как, главное, оно должно происходить.
Многие российские правовые институты подвержены бытовой мифологизации, куда не перестают подливать масла и юристы, и журналисты, но вот УДО по степени замифологизированности практически превосходит любой из них. Итак, мифы и легенды условно-досрочного освобождения и реально существующие возможности их претворения в жизнь в жестких условиях российской уголовно-правовой действительности. Приходится правда оговориться, что игрища по вышеуказанному делу – вещь сугубо отдельная, действующие по отдельному сценарию, обсуждение которого за рамки этого поста.
Миф 1. По УДО выпускают педофилов, насильников, террористов. А они потом снова грабят и насилуют.
Это почти правда. Точно так же убийц , педофилов и террористов: а) просто не ловят; б) незаконно отпускают (не далее, чем на прошлой неделе был случай); в) незаконно оправдывают в суде; г)опять незаконно отпускают по амнистию, милуют и "актируют" по состоянию здоровья. И что? Плох не только и даже не столько один институт УДО, плоха вся система уголовного правоприменения и исполнения. В такой системе отдельный институт УДО просто не может быть хорошим. Как говорил известный сантехник в обкоме КПСС: "Тут всю систему менять надо". Попытка как-то по-особенному реформировать институт условно-досрочного освобождения напоминает попытку построить башню "Газпрома" в Северной Пальмире – явная дисгармония с общим ландшафтом. В сложившейся ситуации, к сожалению, велик процент ошибок как в отношении безосновательно выпущенных по УДО, так и не получивших его. Борьба и с первым, и со вторым – вопрос системной реформы и существенных затрат. Дешевую и справедливую пенитенциарную систему мы затрудняемся себе представить. Выход точно не в лозунге: "Выпускай всех!", поскольку он очень быстро сменится на "Сажай это ворье обратно!". Хотя, разумеется, слабым надо помогать, сильные выдут сами. Единого волшебного средства для "справедливого УДО", увы, нет и не будет. Набор методов традиционен: постепенное изменение закона, его применения и исполнения, адекватная и доступная юридическая помощь и общественный контроль.
Миф 2. Во всем виноваты плохие и коррумпированные судьи – они не отпускают по УДО на свободу порядочных людей.
Спорить с критикой в отношении судей в России – все равно, что плевать против ветра. Хотя, в тот момент, когда о каком-либо судье все стали говорить только хорошее, вот тут его как раз и пора снимать, а возможно и расследовать, чем он последнее время занимался. По целому ряду резонансных процессов на судей шел и идет чудовищное общественное давление: "Ей, ты, да ты не мужик, если Х, Y и Z не освободишь! А вот если, да, то будешь национальным героем! И памятник тебе поставят рядом с Мининым и Пожарским!". Да полноте, будете ли вы на самом деле уважать такого судью, которого можно взять на "слабо" и зыбкую приманку сиюминутной славы "освободителя". Сегодня он оправдает под громкое общественное "ура", скажем Чичваркина, завтра – под гораздо более слабые и неуверенные крики – Изместьева, а послезавтра под гробовое недоуменное молчание общественности – Кумарина. А что? У каждого им перечисленных лиц есть масса общественных сторонников, считающих их жертвами неправедного преследования и готовыми часами кричать под окнами суда: "А слабо!". В этом случае показательно дело Ольги Романовой, которое в Штатах бы неизбежно получило название People v Kozlov. Она через неправедных российских судей и "кривые" российские суды с огромным трудом, но не без успеха добивается оправдания своего мужа. Может, десятки людей прошедших именно таким путем и научат судебную систему быть именно судебной системой быстрее, чем сотни пикетов с криками: "Слабо! Слабак! Прихвостень!". Много ли людей готово бороться системно и требовать реформирования судебной системы? По-человечески понятно, что основная задача – вытащить себя или родственника из неволи. От этого борьба Ольги Романовой и ее мужа так ценна, но так единична.
Миф 3. Достойных людей не выпускают по УДО из-за потери тапочек, обращения к контролеру на "ты" и тому подобной ерунды. Другое дело, если бы они надзирателей резали!
Отношение к режиму содержания – вопрос более чем тонкий. И как многое в тюрьмах – это точка давления на заключенных и коррупция. Режим должен быть – и для мелких хулиганов , и для Евсюкова (хотя и разной степени суровости). Иначе тюрьма превращается в подобие пионерского лагеря в отсутствие воспитателей. Режим также не может делится по неформальным признакам на режим для хороших и плохих заключенных, но есть (и нужно их уточнять) предусмотренные законом пути его смягчения. Уже хорошим примером реформирования стало отделение "первоходов" от "краток" и рецедивистов, еще бы отделить насильственные преступления и экономику… Сложно провести линию между случайными ошибками заключенного и намеренным игнорированием требований режима, которое так любит та часть заключенных, именуемая "отрицаловом". Является ли разовое или систематическое несоблюдение режима знаком того, что заключенный не исправился не может решить никто, кроме суда. Только он, в конечном итоге, может ответить на вопрос, как заключенный теряет тапки: по рассеянности или для того, что бы насолить начальнику отряда. Таким образом, инструмент оценки "исправленности" заключенного при любых реформах и изменениях пенитенциарной системы будет одним и тем же – его честь Суд. Возвращаемся к тому же, пока система: "нарушение-санкция-обжалование-решение" не будет работать, вопрос о тапках и сигаретах с повестки не снимется.
Вопрос выхода конкретного заключенного по УДО часто смешивают с вопросом его оценки "справедливости" или "несправедливости" изначального осуждения. Однако, судья при рассмотрении дела по УДО не должен и не пересматривает то дело, по которому заключенный осужден. Для этого есть (должны работать) надзорные инстанции. Судья же не оценивает правильный приговор или неправильный, справедливый или несправедливый, были нарушены права человека или нет. По закону он просто смотрит на тяжесть преступления. В конце концов, у него задача простая - определить возможно ли дальнейшее исправление заключенного без пребывания его в ИК. Ведь может так случится, что за пару лет мелкий хулиган на зоне вырос в потенциального грабителя и убийцу (что, кстати, не всегда только его вина), а человек, ограбивший десяток банков, полностью пересмотрел свою жизнь и хочет посвятить остаток жизни монашескому служению (что не раз бывало) Кого будем в итоге отпускать? Конечно, на практике "нужный" кому-то или показательно суровый приговор (например "для своих") может откатываться назад путем "легкого УДО", но эти игрища явно за рамками правового поля.
Миф 4. Возмещение ущерба и уплата штрафов – дополнительное бессмысленное препятствие на пути к УДО.
Для многих экономических и неэкономических преступлений – возмещение ущерба вопрос отнюдь не второстепенный, а связанный с реализацией целей уголовной политики и одного из его принципов - справедливости. Отношение к нему должно строится на основании международного принципа: "Crime does not pay" (Преступление не должно приносить выгоду). Хрестоматийный сценарий: банда ограбила банк, один сел за всех, отсидел, получил свою долю, живет припеваючи. Закон должен бороться и против этого тоже.
Почему-то никому не нравится, когда Мавроди на свободе и кругом десятки тысяч обманутых вкладчиков. А остальные пирамидостроители? А злостные алименщики? А человек, сбивший отца нашего друга и с ним еще двоих человек и не захотевший платить ни копейки? Всех на свободу, даже не посмотрев, пытался ли человек заплатить хоть что-нибудь? Понятно, что иногда заключенный просто не в состоянии оплатить весь иск или возместить весь ущерб (на службе пропил танк), но он, по мысли законодателя, должен показать, что предпринимает хотя бы разумные действия для его погашения: зарабатывая на зоне 1000 в месяц, отдает 500. Практический вывод прост: если есть исполнительный лист или ущерб, заключенный должен продемонстрировать, как минимум, добросовестное стремление его оплатить.
Миф 5. Закон не требует наличия раскаяние у осужденного для получения УДО.
Необходимость раскаяния – это точка жесткого конфликта закона и приземленной практики в сфере УДО. Конституционный суд заверил нас, что раскаяние не обязательно. Но учитывается. А вот как конкретно - в каждом случае учитывается, КС определить не может. И судьи идут по простому пути: не раскаялся – значит не осознал, не исправился, не встал на путь, к свободной жизни не готов. Да мало ли вообще у нас судебных обыкновений, уютно чувствующих себя в промежутках между законами. Но ими-то, как правило, судьи и пользуются, как уже тысячекратно опробованными, за применение которых вышестоящий суд пистон не вставит.
Опять возвращаемся к тому же вопросу, может ли конкретный судья, как часть судебной системы принимать адекватное, законное, справедливое решение. Таким образом, есть только два выхода: или совсем убрать необходимость раскаяния из закона, что при определённых преступлениях вызовет еще больше вопросов, либо мирится с тем, что суды ее все-таки учитывают. В случаях насильственных преступлений, подтверждённое иными доказательствами раскаяние может являться самым главным условием выхода на свободу. В связи с этим опять хочется вспомнить дело Алексея Козлова, мужа Ольги Романовой Последним решением Могорсуда его подталкивают пойти по пути прошения УДО, которое по всем практическим параметрам требует признания вины. Если все-таки Алексей решится воспользоваться нашим советом и параллельно оспаривать свой приговор и просить об УДО, не признавая при этом своей вины – решение далекого районного суда в Пермском крае может стать не менее показательным, чем пресловутое решение Мосгорсуда, упорно нежелающего оправдывать Козлова.
Вопрос раскаяния тесно связан с отношением заключенного к тому судебному акту, благодаря которому он оказался в "местах не столь отдалённых". Разумеется, он может быть с ним не согласен и оспаривать его во всех судах, включая и Европейский. Может считать его необоснованным и беспредельным. Одного он не может делать, если хочет просить УДО: намеренно не исполнять его. Как бы этого не хотелось, нет у заключённого права исполнять приговор по выбору: с этим согласен – исполняю, с этим не согласен – не исполняю. В столь любимых многими цивилизованных странах за намеренное неисполнения решений суда совершенно легко можно получить отдельный срок. Кстати, раз уже взялись за пример Козлова, он, при всем несогласии с приговором, условия его исполнения не нарушал и даже добился смягчения условий содержания.
У института условно-досрочного освобождения еще очень много подводных каменей. Сразу, одним изменением в закон, одним прецедентным решением суда, созданием одного нового надзорного органа или допуском общественности в зоны его не решить.
В сфере уголовной юстиции всегда останутся недовольные – так было и при царе Соломоне, так будет и при Медведеве. Но дорогу к УДО осилит только идущий с раскрытыми на существующую пусть и неприглядную реальность глазами. А мифы, порождающие у находящихся в заключении людей, ложные мечты и надежды, пусть остаются мифами.
