На телеканале "Россия-К" - премьера документального сериала "Тайное завещание Льва Толстого" из цикла "Исторические путешествия Ивана Толстого".
О своей программе – обозреватель РС, ведущий программ "Поверх барьеров" и "Мифы и репутации", историк и литератор Иван Толстой:
– Это действительно поездка в прошлое, но с заранее заданной целью. Новейшие историософские концепции говорят, что истории не существует. История - это наше представление о прошлом. История ведь совсем не то, что раньше думали о ней. Это не последовательность определенных событий. Это не хронология чего-то. История - это наше осмысление ее и то, как складывается смысл произошедших фактов, явлений, портретов и судеб в голове историка. Это история одного человека. Если же кто-то еще согласен разделить такую концепцию, такой взгляд историка, то получается, что это история и для кого-то еще. Тогда она издается, распространяется, тиражируется и т. д. Я не знаю, насколько тиражируется в сознании моих телезрителей то, что я рассказываю, но для меня это осмысленное путешествие в прошлое.
– Назовите несколько маршрутов ваших путешествий, чтобы мы понимали, о чем идет речь.
– Пушкинская эпоха в соединении с русской миграции первой волны. Пушкин был нашим всем не только для нас, оставшихся в метрополии или не выпущенных за границу, но он также был нашим всем и для эмигрантов. Это был тот свет свечи, который нужно было уберечь и предохранить от смрадных ветров истории, от большевистского кошмара. На Пушкина молились, но совсем не все. Кто-то говорил, что Пушкин слишком привлекает либеральное крыло эмиграции, какие-то политические силы, евреев... И правым кругам эмиграции, военной эмиграции, церковной весь этот винегрет не очень нравился. Поэтому Пушкину они старались противопоставить что-то другое –например, святого князя Владимира. Так что, с Пушкиным тоже не так все просто.
Для меня соединение самой фигуры Пушкина, пушкинской эпохи с историей русской эмиграции и дает ту возможность наложения одного рисунка на другой, который историю превращает из хронологии событий именно в историю, то есть в осмысленную концепцию.
Или, скажем, имя Алексея Максимовича Горького связано в моем сознании не только с историей русской литературы, не только с ХХ веком, но и с историей моей собственной семьи. Если бы не Алексей Максимович Горький, я не появился бы на свет. Я - Иван Толстой. Это связано с семейной ситуацией, когда Алексей Толстой обратился к Максиму Горькому, чтобы спасти невесту моего папы – мою будущую маму, дочку переводчика Лозинского, которую после убийства Кирова должны были выслать из Ленинграда, как высылали подряд всех дворян. Горький пошел к Ягоде или к Сталину - уже неизвестно, я свечку не держал; но эта высылка была остановлена. Таким образом, папа с мамой поженились, и я появился на свет. Могу ли я не рассказать в этом плане об Алексее Максимовиче?
– Каким инструментарием вы пользовались? Это все – правда, о чем вы рассказываете? Если не считать вашей семейной истории, тут мы вам верим на слово.
– Никакой правды в истории не существует. Эту правду или правдоподобие создает сам историк, сам рассказчик. Вы напишете историю сегодняшнего дня такую, а я – такую. Как было дело на самом деле? А никак не было. Как мы представим это, так оно и было. Недаром существует уже давным-давно формула о том, что история - это политика сегодняшнего дня, опрокинутая в прошлое. Если убрать слово "политика" из этой формулы, то это правда. Сегодняшнее мое представление, отброшенное, как тень, в прошлое, дает историю – которой, повторяю, в объективном виде не существует. Есть такая замечательная книжка у французского историка Марка Ферро, "Как рассказывают историю детям в разных странах мира". Так вот, турки об армянах расскажут одно, а армяне о турках расскажут совершенно другое. А как дело было на самом деле? А как расскажешь, так и было. Чем полнее культурные, исторические, философские, документальные представления у рассказчика, у историка, тем достовернее и правдоподобней оказывается та или иная история. Вот и весь инструментарий – твоя начитанность, твоя культура. Ты полжизни читаешь, а потом рассказываешь и объясняешь.
– Какова методология отбора ключевых для вас тем?
– Попытка найти в исторической толще сюжет. Он может быть связан с чем угодно - с убийством, с влюбленностью, с загадочными биографическими путями того или иного человека. Это может быть какая-то чисто литературная мистификация, скажем; о них у меня снято 4 серии... Всё, где можно увидеть неожиданное, драматическое развитие событий. Историй очень много, меньше – выигрышных, таких, чтобы зритель ахнул; произведение жизни, ничуть не слабее, а то и сильнее иных произведений искусства.
– Сколько будет серий?
– А никто мне не ставил никаких преград. Вот я рассказываю, пока поганой метлой не выгнали с телевидения. Записано 16 историй. Скоро я запишу еще дюжину.
– Почему выбрана такая консервативная форма повествования? В основном, вы находитесь в почтенном литературном кабинете, имеющем отношение к вашей семье.
– Это был совет моего продюсера, который сказал, что нечего тебе прыгать блохой по разным странам. Садись в кресло и просто расскажи, как оно было, как ты это представляешь. На телевидении, сказал он мне, существует много рассказчиков. За их спиной поддерживают некие реалии – культурные, историко-культурные, ландшафтные. Мне он посоветовал, чтобы меня поддерживал исключительно интересный, драматический и каждую секунду движущийся сюжет.
Этот и другие важные материалы итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым"
О своей программе – обозреватель РС, ведущий программ "Поверх барьеров" и "Мифы и репутации", историк и литератор Иван Толстой:
– Это действительно поездка в прошлое, но с заранее заданной целью. Новейшие историософские концепции говорят, что истории не существует. История - это наше представление о прошлом. История ведь совсем не то, что раньше думали о ней. Это не последовательность определенных событий. Это не хронология чего-то. История - это наше осмысление ее и то, как складывается смысл произошедших фактов, явлений, портретов и судеб в голове историка. Это история одного человека. Если же кто-то еще согласен разделить такую концепцию, такой взгляд историка, то получается, что это история и для кого-то еще. Тогда она издается, распространяется, тиражируется и т. д. Я не знаю, насколько тиражируется в сознании моих телезрителей то, что я рассказываю, но для меня это осмысленное путешествие в прошлое.
– Назовите несколько маршрутов ваших путешествий, чтобы мы понимали, о чем идет речь.
– Пушкинская эпоха в соединении с русской миграции первой волны. Пушкин был нашим всем не только для нас, оставшихся в метрополии или не выпущенных за границу, но он также был нашим всем и для эмигрантов. Это был тот свет свечи, который нужно было уберечь и предохранить от смрадных ветров истории, от большевистского кошмара. На Пушкина молились, но совсем не все. Кто-то говорил, что Пушкин слишком привлекает либеральное крыло эмиграции, какие-то политические силы, евреев... И правым кругам эмиграции, военной эмиграции, церковной весь этот винегрет не очень нравился. Поэтому Пушкину они старались противопоставить что-то другое –например, святого князя Владимира. Так что, с Пушкиным тоже не так все просто.
Для меня соединение самой фигуры Пушкина, пушкинской эпохи с историей русской эмиграции и дает ту возможность наложения одного рисунка на другой, который историю превращает из хронологии событий именно в историю, то есть в осмысленную концепцию.
Или, скажем, имя Алексея Максимовича Горького связано в моем сознании не только с историей русской литературы, не только с ХХ веком, но и с историей моей собственной семьи. Если бы не Алексей Максимович Горький, я не появился бы на свет. Я - Иван Толстой. Это связано с семейной ситуацией, когда Алексей Толстой обратился к Максиму Горькому, чтобы спасти невесту моего папы – мою будущую маму, дочку переводчика Лозинского, которую после убийства Кирова должны были выслать из Ленинграда, как высылали подряд всех дворян. Горький пошел к Ягоде или к Сталину - уже неизвестно, я свечку не держал; но эта высылка была остановлена. Таким образом, папа с мамой поженились, и я появился на свет. Могу ли я не рассказать в этом плане об Алексее Максимовиче?
– Каким инструментарием вы пользовались? Это все – правда, о чем вы рассказываете? Если не считать вашей семейной истории, тут мы вам верим на слово.
– Никакой правды в истории не существует. Эту правду или правдоподобие создает сам историк, сам рассказчик. Вы напишете историю сегодняшнего дня такую, а я – такую. Как было дело на самом деле? А никак не было. Как мы представим это, так оно и было. Недаром существует уже давным-давно формула о том, что история - это политика сегодняшнего дня, опрокинутая в прошлое. Если убрать слово "политика" из этой формулы, то это правда. Сегодняшнее мое представление, отброшенное, как тень, в прошлое, дает историю – которой, повторяю, в объективном виде не существует. Есть такая замечательная книжка у французского историка Марка Ферро, "Как рассказывают историю детям в разных странах мира". Так вот, турки об армянах расскажут одно, а армяне о турках расскажут совершенно другое. А как дело было на самом деле? А как расскажешь, так и было. Чем полнее культурные, исторические, философские, документальные представления у рассказчика, у историка, тем достовернее и правдоподобней оказывается та или иная история. Вот и весь инструментарий – твоя начитанность, твоя культура. Ты полжизни читаешь, а потом рассказываешь и объясняешь.
– Какова методология отбора ключевых для вас тем?
– Попытка найти в исторической толще сюжет. Он может быть связан с чем угодно - с убийством, с влюбленностью, с загадочными биографическими путями того или иного человека. Это может быть какая-то чисто литературная мистификация, скажем; о них у меня снято 4 серии... Всё, где можно увидеть неожиданное, драматическое развитие событий. Историй очень много, меньше – выигрышных, таких, чтобы зритель ахнул; произведение жизни, ничуть не слабее, а то и сильнее иных произведений искусства.
– Сколько будет серий?
– А никто мне не ставил никаких преград. Вот я рассказываю, пока поганой метлой не выгнали с телевидения. Записано 16 историй. Скоро я запишу еще дюжину.
– Почему выбрана такая консервативная форма повествования? В основном, вы находитесь в почтенном литературном кабинете, имеющем отношение к вашей семье.
– Это был совет моего продюсера, который сказал, что нечего тебе прыгать блохой по разным странам. Садись в кресло и просто расскажи, как оно было, как ты это представляешь. На телевидении, сказал он мне, существует много рассказчиков. За их спиной поддерживают некие реалии – культурные, историко-культурные, ландшафтные. Мне он посоветовал, чтобы меня поддерживал исключительно интересный, драматический и каждую секунду движущийся сюжет.
Этот и другие важные материалы итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым"
