В московском "Новом издательстве" вышла книга под названием "Мой Милош". Это стихи и публицистика нобелевского лауреата Чеслава Милоша, а также статьи о нем, в переводе Натальи Горбаневской. Поэт и правозащитник Горбаневская работала над этой книгой в течение тридцати лет. Одна из главных тем Милоша, столетие которого в этом году отмечалось в Польше и во всем мире, – человек в тоталитарном государстве. О своей работе Наталья Горбаневская рассказала в интервью Радио Свобода:
– Чем хорошо Милош? Тем, что он заставляет нас думать. Например, замечательная статья 1955 года, по-моему, "Бедный камер-юнкер" – это рецензия на книгу польско-американского пушкиниста Вацлава Ледницкого, на его знаменитое исследование "Медного всадника". Книга называется "Россия, Польша и Запад". Нормально, если поляк только осудит стихи "Клеветникам России", "Бородинская годовщина", но Милош на этом не останавливается. Он, естественно, осуждает, но идет дальше, о чем свидетельствует заголовок его работы. Как я говорю, раз уж Пушкин "наше все", то мы должны принимать его как есть – с "Гаврилиадой", с "Клеветникам России". Это нам с этим справляться.
– Милош пытается понять Пушкина, пытается его оправдать в чем-то?
– Не оправдать, а, скорее, объяснить, понять, в чем-то пожалеть. У Милоша в этой статье говорится о том, что пока в русских школах не будут проходить эти три стихотворения Пушкина – "Клеветникам России", "Бородинскую годовщину" и "Он между нами жил" – с подробными разъяснениями и честным анализом, он не может рассчитывать на Россию. Я же считаю, что есть другой путь. Когда-то Ирина Уварова, вторая жена Юлия Даниэля, сказала мне: "Посмотрите, сколько нынешних русских поэтов пишут о Польше – вы, Бродский, Окуджава, Слуцкий. У меня такое впечатление, что вы все пытаетесь искупить пушкинские стихи". Я сказала: "очень может быть". Потому что это наше дело. Сегодня, молодые русские поэты переводят стихи молодых польских поэтов, и это продолжение того же самого. Вот это истинное сближение.
– Как, по-вашему, почему Милош занимался Россией? Потому что за нею ему чудился страшный тоталитарный опыт Советского Союза или это более глубокая история отношений Польши и России?
– Я думаю, оба предположения верны. Но надо сказать, я очень рада, что оба этих обстоятельства сыграли свою роль, потому что в итоге это дало нам действительно огромное количество статей Милоша, о Достоевском, прежде всего. Когда Милош приехал в Америку, он был вынужден преподавать русскую литературу, но из этой "вынужденности" выросло нечто гораздо большее. Достоевский был тем "проклятым вопросом", который стоял перед Милошем, и который, безусловно, бросал тень на Польшу – последняя, напомню, и была одним из главных таких вопросов 19 века. Как видно из текстов Милоша, все это было крайне важно для него. Я долго не могла решиться начать его переводить. Для этой книги я также перевела письмо Чапского (Юзеф Чапский – польский художник, филосов и мемуарист – РС) о Милоше, в котором он, в частности, пишет: "Мои глаза мне отказывают… И я должен бы поберечь их для живописи, но мне было очень важно написать вам о Милоше". А ведь он художник! Это удивительные люди, я их всех знала, потому порой сама себе кажусь памятником, на котором написано одно слово: "Очевидец".
– Чем хорошо Милош? Тем, что он заставляет нас думать. Например, замечательная статья 1955 года, по-моему, "Бедный камер-юнкер" – это рецензия на книгу польско-американского пушкиниста Вацлава Ледницкого, на его знаменитое исследование "Медного всадника". Книга называется "Россия, Польша и Запад". Нормально, если поляк только осудит стихи "Клеветникам России", "Бородинская годовщина", но Милош на этом не останавливается. Он, естественно, осуждает, но идет дальше, о чем свидетельствует заголовок его работы. Как я говорю, раз уж Пушкин "наше все", то мы должны принимать его как есть – с "Гаврилиадой", с "Клеветникам России". Это нам с этим справляться.
– Милош пытается понять Пушкина, пытается его оправдать в чем-то?
– Не оправдать, а, скорее, объяснить, понять, в чем-то пожалеть. У Милоша в этой статье говорится о том, что пока в русских школах не будут проходить эти три стихотворения Пушкина – "Клеветникам России", "Бородинскую годовщину" и "Он между нами жил" – с подробными разъяснениями и честным анализом, он не может рассчитывать на Россию. Я же считаю, что есть другой путь. Когда-то Ирина Уварова, вторая жена Юлия Даниэля, сказала мне: "Посмотрите, сколько нынешних русских поэтов пишут о Польше – вы, Бродский, Окуджава, Слуцкий. У меня такое впечатление, что вы все пытаетесь искупить пушкинские стихи". Я сказала: "очень может быть". Потому что это наше дело. Сегодня, молодые русские поэты переводят стихи молодых польских поэтов, и это продолжение того же самого. Вот это истинное сближение.
– Как, по-вашему, почему Милош занимался Россией? Потому что за нею ему чудился страшный тоталитарный опыт Советского Союза или это более глубокая история отношений Польши и России?
– Я думаю, оба предположения верны. Но надо сказать, я очень рада, что оба этих обстоятельства сыграли свою роль, потому что в итоге это дало нам действительно огромное количество статей Милоша, о Достоевском, прежде всего. Когда Милош приехал в Америку, он был вынужден преподавать русскую литературу, но из этой "вынужденности" выросло нечто гораздо большее. Достоевский был тем "проклятым вопросом", который стоял перед Милошем, и который, безусловно, бросал тень на Польшу – последняя, напомню, и была одним из главных таких вопросов 19 века. Как видно из текстов Милоша, все это было крайне важно для него. Я долго не могла решиться начать его переводить. Для этой книги я также перевела письмо Чапского (Юзеф Чапский – польский художник, филосов и мемуарист – РС) о Милоше, в котором он, в частности, пишет: "Мои глаза мне отказывают… И я должен бы поберечь их для живописи, но мне было очень важно написать вам о Милоше". А ведь он художник! Это удивительные люди, я их всех знала, потому порой сама себе кажусь памятником, на котором написано одно слово: "Очевидец".
