В фонде "Город без наркотиков" 1 июля прошли обыски. Руководитель реабилитационного центра Евгений Ройзман сообщил, что бойцы отряда быстрого реагирования МВД ворвались в одно из зданий его организации, находящееся в поселке Сарапулка Свердловской области. Силовики пригрозили выломать дверь в помещение, после чего пациенты открыли ее сами. В ГУВД по Свердловской области подтвердили факт обысков в "Городе без наркотиков".
Несколько дней назад полиция обыскала отделение фонда в Екатеринбурге.
Представители МВД утверждают, что действуют в рамках закона, расследуя уголовное дело о незаконном лишении свободы, возбужденное в июне по заявлению нескольких человек. Кроме того, прокуратура Свердловской области проводит проверку обстоятельств смерти молодой женщины, которая была пациенткой центра и позже скончалась в больнице от гнойного менингита. Власти давно подозревают сотрудников фонда в том, что они используют в центрах реабилитации наркоманов насильственные методы. Деятельность Ройзмана вызывает неоднозначную реакцию и в российском обществе. Сам Евгений Ройзман уверен, что на его фонд оказывают давление. В интервью РС он рассказал о происходящем в отделении фонда в Сарапулке:
– Идет обыск в женском реабилитационном центре. Здесь СОБР, куча оперативников. Изымают все, что можно. Нескольких девчонок увезли неизвестно куда. Здесь, в частности, есть несколько девушек, которых уже увозили, принуждали давать любые показания против фонда, но ничего тогда не вышло. Сейчас, видимо, вторая попытка.
– Корректно ли ведут себя сотрудники правоохранительных органов, по вашим наблюдениям?
– Ведут себя по-свински. Это женский реабилитационный центр, представьте себе: запрыгивают бойцы с оружием, в форме, начинают вышибать кувалдой дверь. У них ничего не выходит. Им открывают двери, после чего они начинают изымать все подряд, читают женские дневники, цепляются, ведут себя по-хамски. Единственное, с чем я могу все это связать – это конфликт с правоохранительными органами после истории с Егором Быковым. Отдельная и самая большая проблема – это хорошая работа фонда против наркоторговцев. Нет других причин.
– Есть формальная претензия – несколько уголовных дел.
– Да, их нет пока, уголовных дел. Это все пустой звук, все эти дела без фигурантов. Непонятно, в отношении кого они возбуждены, непонятно, по каким фактам, и никто ничего не говорит. Какие-то тайны.
– Это уже не первый конфликт вашей организации с правоохранительной системой. Претензии относятся лично к вам, как к видному общественному и политическому деятелю в регионе, или речь идет о конфликте ваших сотрудников с конкретными руководителями каких-то ведомств правоохранительных органов?
– Я не знаю, но факт остается фактом: фонд "Город без наркотиков" – самая мощная в России общественная организация по борьбе с наркоторговцами. У нас самые большие реабилитационные центры. Единственная причина этого конфликта, на мой взгляд, в нашей активной гражданской позиции и нашей успешной работе против наркоторговцев.
– Сейчас работа фонда парализована?
– Фонд – это народное восстание против наркоторговцев. Иди, попробуй, парализуй! Мы работаем, а реабилитационный центр громят.
– Верно ли, что родственники тех людей, которые проходят курс реабилитации в ваших центрах, сейчас выступают с поддержкой?
– Конечно! Вот сейчас приехала мать одной из девушек, проходящих у нас лечение. Она возмущена, говорит – у моей дочери единственный шанс вернуться к нормальной жизни, если она останется здесь. И они хотят этот шанс отнять. Все матери за нас.
– Если это ваш личный конфликт с правоохранительной системой или с представителями власти, готовы ли вы покинуть фонд, чтобы он мог продолжать работать?
– Кто нам может диктовать? Мы выросли здесь. Фонду 13 лет. Он на нас держится. Нас всего несколько человек. Это же не партия, это народное сопротивление. Кто может прийти со стороны и сказать – этого уберите, тогда будет все нормально. Не будет этого. Фонд связан со мной. Я связан с фондом. Здесь нет личных амбиций.
– Какой будет ваша тактика сопротивления? Рассчитываете ли вы на поддержку кого-то из видных российских политиков, либо будете разбираться с этим самостоятельно?
– Последний арсенал – это выводить людей на улицу, поверьте, готовы выйти очень много людей. Все они возмущены. Будем смотреть, как будут разворачиваться события. Мы уже всякое видели, поэтому относимся к нынешним событиям как к перемене погоды. Переживем.
– Есть ли какая-то связь между уголовным преследованием вашего центра и намерениями властей Свердловской области открыть государственный центр по реабилитации наркоманов?
– Это обратная связь. Вся страна знает, какие здесь проблемы с наркоманами. Местная власть получила предписание от прокуратуры и должна что-то сделать, но они не в теме, они не понимают, что это такое. Нет ни нормативно-правовой базы, ни закона о принудительном лечении. Они могут наоткрывать кучу кабинетов, но к ним никто не идет. Они пытаются уничтожить фонд, перетянуть к себе поток реабилитантов, снизить востребованность фонда, но если бы это могло получиться, то это сделали бы еще лет 13 тому назад. Я буду только счастлив, если вдруг власти всерьез займутся реабилитацией и борьбой с наркотиками.
– К вам лично есть ли какие-то претензии у правоохранительных органов? Вызывают ли вас на допросы, предъявляют ли какие-то конкретные обвинения?
– Ко мне нет вообще ничего и быть не может. У них ко мне только одна претензия: то, что я вообще есть.
Несколько дней назад полиция обыскала отделение фонда в Екатеринбурге.
Представители МВД утверждают, что действуют в рамках закона, расследуя уголовное дело о незаконном лишении свободы, возбужденное в июне по заявлению нескольких человек. Кроме того, прокуратура Свердловской области проводит проверку обстоятельств смерти молодой женщины, которая была пациенткой центра и позже скончалась в больнице от гнойного менингита. Власти давно подозревают сотрудников фонда в том, что они используют в центрах реабилитации наркоманов насильственные методы. Деятельность Ройзмана вызывает неоднозначную реакцию и в российском обществе. Сам Евгений Ройзман уверен, что на его фонд оказывают давление. В интервью РС он рассказал о происходящем в отделении фонда в Сарапулке:
– Идет обыск в женском реабилитационном центре. Здесь СОБР, куча оперативников. Изымают все, что можно. Нескольких девчонок увезли неизвестно куда. Здесь, в частности, есть несколько девушек, которых уже увозили, принуждали давать любые показания против фонда, но ничего тогда не вышло. Сейчас, видимо, вторая попытка.
– Корректно ли ведут себя сотрудники правоохранительных органов, по вашим наблюдениям?
– Ведут себя по-свински. Это женский реабилитационный центр, представьте себе: запрыгивают бойцы с оружием, в форме, начинают вышибать кувалдой дверь. У них ничего не выходит. Им открывают двери, после чего они начинают изымать все подряд, читают женские дневники, цепляются, ведут себя по-хамски. Единственное, с чем я могу все это связать – это конфликт с правоохранительными органами после истории с Егором Быковым. Отдельная и самая большая проблема – это хорошая работа фонда против наркоторговцев. Нет других причин.
– Есть формальная претензия – несколько уголовных дел.
– Да, их нет пока, уголовных дел. Это все пустой звук, все эти дела без фигурантов. Непонятно, в отношении кого они возбуждены, непонятно, по каким фактам, и никто ничего не говорит. Какие-то тайны.
– Это уже не первый конфликт вашей организации с правоохранительной системой. Претензии относятся лично к вам, как к видному общественному и политическому деятелю в регионе, или речь идет о конфликте ваших сотрудников с конкретными руководителями каких-то ведомств правоохранительных органов?
– Я не знаю, но факт остается фактом: фонд "Город без наркотиков" – самая мощная в России общественная организация по борьбе с наркоторговцами. У нас самые большие реабилитационные центры. Единственная причина этого конфликта, на мой взгляд, в нашей активной гражданской позиции и нашей успешной работе против наркоторговцев.
– Сейчас работа фонда парализована?
– Фонд – это народное восстание против наркоторговцев. Иди, попробуй, парализуй! Мы работаем, а реабилитационный центр громят.
– Верно ли, что родственники тех людей, которые проходят курс реабилитации в ваших центрах, сейчас выступают с поддержкой?
– Конечно! Вот сейчас приехала мать одной из девушек, проходящих у нас лечение. Она возмущена, говорит – у моей дочери единственный шанс вернуться к нормальной жизни, если она останется здесь. И они хотят этот шанс отнять. Все матери за нас.
– Если это ваш личный конфликт с правоохранительной системой или с представителями власти, готовы ли вы покинуть фонд, чтобы он мог продолжать работать?
– Кто нам может диктовать? Мы выросли здесь. Фонду 13 лет. Он на нас держится. Нас всего несколько человек. Это же не партия, это народное сопротивление. Кто может прийти со стороны и сказать – этого уберите, тогда будет все нормально. Не будет этого. Фонд связан со мной. Я связан с фондом. Здесь нет личных амбиций.
– Какой будет ваша тактика сопротивления? Рассчитываете ли вы на поддержку кого-то из видных российских политиков, либо будете разбираться с этим самостоятельно?
– Последний арсенал – это выводить людей на улицу, поверьте, готовы выйти очень много людей. Все они возмущены. Будем смотреть, как будут разворачиваться события. Мы уже всякое видели, поэтому относимся к нынешним событиям как к перемене погоды. Переживем.
– Есть ли какая-то связь между уголовным преследованием вашего центра и намерениями властей Свердловской области открыть государственный центр по реабилитации наркоманов?
– Это обратная связь. Вся страна знает, какие здесь проблемы с наркоманами. Местная власть получила предписание от прокуратуры и должна что-то сделать, но они не в теме, они не понимают, что это такое. Нет ни нормативно-правовой базы, ни закона о принудительном лечении. Они могут наоткрывать кучу кабинетов, но к ним никто не идет. Они пытаются уничтожить фонд, перетянуть к себе поток реабилитантов, снизить востребованность фонда, но если бы это могло получиться, то это сделали бы еще лет 13 тому назад. Я буду только счастлив, если вдруг власти всерьез займутся реабилитацией и борьбой с наркотиками.
– К вам лично есть ли какие-то претензии у правоохранительных органов? Вызывают ли вас на допросы, предъявляют ли какие-то конкретные обвинения?
– Ко мне нет вообще ничего и быть не может. У них ко мне только одна претензия: то, что я вообще есть.
