Давно уже не дискутирую с людьми, которые являются сторонниками СССР, или с ностальгией вспоминают то время. Точнее, не дискутировал, так как неожиданно встрял в дискуссию, как неофит в Facebook.
Несколько молодых коммунистов не очень аргументированно, но очень горячо доказывали мне и другим своим оппонентам, что коммунизм, социализм - это хорошо. По крайнем мере, намного лучше, чем то, что мы имеем сейчас.
Насчет нынешнего времени спорить не буду. Беззаконие, коррупция, подлость, ложь, лицемерие достигли такого уровня, что защищать это мыслящему человеку трудно, если не невозможно.
Но вот советское время... Я был среди недовольных советским режимом, хотя до перестройки это выражалось, в основном, в разговорах, которые тогда назвали бы «политически незрелыми». Ну еще в начале 80-х написал одну вещь, за которую мог загреметь как «националист» или «диссидент». Для недовольства основания были – материального и более высокого порядка. Меня почти не печатали, на одну зарплату жилось трудно, хотя многие вокруг прекрасно жили на меньшую зарплату, поворовывая, на все требовалась протекция, азербайджанский язык был несколько второсортным, не было свободы в литературе, журналистике и так далее. Но все-таки я, как и многие другие, и представить себе не мог, что может произойти то, что произошло в ночь на 20 января и в последующие несколько дней.
Вечером 19-го, плотно поужинав, надев для тепла два свитера под свое пальто и положив в сумку большой кухонный нож и свой советский паспорт, - на всякий случай, - я пошел на митинг. Лидеры - Немат Панахов, Рагим Газиев, Этибар Мамедов уже несколько дней призывали к сопротивлению, говорили о независимости, о том, что решается судьба родины, что надо стоять насмерть и что они тоже будут стоять до конца. Паспорт я взял для того, чтобы предъявить советским солдатам в доказательство того, что я не исламский экстремист из Ирана или Афганистана. А нож мог мне пригодиться, чтобы подороже продать свою жизнь, если меня будут убивать, невзирая на паспорт. Как же я был наивен в свои 37...
В ту ночь я был на митинге перед зданием ЦК партии, нынешним зданием администрации президента. Там баррикад не строили, просто митинговало несколько тысяч человек. Это место было объявлено Панаховым постом №1, отсюда должны были идти подкрепления на другие посты и заграждения. Отсюда я и съездил той ночью по поручению руководителей митинга, на посты около Волчьих ворот и Сальянских казарм и вернулся обратно, выполнив поручения. В лидеры и начальники я не лез, а то сам бы отдавал приказы, но не считал себя вправе, как человек мыслящий и ответственный. Только видимо, недостаточно мыслящий, так как не слышал Ису Гамбара, Зардушта Ализаде и своего друга Хикмета Гаджизаде, которые говорили, что не надо слушать этих лидеров и стоять на улицах. Около полпервого или часу ночи, не помню точно, позвонил из таксофона брату, - мобильных тогда не было, - а двухкопеечные у меня были заготовлены. Брат жил в высоком месте с отличным обзором на проспект Ленина, который ныне называется Азадлыг, и сказал, что уходи, не стой там! Он обрадовался, когда я позвонил и уговаривал меня по телефону «Уходи, беги немедленно! Из окна видны линии трассеров, трассирующих пуль. Стреляют по всему городу, куда попало! Повсюду огненные линии. Видно, как движется бронетехника. Уходи, спасайся! Это смерть!».
Я выслушал его очень внимательно. Перед зданием ЦК пока было все тихо, но мне стало страшно. Заколотилось сердце, задрожали руки. Мне захотелось не просто уйти, а убежать. Но уйти я не мог. Я же пришел стоять насмерть. Пришел, чтобы изменить нашу жизнь, добиться независимости для своей страны. Я видел, как стояли люди, покуривали, беспечно переговаривались, шутили, двое молодых парней боролись, чтобы согреться, кто-то смачно сплюнул. Они еще не знали того, что знал я. Но они тоже пришли умирать, если понадобится, за национальную честь и гордость, за свой Азербайджан.
Потом уже все узнали, что творили советские войска. Солдаты Советской армии стреляли по гражданам своей страны - СССР, как по волкам, или чайкам, или кроликам.
Около 8 утра к зданию ЦК, к сильно поредевшим митингующим подъехала бронетехника. Бронетранспортер приблизился урча и остановился около филармонии. Хорошо помню этот момент. Но огонь открывать или людей гусеницами давить солдаты не стали. Около полдесятого я ушел домой, мне страшно хотелось есть и спать - нервная реакция. Только проснувшись во второй половине дня, я узнал о масштабах трагедии, которую сотворили над безоружными людьми. У нас даже "коктейлей Молотова" не было...
С тех пор я понял многое. По-другому стал относиться к безответственным людям, которые лезут в лидеры, а главное, к советской власти, серпасто-молоткастому паспорту и с сожалением смотрю на тех, кто тоскует или мечтает о советских временах. Через несколько лет стал отмечать 20 января как второй день своего рождения. Мне почти не совестно перед погибшими. Я не бежал с поля боя. Просто мне повезло. Может, потому, что меня так ждали дома мама и жена? «Просто ты умела ждать, как никто другой...» написал Константин Симонов в своем знаменитом стихотворении «Жди меня, и я вернусь» времен Второй мировой войны.
Несколько молодых коммунистов не очень аргументированно, но очень горячо доказывали мне и другим своим оппонентам, что коммунизм, социализм - это хорошо. По крайнем мере, намного лучше, чем то, что мы имеем сейчас.
Насчет нынешнего времени спорить не буду. Беззаконие, коррупция, подлость, ложь, лицемерие достигли такого уровня, что защищать это мыслящему человеку трудно, если не невозможно.
Но вот советское время... Я был среди недовольных советским режимом, хотя до перестройки это выражалось, в основном, в разговорах, которые тогда назвали бы «политически незрелыми». Ну еще в начале 80-х написал одну вещь, за которую мог загреметь как «националист» или «диссидент». Для недовольства основания были – материального и более высокого порядка. Меня почти не печатали, на одну зарплату жилось трудно, хотя многие вокруг прекрасно жили на меньшую зарплату, поворовывая, на все требовалась протекция, азербайджанский язык был несколько второсортным, не было свободы в литературе, журналистике и так далее. Но все-таки я, как и многие другие, и представить себе не мог, что может произойти то, что произошло в ночь на 20 января и в последующие несколько дней.
Вечером 19-го, плотно поужинав, надев для тепла два свитера под свое пальто и положив в сумку большой кухонный нож и свой советский паспорт, - на всякий случай, - я пошел на митинг. Лидеры - Немат Панахов, Рагим Газиев, Этибар Мамедов уже несколько дней призывали к сопротивлению, говорили о независимости, о том, что решается судьба родины, что надо стоять насмерть и что они тоже будут стоять до конца. Паспорт я взял для того, чтобы предъявить советским солдатам в доказательство того, что я не исламский экстремист из Ирана или Афганистана. А нож мог мне пригодиться, чтобы подороже продать свою жизнь, если меня будут убивать, невзирая на паспорт. Как же я был наивен в свои 37...
В ту ночь я был на митинге перед зданием ЦК партии, нынешним зданием администрации президента. Там баррикад не строили, просто митинговало несколько тысяч человек. Это место было объявлено Панаховым постом №1, отсюда должны были идти подкрепления на другие посты и заграждения. Отсюда я и съездил той ночью по поручению руководителей митинга, на посты около Волчьих ворот и Сальянских казарм и вернулся обратно, выполнив поручения. В лидеры и начальники я не лез, а то сам бы отдавал приказы, но не считал себя вправе, как человек мыслящий и ответственный. Только видимо, недостаточно мыслящий, так как не слышал Ису Гамбара, Зардушта Ализаде и своего друга Хикмета Гаджизаде, которые говорили, что не надо слушать этих лидеров и стоять на улицах. Около полпервого или часу ночи, не помню точно, позвонил из таксофона брату, - мобильных тогда не было, - а двухкопеечные у меня были заготовлены. Брат жил в высоком месте с отличным обзором на проспект Ленина, который ныне называется Азадлыг, и сказал, что уходи, не стой там! Он обрадовался, когда я позвонил и уговаривал меня по телефону «Уходи, беги немедленно! Из окна видны линии трассеров, трассирующих пуль. Стреляют по всему городу, куда попало! Повсюду огненные линии. Видно, как движется бронетехника. Уходи, спасайся! Это смерть!».
Я выслушал его очень внимательно. Перед зданием ЦК пока было все тихо, но мне стало страшно. Заколотилось сердце, задрожали руки. Мне захотелось не просто уйти, а убежать. Но уйти я не мог. Я же пришел стоять насмерть. Пришел, чтобы изменить нашу жизнь, добиться независимости для своей страны. Я видел, как стояли люди, покуривали, беспечно переговаривались, шутили, двое молодых парней боролись, чтобы согреться, кто-то смачно сплюнул. Они еще не знали того, что знал я. Но они тоже пришли умирать, если понадобится, за национальную честь и гордость, за свой Азербайджан.
Потом уже все узнали, что творили советские войска. Солдаты Советской армии стреляли по гражданам своей страны - СССР, как по волкам, или чайкам, или кроликам.
Около 8 утра к зданию ЦК, к сильно поредевшим митингующим подъехала бронетехника. Бронетранспортер приблизился урча и остановился около филармонии. Хорошо помню этот момент. Но огонь открывать или людей гусеницами давить солдаты не стали. Около полдесятого я ушел домой, мне страшно хотелось есть и спать - нервная реакция. Только проснувшись во второй половине дня, я узнал о масштабах трагедии, которую сотворили над безоружными людьми. У нас даже "коктейлей Молотова" не было...
С тех пор я понял многое. По-другому стал относиться к безответственным людям, которые лезут в лидеры, а главное, к советской власти, серпасто-молоткастому паспорту и с сожалением смотрю на тех, кто тоскует или мечтает о советских временах. Через несколько лет стал отмечать 20 января как второй день своего рождения. Мне почти не совестно перед погибшими. Я не бежал с поля боя. Просто мне повезло. Может, потому, что меня так ждали дома мама и жена? «Просто ты умела ждать, как никто другой...» написал Константин Симонов в своем знаменитом стихотворении «Жди меня, и я вернусь» времен Второй мировой войны.
