Путин приходит по-разному. Бывает, взрываются дома, и преемник, используя нешаблонную метафору, объявляет войну террору, и это означает наступление новой эпохи. Случается, горит Манеж, что вызывает у граждан недобрые предчувствия, но Путин все равно приходит, и эпоха продолжается еще 8 лет, в течение которых он управляет страной то под своим именем, то под чужим. А потом ложатся сайты оппозиционных изданий, на столичных улицах и площадях в кровь избивают и винтят оппозицию, и тот, который не уходил, приходит снова.
Это один и тот же человек и политик, но – в разных обстоятельствах. Просто время застыло, подобно часовой стрелке, гвоздями прибитой к стене, и метаморфозы, происходящие с постаревшим Путиным и с нами, отражают нечто иное. Перепады настроения, что ли – в Кремле и в толпе.
Тогда, в прошлом тысячелетии, когда он вдруг пришел раз и навсегда, это можно было расценивать как нелепость. Имелось и объяснение. Борис Николаевич был болен, когда разглядел в Путине наследника, понимаешь, славных дел. Мы оказались внутри его болезни, и сам преемник, похоже, не слишком верил в удачу и начал замораживать страну просто по инерции, в соответствии с навыками своей профессии. Однако он задал тренд, и вдруг выяснилось, что миллионы людей в усталой и равнодушной стране ничуть не возражают против того, что на языке тогдашних политтехнологов называлось "наведением порядка".
Так начиналось его время. А мера усталости была столь велика, что ему сходило с рук буквально все: и "Курск", и "Норд-Ост", и Беслан. Подполковник, повернувший вспять время, он мог теперь безнаказанно разглагольствовать о "главной геополитической катастрофе ХХ века", о таинствах обрезания и о том, что смерть журналистки принесла ему куда больше проблем, нежели ее тексты. Он мог легко и с удовольствием демонстрировать стране и миру основную свою черту – бесчеловечность, и это вызывало неожиданную поддержку населения, которое сильно огрубело еще при Ельцине. А расправа с олигархами в бедной и невезучей стране сплотила их еще теснее – главу государства и народ.
Внутри одной эпохи они как бы подписали три разных общественных договора – Путин и его избиратель.
Первый питался страхом. Владимир Владимирович робел, что не справится с возложенными на него обязанностями, а электорат, замордованный, но ничего не забывший, боялся чекиста. "Мы тебя выберем, но ты нас защити", – так мог бы выглядеть текст этого договора. Соглашение было выполнено: с войной Путин покончил, и мертвый сверкающий город Грозный, отстроенный на руинах, очень яркое тому свидетельство.
Второй договор звучал иначе: "Мы тебя выберем, но ты про нас забудь, и мы про тебя забудем". Это было время совсем неспокойное, с терактами, но его недаром называют "счастливым". Цены на нефть били все рекорды, что благотворно сказывалось на судьбе народа-бюджетника, который честно и искренне не интересовался политикой, а горстка несогласных погоды не делала. Это был редкий в истории миг единения власти с электоратом, и чем глубже народ российский погружался в грезы, тем безудержней конкретные кремлевские пацаны погружали руки в казну. Отчасти эпоха напоминала брежневскую, но и отличалась – в лучшую сторону. Бесконечным разнообразием развлекательных программ в зомбоящике, Интернетом для самых продвинутых или вольнолюбивых и открытыми границами для всех.
В сентябре, когда Медведев выдвинул его в президенты, и большая страна, внезапно пораженная стыдом, стала просыпаться, наступило время подписывать третий договор. Слова в нем еще уточняются, но что-то уже можно разобрать. "Мы тебя выберем, но ты нам не ври", типа того. И это очень неприятный для власти текст, поскольку пробуждает в ней прежние страхи – из тех, давних годов позапрошлого десятилетия, когда судьба преемника висела на волоске. А он, упоенный прежними победами, сперва, не разобравшись, возвращается к победной брутальной лексике, но вдруг пугается и даже пытается, через пень-колоду, провести конституционную реформу. На его дворе вдруг наступают проклятые 90-е, с той однако существенной разницей, что страна сильно изменилась. Выросло поколение, которое еще не погрязло в равнодушии и не успело устать.
Новый договор он не сможет выполнить – просто физически, в силу характера и жизненных установок. Поэтому 6 мая, накануне инаугурации спецназ с таким ожесточением винтит и избивает людей, а пресс-секретарь Песков горюет о том, что полиция действует слишком мягко. И этот упрек в адрес МВД означает, что выбор уже совершен и путинская эпоха, ничуть не изменившись, вступает в самую опасную свою стадию. Стадию прямого противостояния с гражданами, как в незабываемом 99-м, только речь теперь идет не о чеченцах. И эти времена все ускоряются, пугая прежней бесчеловечностью, соединенной с непредсказуемостью.
Это один и тот же человек и политик, но – в разных обстоятельствах. Просто время застыло, подобно часовой стрелке, гвоздями прибитой к стене, и метаморфозы, происходящие с постаревшим Путиным и с нами, отражают нечто иное. Перепады настроения, что ли – в Кремле и в толпе.
Тогда, в прошлом тысячелетии, когда он вдруг пришел раз и навсегда, это можно было расценивать как нелепость. Имелось и объяснение. Борис Николаевич был болен, когда разглядел в Путине наследника, понимаешь, славных дел. Мы оказались внутри его болезни, и сам преемник, похоже, не слишком верил в удачу и начал замораживать страну просто по инерции, в соответствии с навыками своей профессии. Однако он задал тренд, и вдруг выяснилось, что миллионы людей в усталой и равнодушной стране ничуть не возражают против того, что на языке тогдашних политтехнологов называлось "наведением порядка".
Так начиналось его время. А мера усталости была столь велика, что ему сходило с рук буквально все: и "Курск", и "Норд-Ост", и Беслан. Подполковник, повернувший вспять время, он мог теперь безнаказанно разглагольствовать о "главной геополитической катастрофе ХХ века", о таинствах обрезания и о том, что смерть журналистки принесла ему куда больше проблем, нежели ее тексты. Он мог легко и с удовольствием демонстрировать стране и миру основную свою черту – бесчеловечность, и это вызывало неожиданную поддержку населения, которое сильно огрубело еще при Ельцине. А расправа с олигархами в бедной и невезучей стране сплотила их еще теснее – главу государства и народ.
Внутри одной эпохи они как бы подписали три разных общественных договора – Путин и его избиратель.
Первый питался страхом. Владимир Владимирович робел, что не справится с возложенными на него обязанностями, а электорат, замордованный, но ничего не забывший, боялся чекиста. "Мы тебя выберем, но ты нас защити", – так мог бы выглядеть текст этого договора. Соглашение было выполнено: с войной Путин покончил, и мертвый сверкающий город Грозный, отстроенный на руинах, очень яркое тому свидетельство.
Второй договор звучал иначе: "Мы тебя выберем, но ты про нас забудь, и мы про тебя забудем". Это было время совсем неспокойное, с терактами, но его недаром называют "счастливым". Цены на нефть били все рекорды, что благотворно сказывалось на судьбе народа-бюджетника, который честно и искренне не интересовался политикой, а горстка несогласных погоды не делала. Это был редкий в истории миг единения власти с электоратом, и чем глубже народ российский погружался в грезы, тем безудержней конкретные кремлевские пацаны погружали руки в казну. Отчасти эпоха напоминала брежневскую, но и отличалась – в лучшую сторону. Бесконечным разнообразием развлекательных программ в зомбоящике, Интернетом для самых продвинутых или вольнолюбивых и открытыми границами для всех.
В сентябре, когда Медведев выдвинул его в президенты, и большая страна, внезапно пораженная стыдом, стала просыпаться, наступило время подписывать третий договор. Слова в нем еще уточняются, но что-то уже можно разобрать. "Мы тебя выберем, но ты нам не ври", типа того. И это очень неприятный для власти текст, поскольку пробуждает в ней прежние страхи – из тех, давних годов позапрошлого десятилетия, когда судьба преемника висела на волоске. А он, упоенный прежними победами, сперва, не разобравшись, возвращается к победной брутальной лексике, но вдруг пугается и даже пытается, через пень-колоду, провести конституционную реформу. На его дворе вдруг наступают проклятые 90-е, с той однако существенной разницей, что страна сильно изменилась. Выросло поколение, которое еще не погрязло в равнодушии и не успело устать.
Новый договор он не сможет выполнить – просто физически, в силу характера и жизненных установок. Поэтому 6 мая, накануне инаугурации спецназ с таким ожесточением винтит и избивает людей, а пресс-секретарь Песков горюет о том, что полиция действует слишком мягко. И этот упрек в адрес МВД означает, что выбор уже совершен и путинская эпоха, ничуть не изменившись, вступает в самую опасную свою стадию. Стадию прямого противостояния с гражданами, как в незабываемом 99-м, только речь теперь идет не о чеченцах. И эти времена все ускоряются, пугая прежней бесчеловечностью, соединенной с непредсказуемостью.
