В Татарстане продолжается расследование преступлений, в которых обвиняются сотрудники казанского отдела полиции "Дальний". Ожидается, что дело будет передано в суд в начале апреля. После смерти Сергея Назарова, который скончался, по данным следствия, после побоев и изнасилования в отделе полиции "Дальний", стало известно и о других случаях издевательств над задержанными.
Почему российские полицейские применяют незаконные методы дознания? Можно ли изменить ситуацию? Об этом по просьбе Радио Свобода размышляют: лидер независимого профсоюза сотрудников милиции Москвы и Московской области Михаил Пашкин; Рамиль Ахметгулиев – адвокат одного из пострадавших от произвола казанских полицейских Оскара Крылова и журналист Ирина Бороган (сайт Агентура.ру) – эксперт по вопросам, связанным с деятельностью МВД.
– Часто высказывается мнение, что пытки – это чуть ли не самый распространенный способ дознания в российской полиции…
Ирина Бороган: Сказать, что это самый распространенный способ дознания, наверное, все-таки нельзя. Подобных фактов очень много, но, конечно, не все УВД являются пыточными. Другое дело, что достаточно и одного случая, чтобы к этому явлению было привлечено огромное внимание. А таких случаев не один и не два.
Михаил Пашкин: До того момента, когда все это стало, благодаря прессе, достоянием гласности, такая практика в некоторых отделах милиции (теперь – полиции) широко применялась. Например, в РУБОП – недаром в 2007 году президент Медведев его ликвидировал. Важно отметить: если есть жесткий общественный контроль за деятельностью полиции, такие случаи становятся все реже и реже. И чем шире будет обсуждаться случай в "Дальнем", другие подобные случаи, тем их меньше будет. Потому что сотрудники полиции реально понимают: не дай бог, что-то произойдет – сурового наказания не избежать.
Если сотрудник нарушил закон и ему за это ничего не было, а руководитель его "прикрыл", значит он будет продолжать дальше нарушать закон. Недаром в "Дальнем" вскрылись и более ранние случаи жестокого обращения с задержанными. Здесь много зависит от руководителя. Если он гонится за планом по "раскрываемости", то часто так бывает: совершили в районе сто краж – поймали домушника мелкого и на него всю эту сотню повесили. То есть сразу сто дел "раскрыли"! А чтобы мелкий домушник взял на себя все эти кражи, могут в таких случаях утюгом припугнуть, а могут и прижечь.
– Отдел полиции "Дальний" сейчас расформировали, будет построено новое прекрасное здание, там будут стеклянные стены, всюду видеокамеры. Это изменит ситуацию?
Ирина Бороган: Если записи с видеокамер будут поступать только сотрудникам полиции, ситуация никак не изменится. Потому что, во-первых, эти записи будут в нужный момент пропадать, когда случится какое-нибудь ЧП, во-вторых, эти камеры могут быть так настроены, чтобы снимать потолок, а не то, что происходит непосредственно в КПЗ или коридорах. Но если к записям с камер, лучше в режиме он-лайн, будут иметь круглосуточный доступ представители общественности – скажем, представители какой-нибудь организации по контролю за действиями сотрудников полиции, – то эффект, конечно, будет. Ведь, естественно, как только представители общественной организации заметят, что кого-то даже не то, что избивают, а пытаются угрожать, они могут вмешаться.
– Я обратил внимание на то, что все без исключения сотрудники отдела "Дальний" – молодые люди в возрасте до 30 лет, старше тридцати – никого нет. Может быть, дело в том, что молодое поколение воспитывается неправильно?
Михаил Пашкин: Ко мне недели две-три назад приходил сотрудник уголовного розыска, в одном из столичных отделов полиции работал. Ему до пенсии всего год остался, но он написал рапорт об увольнении. Говорит: "Не могу. Увольняюсь по собственному желанию, потому что с теми отморозками, которые сейчас пришли, я либо сяду, либо меня убьют. Я работать с ними не могу". Это он – о молодом поколении, которое сейчас приходит в полицию. Страшно.
Молодое поколение воспитано на наших фильмах про "ментов". Тот же "Глухарь" – министр Нургалиев его рекомендовал для просмотра всем. А как там избивают в "Глухаре" – он что, не видел? Как они деньги делят? Насмотрелись молодые этих фильмов, подумали, что так и нужно – тем более министр советует смотреть! И, пожалуйста, вот они, новые полицейские…
Ко мне в день человек по 10-15 приходят, звонят из всех подразделений Москвы, Московской области. И все говорят, что все зависит от руководителя. В Мытищах месяц назад сотрудник избил сослуживицу, она месяц провалялась в госпитале с повреждением головного мозга. Так избивший – работает, а вот избитую начальница под увольнение хочет подвести, заставляла ее рапорт написать, что она упала на улице. Это – ближнее Подмосковье, какой там Татарстан… Сотрудник своих же бьют, и никому никакого дела нет.
– Один из пострадавших от произвола казанских полицейских – Оскар Крылов. О его деле рассказывает адвокат Рамиль Ахметгулиев.
Рамиль Ахметгулиев: Оскар Крылов был задержан в октябре прошлого года. Он занимается оказанием компьютерной и технической помощи, прибыл по очередному вызову, на месте его задержали двое сотрудников полиции, доставили в отдел. Часа три он просидел, только после этого ему объяснили, что задержан он по подозрению в краже. Какой кражи, где и как, поначалу не объясняли – это такое психологическое давление. Поскольку он отказывался понимать, чего от него хотят, сотрудники полиции начали угрожать, затем применили насилие, в том числе сексуального характера, и продолжали до тех пор, пока он не написал явку с повинной. После этого насилие прекратилось, его отвели в камеру. Следует отметить, что следователь, пока Крылов находился в кабинете оперативников, периодически заходил и уточнял: "Готов товарищ Крылов давать показания или не готов?" Поэтому мы будем ставить вопрос так: виноваты не только оперативники, которые выбивают показания, виноваты и следователи, которым этим выбитые показания нужны.
– Сейчас ваш подзащитный наконец признан пострадавшим. Ситуация начала меняться после смерти Сергея Назарова?
Рамиль Ахметгулиев: Да, можно сказать, что прошелся ураган. Я сам бывший сотрудник прокуратуры, поэтому вижу, как все завертелось-закрутилось. Забегали, засуетились, сразу все пошло строго по закону, четко вызывают, четко соблюдают права, проводят проверки, как положено. У меня есть (еще по одному из моих доверителей) материал аналогичной проверки – один в один случай: задержали за кражу, применяли насилие, те же фигуранты, которые сейчас арестованы. История та же самая – с единственной разницей: произошла она в феврале прошлого года и проверка была проведена поверхностно. А сейчас другой следователь проводит проверку – все, как положено по закону: и осмотр места происшествия, и опрос участников, назначение судебно-медицинского исследования. Насколько это долго продлится? Если не будет изменений – и организационных, и в области законодательства – наверное, недолго.
– В связи со всей этой историей часто упоминается фамилия главы Министерства внутренних дел Татарстана генерала Сафарова. Он месяц назад выпустил книжку "Закат казанского феномена" – о своей борьбе с организованной преступностью в Казани в 90-е годы. Там он, в частности, поддерживает методы насилия, которые применяют его подчиненные…
Рамиль Ахметгулиев: Я согласен с Михаилом Пашкиным: рыба гниет с головы. На мой взгляд, именно министр внутренних дел Татарстана создал такую ситуацию, когда закрывались глаза на преступления сотрудников ведомства. Более того, первый заместитель министра внутренних дел Татарстана в свое время открыто при журналистах не раз говорил: мы своих сдавать не будем. Эта фраза прозвучала в ответ на разговоры о применении насилия в отделах полиции. Доходит до того, что они из бюджетных средств, выделенных МВД, оплачивают адвокатов сотрудникам полиции, которые находятся под следствием, арестованы. Это политика попустительства.
Кстати, я разговаривал со следователями, которые сейчас работают в Следственном комитете. Они говорят: да, это и наша вина, потому что в ходе расследования уголовных дел в отношении преступных сообществ допускалось применение недозволенных методов – и мы на это закрывали глаза. Просто в какой-то момент ситуация была выпущена из-под контроля и негативная практика ушла "в низы". И сейчас – полная бесконтрольность. Следователи говорят: нас заставляют проводить проверки в отношении сотрудников полиции, оперативников. Но мы же работаем с ними в паре. Если мы их будем сажать, кто же будет раскрывать убийства и изнасилования?
– Недавно прошла реформа МВД, аттестация. Как же проводили эту аттестацию, если после нее остались сотрудники, совершающие такие чудовищные преступления, которые сейчас выплывают на поверхность?
Михаил Пашкин: Я считаю, что во время аттестации было совершено самое настоящее преступление. Начальникам дали на откуп весь отдел: кого хочешь, того увольняй. И они уволили крепких работников, которые имеют свое мнение, знают законы, могут возразить начальнику, если тот неправ… Вот от кого освободились в первую очередь, наряду с явными пьяницами и другими "проблемными" сотрудниками. В большинстве своем осталась серая масса рабов, я не побоюсь этого слова, которые смотрят в рот начальнику.
Мы сейчас восстановили примерно два десятка уволенных нормальных сотрудников, членов профсоюза. И руководители им говорят: ты москвич, ты мне не нужен здесь. Мне нужен из Волгограда, живущий в общежитии, которого я в любой момент выгоню – и ему жить будет негде. Вот такие мне нужны. А ты от меня не зависишь, у тебя жена коммерсант, я тебя лишаю премии, не лишаю – ты все равно работаешь… Вот каким начальникам, а их 90%, дали провести переаттестацию. Просто напросто позволили избавиться от тех немногих нормальных сотрудников, которые еще оставались в полиции.
– Может быть, дело в том, что эта аттестация носила сугубо ведомственный характер, к ней не были привлечены представители каких-то других независимых организаций? Возможно проведение объективной аттестации в российской системе?
Ирина Бороган: Возможно, если привлекать организации негосударственные. Потому что, как мы видим, и прокуратура, и Следственный комитет – органы, которые должны заниматься со своей стороны контролем, – не работают. Они действительно действуют в связке с полицией, да и суды часто тоже, и никакого контроля не получается. Сейчас мы дошли до такого уровня взаимонепонимания общества и государства, когда государство рассматривает себя как одну спаянную группировку, где все преступления должны покрываться, поэтому ничего невозможно расследовать, невозможно никого привлечь.
Повторяю, контроль за деятельностью полиции возможен, если допустить к нему общественность. Но для этого придется законодательство менять, к тому же потребуется добрая воля самих сотрудников. Например, правозащитников сейчас часто и в отделение не пускают, когда что-то происходит…
Вот сейчас, после того, как достоянием гласности стали казанские истории, что-то, возможно изменится к лучшему в Татарстане. Впрочем, не думаю, что надолго. А на ситуацию в целом по России это вряд ли повлияет. Практика укрывательства преступлений, совершенных внутри системы МВД, сохраняется и будет сохраняться. Потому что для кардинального изменения ситуации надо совершить целый ряд системных шагов. Первый из которых – разрешить контроль со стороны общественности. В России есть муниципальные собрания, туда избрали довольно много независимых депутатов. Поскольку они являются представителями власти, их тоже можно подключить к контролю над отделениями полиции: пусть они контролируют, каждый в своем районе. Там много энтузиастов найдется, я уверена. Но для этого нужно менять законодательство, потому что сейчас у муниципальных депутатов нет таких прав.
Михаил Пашкин: Добавлю, что у нашего профсоюза есть много предложений, реализация которых помогла бы улучшить работу полиции. Например, в законе о полиции написано, что основным критерием оценки ее деятельности является мнение населения. Чтобы этот пункт закона начал действовать, достаточно указа президента, регламентирующего, каким образом мнение населения выявлять и учитывать. Возможно, вплоть до проведения референдума на территории, которая обслуживается данным отделом полиции – с вопросом, доверяют люди начальнику этого отдела или не доверяют. Если не доверяют больше 50% жителей, значит, необходимо его снимать. Вот тогда полиция начнет работать на население… Но, к сожалению, власть очень плохо прислушивается к таким предложениям.
Почему российские полицейские применяют незаконные методы дознания? Можно ли изменить ситуацию? Об этом по просьбе Радио Свобода размышляют: лидер независимого профсоюза сотрудников милиции Москвы и Московской области Михаил Пашкин; Рамиль Ахметгулиев – адвокат одного из пострадавших от произвола казанских полицейских Оскара Крылова и журналист Ирина Бороган (сайт Агентура.ру) – эксперт по вопросам, связанным с деятельностью МВД.
– Часто высказывается мнение, что пытки – это чуть ли не самый распространенный способ дознания в российской полиции…
Ирина Бороган: Сказать, что это самый распространенный способ дознания, наверное, все-таки нельзя. Подобных фактов очень много, но, конечно, не все УВД являются пыточными. Другое дело, что достаточно и одного случая, чтобы к этому явлению было привлечено огромное внимание. А таких случаев не один и не два.
Михаил Пашкин: До того момента, когда все это стало, благодаря прессе, достоянием гласности, такая практика в некоторых отделах милиции (теперь – полиции) широко применялась. Например, в РУБОП – недаром в 2007 году президент Медведев его ликвидировал. Важно отметить: если есть жесткий общественный контроль за деятельностью полиции, такие случаи становятся все реже и реже. И чем шире будет обсуждаться случай в "Дальнем", другие подобные случаи, тем их меньше будет. Потому что сотрудники полиции реально понимают: не дай бог, что-то произойдет – сурового наказания не избежать.
Если сотрудник нарушил закон и ему за это ничего не было, а руководитель его "прикрыл", значит он будет продолжать дальше нарушать закон. Недаром в "Дальнем" вскрылись и более ранние случаи жестокого обращения с задержанными. Здесь много зависит от руководителя. Если он гонится за планом по "раскрываемости", то часто так бывает: совершили в районе сто краж – поймали домушника мелкого и на него всю эту сотню повесили. То есть сразу сто дел "раскрыли"! А чтобы мелкий домушник взял на себя все эти кражи, могут в таких случаях утюгом припугнуть, а могут и прижечь.
– Отдел полиции "Дальний" сейчас расформировали, будет построено новое прекрасное здание, там будут стеклянные стены, всюду видеокамеры. Это изменит ситуацию?
Ирина Бороган: Если записи с видеокамер будут поступать только сотрудникам полиции, ситуация никак не изменится. Потому что, во-первых, эти записи будут в нужный момент пропадать, когда случится какое-нибудь ЧП, во-вторых, эти камеры могут быть так настроены, чтобы снимать потолок, а не то, что происходит непосредственно в КПЗ или коридорах. Но если к записям с камер, лучше в режиме он-лайн, будут иметь круглосуточный доступ представители общественности – скажем, представители какой-нибудь организации по контролю за действиями сотрудников полиции, – то эффект, конечно, будет. Ведь, естественно, как только представители общественной организации заметят, что кого-то даже не то, что избивают, а пытаются угрожать, они могут вмешаться.
– Я обратил внимание на то, что все без исключения сотрудники отдела "Дальний" – молодые люди в возрасте до 30 лет, старше тридцати – никого нет. Может быть, дело в том, что молодое поколение воспитывается неправильно?
Михаил Пашкин: Ко мне недели две-три назад приходил сотрудник уголовного розыска, в одном из столичных отделов полиции работал. Ему до пенсии всего год остался, но он написал рапорт об увольнении. Говорит: "Не могу. Увольняюсь по собственному желанию, потому что с теми отморозками, которые сейчас пришли, я либо сяду, либо меня убьют. Я работать с ними не могу". Это он – о молодом поколении, которое сейчас приходит в полицию. Страшно.
Молодое поколение воспитано на наших фильмах про "ментов". Тот же "Глухарь" – министр Нургалиев его рекомендовал для просмотра всем. А как там избивают в "Глухаре" – он что, не видел? Как они деньги делят? Насмотрелись молодые этих фильмов, подумали, что так и нужно – тем более министр советует смотреть! И, пожалуйста, вот они, новые полицейские…
Ко мне в день человек по 10-15 приходят, звонят из всех подразделений Москвы, Московской области. И все говорят, что все зависит от руководителя. В Мытищах месяц назад сотрудник избил сослуживицу, она месяц провалялась в госпитале с повреждением головного мозга. Так избивший – работает, а вот избитую начальница под увольнение хочет подвести, заставляла ее рапорт написать, что она упала на улице. Это – ближнее Подмосковье, какой там Татарстан… Сотрудник своих же бьют, и никому никакого дела нет.
– Один из пострадавших от произвола казанских полицейских – Оскар Крылов. О его деле рассказывает адвокат Рамиль Ахметгулиев.
Рамиль Ахметгулиев: Оскар Крылов был задержан в октябре прошлого года. Он занимается оказанием компьютерной и технической помощи, прибыл по очередному вызову, на месте его задержали двое сотрудников полиции, доставили в отдел. Часа три он просидел, только после этого ему объяснили, что задержан он по подозрению в краже. Какой кражи, где и как, поначалу не объясняли – это такое психологическое давление. Поскольку он отказывался понимать, чего от него хотят, сотрудники полиции начали угрожать, затем применили насилие, в том числе сексуального характера, и продолжали до тех пор, пока он не написал явку с повинной. После этого насилие прекратилось, его отвели в камеру. Следует отметить, что следователь, пока Крылов находился в кабинете оперативников, периодически заходил и уточнял: "Готов товарищ Крылов давать показания или не готов?" Поэтому мы будем ставить вопрос так: виноваты не только оперативники, которые выбивают показания, виноваты и следователи, которым этим выбитые показания нужны.
– Сейчас ваш подзащитный наконец признан пострадавшим. Ситуация начала меняться после смерти Сергея Назарова?
Рамиль Ахметгулиев: Да, можно сказать, что прошелся ураган. Я сам бывший сотрудник прокуратуры, поэтому вижу, как все завертелось-закрутилось. Забегали, засуетились, сразу все пошло строго по закону, четко вызывают, четко соблюдают права, проводят проверки, как положено. У меня есть (еще по одному из моих доверителей) материал аналогичной проверки – один в один случай: задержали за кражу, применяли насилие, те же фигуранты, которые сейчас арестованы. История та же самая – с единственной разницей: произошла она в феврале прошлого года и проверка была проведена поверхностно. А сейчас другой следователь проводит проверку – все, как положено по закону: и осмотр места происшествия, и опрос участников, назначение судебно-медицинского исследования. Насколько это долго продлится? Если не будет изменений – и организационных, и в области законодательства – наверное, недолго.
– В связи со всей этой историей часто упоминается фамилия главы Министерства внутренних дел Татарстана генерала Сафарова. Он месяц назад выпустил книжку "Закат казанского феномена" – о своей борьбе с организованной преступностью в Казани в 90-е годы. Там он, в частности, поддерживает методы насилия, которые применяют его подчиненные…
Рамиль Ахметгулиев: Я согласен с Михаилом Пашкиным: рыба гниет с головы. На мой взгляд, именно министр внутренних дел Татарстана создал такую ситуацию, когда закрывались глаза на преступления сотрудников ведомства. Более того, первый заместитель министра внутренних дел Татарстана в свое время открыто при журналистах не раз говорил: мы своих сдавать не будем. Эта фраза прозвучала в ответ на разговоры о применении насилия в отделах полиции. Доходит до того, что они из бюджетных средств, выделенных МВД, оплачивают адвокатов сотрудникам полиции, которые находятся под следствием, арестованы. Это политика попустительства.
Кстати, я разговаривал со следователями, которые сейчас работают в Следственном комитете. Они говорят: да, это и наша вина, потому что в ходе расследования уголовных дел в отношении преступных сообществ допускалось применение недозволенных методов – и мы на это закрывали глаза. Просто в какой-то момент ситуация была выпущена из-под контроля и негативная практика ушла "в низы". И сейчас – полная бесконтрольность. Следователи говорят: нас заставляют проводить проверки в отношении сотрудников полиции, оперативников. Но мы же работаем с ними в паре. Если мы их будем сажать, кто же будет раскрывать убийства и изнасилования?
– Недавно прошла реформа МВД, аттестация. Как же проводили эту аттестацию, если после нее остались сотрудники, совершающие такие чудовищные преступления, которые сейчас выплывают на поверхность?
Михаил Пашкин: Я считаю, что во время аттестации было совершено самое настоящее преступление. Начальникам дали на откуп весь отдел: кого хочешь, того увольняй. И они уволили крепких работников, которые имеют свое мнение, знают законы, могут возразить начальнику, если тот неправ… Вот от кого освободились в первую очередь, наряду с явными пьяницами и другими "проблемными" сотрудниками. В большинстве своем осталась серая масса рабов, я не побоюсь этого слова, которые смотрят в рот начальнику.
Мы сейчас восстановили примерно два десятка уволенных нормальных сотрудников, членов профсоюза. И руководители им говорят: ты москвич, ты мне не нужен здесь. Мне нужен из Волгограда, живущий в общежитии, которого я в любой момент выгоню – и ему жить будет негде. Вот такие мне нужны. А ты от меня не зависишь, у тебя жена коммерсант, я тебя лишаю премии, не лишаю – ты все равно работаешь… Вот каким начальникам, а их 90%, дали провести переаттестацию. Просто напросто позволили избавиться от тех немногих нормальных сотрудников, которые еще оставались в полиции.
– Может быть, дело в том, что эта аттестация носила сугубо ведомственный характер, к ней не были привлечены представители каких-то других независимых организаций? Возможно проведение объективной аттестации в российской системе?
Ирина Бороган: Возможно, если привлекать организации негосударственные. Потому что, как мы видим, и прокуратура, и Следственный комитет – органы, которые должны заниматься со своей стороны контролем, – не работают. Они действительно действуют в связке с полицией, да и суды часто тоже, и никакого контроля не получается. Сейчас мы дошли до такого уровня взаимонепонимания общества и государства, когда государство рассматривает себя как одну спаянную группировку, где все преступления должны покрываться, поэтому ничего невозможно расследовать, невозможно никого привлечь.
Повторяю, контроль за деятельностью полиции возможен, если допустить к нему общественность. Но для этого придется законодательство менять, к тому же потребуется добрая воля самих сотрудников. Например, правозащитников сейчас часто и в отделение не пускают, когда что-то происходит…
Вот сейчас, после того, как достоянием гласности стали казанские истории, что-то, возможно изменится к лучшему в Татарстане. Впрочем, не думаю, что надолго. А на ситуацию в целом по России это вряд ли повлияет. Практика укрывательства преступлений, совершенных внутри системы МВД, сохраняется и будет сохраняться. Потому что для кардинального изменения ситуации надо совершить целый ряд системных шагов. Первый из которых – разрешить контроль со стороны общественности. В России есть муниципальные собрания, туда избрали довольно много независимых депутатов. Поскольку они являются представителями власти, их тоже можно подключить к контролю над отделениями полиции: пусть они контролируют, каждый в своем районе. Там много энтузиастов найдется, я уверена. Но для этого нужно менять законодательство, потому что сейчас у муниципальных депутатов нет таких прав.
Михаил Пашкин: Добавлю, что у нашего профсоюза есть много предложений, реализация которых помогла бы улучшить работу полиции. Например, в законе о полиции написано, что основным критерием оценки ее деятельности является мнение населения. Чтобы этот пункт закона начал действовать, достаточно указа президента, регламентирующего, каким образом мнение населения выявлять и учитывать. Возможно, вплоть до проведения референдума на территории, которая обслуживается данным отделом полиции – с вопросом, доверяют люди начальнику этого отдела или не доверяют. Если не доверяют больше 50% жителей, значит, необходимо его снимать. Вот тогда полиция начнет работать на население… Но, к сожалению, власть очень плохо прислушивается к таким предложениям.
