24 апреля в зале "Манеж" театра "Школа драматического искусства" композитор Александра Маноцков представит концертную программу из произведений, прежде не исполнявшихся в России. Среди них есть и мировая премьера – "Народные Песни Достоевского". В концерте прозвучат произведения для саксофона со струнными, музыка для голосов и камерного оркестра в исполнении саксофониста Андрея Кравченко, солистки ансамбля "Сирин" Марии Шенталинской, хора театра "Школа драматического искусства" и ансамбля Dolce-квартет.
Александр Маноцков в интервью Радио Свобода рассказал о программе концерта и программе участника "Стратегии-31":
– Я люблю очень этот театр. Само это пространство совершенно чудесное, здание специально построено таким образом, чтобы со стороны было непонятно, что это такое. Знаете, как в сказках или фэнтези: заходишь в маленький домик, а там – огромное пространство. Город в городе открывается, хотя с улицы видишь лишь ничем не примечательный фасад бывшего кинотеатра. А внутри ты ощущаешь какое-то постоянное чувство свободы в воздухе. Мы делаем что-то в радости, и приносим это, можно сказать, на алтарь.
– Теперь на алтарь мы приносим три сочинения...
– Этот жанр – авторский концерт – это, ну, все равно, что проводить фестиваль овощей, выращенных одним фермером. Концерт это что-то вроде спектакля или книги, нельзя просто взять и исполнить несколько произведений. Даже если они написаны как самостоятельные, не являющиеся частями целого, исполняя их в одном концерте, ты обязан нести ответственность за целое. Так вот, ставишь над этим свою фамилию – вот она, жизнь героя, концерт Маноцкова. Это немножко смешно, я к этому сам отношусь с некоторой иронией, но мое сорокалетие стало поводом: я подумал, что давненько у меня не было авторских концертов. Когда мне было чуть больше 20-ти, я страшно увлекался этим делом, собирал компании музыкантов в Питере, устраивал концерты, но за прошедшие с тех пор почти 20 лет ничего подобного не делал. Накопились какие-то вещи, например, те, которые в России еще ни разу не исполнялись. Кроме того, есть музыканты, аффилированные с театром "Школа драматического искусства", которые могут это сыграть. В этом театре идет много спектаклей, где играют и поют. Есть, например, вокальный коллектив Светланы Анистратовой, для которого я фактически написал нашу орденоносную оперу "Гвидон" (лауреат "Золотой Маски" – РС). Этот коллектив также участвует в нашем концерте, а есть еще инструменталисты, которые тоже часто работают в спектаклях, есть моя любимая певица Маша Шенталинская, солистка ансамбля "Сирин". Я сделал им такое предложение: ребята, дескать, давайте. И театр меня поддержал.
Мы сыграем старинное мое произведение "Двести тактов в ля-миноре", сыграем сочинение для саксофона с оркестром, которое называется "Семь портретов", то есть, довольно экстравертная концертная музыка, которую у нас будет играть очень сильный, хороший саксофонист Андрей Кравченко. Потом мы будем играть "Народные песни Достоевского". Поскольку я из Питера, то для меня Достоевский практически народный персонаж – у нас всерьез показывают, где Раскольников старушку убил, потому я написал эти, можно сказать, народные песни, вдохновленные "Преступлением и наказанием".
– Помимо сочинения музыки и подготовки концертной программы, вы также активно участвуете в акциях "Стратегии-31".
– "Стратегия-31" для меня – это возможность действовать на каком-то базовом уровне. Я бы даже сказал, не на социальном, а, фактически, на протосоциальном уровне. Я действую, да простят меня феминистки, как мужчина. У меня есть семья – сын, жена, и я не хочу, чтобы все было так, как есть сейчас, потому что нынешняя ситуации является прямой угрозой их безопасности. У меня не вызывают никакого восторга, скажем, "белые ленточки". Мне кажется, выражаясь биологическим языком, это вытеснительная активность – надо что-то делать, а я боюсь. А чего бояться-то? Часто я слышу следующее: "что вы думаете – что вы выйдете на улицу, и они уйдут?". Я отвечаю, да, конкретно я, Александр Платонович Маноцков, хотел, чтобы мы вышли на улицу, а они ушли. А почему вы считаете, что этого нельзя хотеть? Ну, хотя бы на этом уровне, чего вы сами себя цензурируете? Если миллион человек выйдет на улицу и скажет "мы хотим, чтобы вы ушли", они что, не уйдут? О'кей, пусть не миллион, пусть два. Неужели не наберется два миллиона, которые хотят, чтобы они ушли? Ну, давайте выйдем и скажем, чтобы они ушли. Не будем танцевать, придумывать смешные, забавные, обаятельные лозунги.
– Вышли люди, например, в Ливии. Кончилось большой кровью.
– Ливийская среднестатистическая улица выглядит не так, как московская, и люди себя иначе ведут. Мы принадлежим к другой культуре. Если нас выйдет, условно говоря, не 100 тысяч, а миллион или два миллиона, мы будем точно такими же чудесными, обаятельными, дружелюбными людьми, не поддающимися на провокации, и будем дарить милиционерам цветочки. Никто нам не помешает это сделать. И тогда что-то изменится. Очень даже изменится.
Александр Маноцков в интервью Радио Свобода рассказал о программе концерта и программе участника "Стратегии-31":
– Я люблю очень этот театр. Само это пространство совершенно чудесное, здание специально построено таким образом, чтобы со стороны было непонятно, что это такое. Знаете, как в сказках или фэнтези: заходишь в маленький домик, а там – огромное пространство. Город в городе открывается, хотя с улицы видишь лишь ничем не примечательный фасад бывшего кинотеатра. А внутри ты ощущаешь какое-то постоянное чувство свободы в воздухе. Мы делаем что-то в радости, и приносим это, можно сказать, на алтарь.
– Теперь на алтарь мы приносим три сочинения...
– Этот жанр – авторский концерт – это, ну, все равно, что проводить фестиваль овощей, выращенных одним фермером. Концерт это что-то вроде спектакля или книги, нельзя просто взять и исполнить несколько произведений. Даже если они написаны как самостоятельные, не являющиеся частями целого, исполняя их в одном концерте, ты обязан нести ответственность за целое. Так вот, ставишь над этим свою фамилию – вот она, жизнь героя, концерт Маноцкова. Это немножко смешно, я к этому сам отношусь с некоторой иронией, но мое сорокалетие стало поводом: я подумал, что давненько у меня не было авторских концертов. Когда мне было чуть больше 20-ти, я страшно увлекался этим делом, собирал компании музыкантов в Питере, устраивал концерты, но за прошедшие с тех пор почти 20 лет ничего подобного не делал. Накопились какие-то вещи, например, те, которые в России еще ни разу не исполнялись. Кроме того, есть музыканты, аффилированные с театром "Школа драматического искусства", которые могут это сыграть. В этом театре идет много спектаклей, где играют и поют. Есть, например, вокальный коллектив Светланы Анистратовой, для которого я фактически написал нашу орденоносную оперу "Гвидон" (лауреат "Золотой Маски" – РС). Этот коллектив также участвует в нашем концерте, а есть еще инструменталисты, которые тоже часто работают в спектаклях, есть моя любимая певица Маша Шенталинская, солистка ансамбля "Сирин". Я сделал им такое предложение: ребята, дескать, давайте. И театр меня поддержал.
Мы сыграем старинное мое произведение "Двести тактов в ля-миноре", сыграем сочинение для саксофона с оркестром, которое называется "Семь портретов", то есть, довольно экстравертная концертная музыка, которую у нас будет играть очень сильный, хороший саксофонист Андрей Кравченко. Потом мы будем играть "Народные песни Достоевского". Поскольку я из Питера, то для меня Достоевский практически народный персонаж – у нас всерьез показывают, где Раскольников старушку убил, потому я написал эти, можно сказать, народные песни, вдохновленные "Преступлением и наказанием".
– Помимо сочинения музыки и подготовки концертной программы, вы также активно участвуете в акциях "Стратегии-31".
– "Стратегия-31" для меня – это возможность действовать на каком-то базовом уровне. Я бы даже сказал, не на социальном, а, фактически, на протосоциальном уровне. Я действую, да простят меня феминистки, как мужчина. У меня есть семья – сын, жена, и я не хочу, чтобы все было так, как есть сейчас, потому что нынешняя ситуации является прямой угрозой их безопасности. У меня не вызывают никакого восторга, скажем, "белые ленточки". Мне кажется, выражаясь биологическим языком, это вытеснительная активность – надо что-то делать, а я боюсь. А чего бояться-то? Часто я слышу следующее: "что вы думаете – что вы выйдете на улицу, и они уйдут?". Я отвечаю, да, конкретно я, Александр Платонович Маноцков, хотел, чтобы мы вышли на улицу, а они ушли. А почему вы считаете, что этого нельзя хотеть? Ну, хотя бы на этом уровне, чего вы сами себя цензурируете? Если миллион человек выйдет на улицу и скажет "мы хотим, чтобы вы ушли", они что, не уйдут? О'кей, пусть не миллион, пусть два. Неужели не наберется два миллиона, которые хотят, чтобы они ушли? Ну, давайте выйдем и скажем, чтобы они ушли. Не будем танцевать, придумывать смешные, забавные, обаятельные лозунги.
– Вышли люди, например, в Ливии. Кончилось большой кровью.
– Ливийская среднестатистическая улица выглядит не так, как московская, и люди себя иначе ведут. Мы принадлежим к другой культуре. Если нас выйдет, условно говоря, не 100 тысяч, а миллион или два миллиона, мы будем точно такими же чудесными, обаятельными, дружелюбными людьми, не поддающимися на провокации, и будем дарить милиционерам цветочки. Никто нам не помешает это сделать. И тогда что-то изменится. Очень даже изменится.
