Александр Генис: Сенсационная находка более ста работ Караваджо в миланском замке Сфорца, которые, по острожным оценкам, могут стоить около миллиарда долларов, вызвала жгучий интерес широкой публики – и подозрения экспертов.
Сегодня об искусстве подделок нашим слушателям рассказывает гость “Американского часа” – эксперт Борис Зильберглейт, с которым беседует Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Современный мировой художественный рынок наводнен подделками. По некоторым оценкам, их доля составляет до 60 процентов всего оборота. Существует множество способов изготовления подделок, среди них очень изощренные, качество подделок часто превосходит качество экспертизы. Сегодня это не отдельные имитаторы, а целая индустрия. Особенно это относится к русской живописи, которая сравнительно недавно стала продаваться на международных аукционах, вошла в моду благодаря большому количеству платежеспособных коллекционеров из России, но в оценке которой у западных экспертов просто нет опыта. Вот непосредственно сейчас российский магнат Виктор Векскльберг судится в Лондоне из-за купленной им за миллион 200 тысяч долларов картины, атрибутированной аукционом “Кристи” как работа Кустодиева. Выводы экспертов противоречивы, и непонятно, чем закончится эта тяжба. Самый последний пример – обнаружение в замке Сфорца в Милане около ста неизвестных ранее работ Караваджо. Специалисты сразу же усомнились в их подлинности, предстоит экспертиза.
Мой собеседник сегодня – Борис Зильберглейт, уроженец Украины, ныне живущий в Чикаго. Он не искусствовед, а доктор химических наук, специалист по металлургии и компьютерным технологиям. Тем не менее, его научная квалификация имеет непосредственное отношение к теме разговора. Дело в том, что он придумал строго научный способ атрибуции живописных полотен. Ну а кроме того, он любит историю живописи и хорошо знаком с проблемой.
Борис, как бы вы оценили нынешнее положение вещей на арт-рынке с точки зрения количества и качества подделок?
Борис Зильберглейт: Ситуация плохая. Плохая для коллекционеров, плохая для музеев. В то же время цифры достаточно свободные. Русские специалисты оценивают в 60 процентов количество подделок на русском рынке. В то же время они считают, – не знаю, откуда они взяли эту цифру – что нормальный уровень подделок – это 30 процентов. С 30 процентами я готов согласиться. Рынок подделок – это невидимая армия, невидимый фронт, и подсчитать это невозможно. Мне кажется, хорошее представление о том, что делается на рынке, нам может дать анализ того, что есть сегодня в коллекциях. А в коллекциях дела обстоят как раз неважно.
Индустрия подделок существует с XVI века. В середине XIX века наблюдался бурный всплеск интереса к искусству. Особенно популярен почему-то был Рембрандт. Ему ответил бурный всплеск производства подделок. Искусство XX века дало на порядки больше блестящих имён, чем весь предыдущий век. Подделывать современников легче, потому что современная живопись ушла от классического канона, и в ней несравненно больше свободы, а потому и отлавливать подделки намного тяжелее. Как и во все века, кто-то более способный и смелый прорвался вперёд, сделал себе имя, и тут же по его следам молча пошли десятки не менее способных, но не имеющих имени. Соответственно вырос и поток подделок.
Можно ли оценить количество подделок в музеях и коллекциях? В цифрах вряд ли, но доля их велика. Как заметил крупный российский эксперт технологии живописи Юрий Израилевич Гренберг, в мире известно намного больше работ Рембрандта, Коро и многих других, чем они физически могли сделать за свою жизнь. В ещё большей степени это относится, например, к Ван Гогу - известны более 10 тысяч его работ, из них, ну скажем, несколько сотен – это живопись, трудоёмкие полотна. Помилуйте, но ведь он работал всего 10 лет, из них несколько лет, будучи пациентом психушки, болел, страдал от нищеты, одиночества, непризнанности, часто находился в тяжёлой депрессии, отрезал себе левое ухо, откуда все эти работы?
После перехода предмета искусства и денег из рук в руки, в редких случаях стороны заинтересованы в разговорах о его подлинности – чем меньше сомнительных работ, тем больше доверия к коллекции, и простому человеку с улицы очень трудно себе представить, какое количество сомнительных работ и, даже, заведомо фальшивых произведений сокрыто за стенами коллекций и музеев. Скандал с очередной кустодиевской красавицей - редкое исключение. Грань между оригиналом и подделкой давно стёрта, это признают даже ведущие музеи мира. Так, в 2001 году музей Гетти в Лос-Анджелесе выставил купленную за 9-12 миллионов долларов мраморную скульптуру мальчика двухметрового роста с подписью “Греция, около 530 г. до н. э., или современная подделка”, поскольку после покупки и реставрации статуи многие сотрудники музея усомнились в её подлинности. Иногда ситуация в мире изобразительного искусства напоминает научную фантастику, когда улицы городов заполнили самовоспроизводящиеся роботы, неотличимые от людей, и уже ни люди, ни роботы не знают, кто есть кто.
Владимир Абаринов: Вероятно, самый знаменитый мастер фальсификации – Ян ван Меегерен, который имитировал Вермеера. Одного из своих “вермееров” он продал Герману Герингу. И только после того, как после войны его привлекли к суду за разбазаривание национального достояния, он был вынужден признаться. Какие еще известные случаи вы, Борис, хотели бы вспомнить?
Борис Зильберглейт: Вторая гениальная фигура – это Эрик Хэбборн, англичанин. Забулдыга, растрёпанная борода, кое-как заправленная сорочка, подтяжки, умный, гордый, пьющий. До своих 46 лет пользовался славой превосходного рисовальщика, премии, номинации, но в 1980 году оказалось, что он многие годы изготавливал и успешно продавал подделки рисунков старых итальянских мастеров; по его собственному признанию, это было около 5 тысяч работ и миллионы фунтов стерлингов. Он получил символическое наказание, пообещав бороться с подделками. Выполняя обещание, перед своей загадочной насильственной смертью в Риме в 1996 году написал превосходную книгу “Руководство для изготовителей подделок” - в моей коллекции книг по искусству она одна из лучших. Его никогда не поймали ни в ходе атрибуции, ни с помощью технических методов – изготовленные им самим средневековые мел и чернила были безупречны, а в качестве основы он часто использовал чистые листы из книг эпохи Ренессанса. По одной из версий, засветился он на нескольких одинаковых рисунках с подписями разных известных художников. После этого сложилась парадоксальная ситуация – иногда в одной и той же галерее одновременно продавались его подделки как чьи-то подлинники, и тут же рисунки старых мастеров, уже известные, как его подделки.
Следующая фигура, которую я бы назвал – это Тони Тетро, американец. Он молодой человек еще, ему 60 лет сейчас. Он не получил никакого образования. Но он был очень талантливым самоучкой. Он все время учился рисовать, копировать, и так далее, и, в конечном счете, вышел на рынок подделок. Он делал прекрасные вещи Караваджо, современное искусство и многое другое. Его подвела натура нувориша. Он начал шикарно жить. У него были роскошные апартаменты, у него было четыре коллекционных итальянских машины. И, в конце концов, люди обратили внимание, что он ничего не делает, а живет как очень богатый человек. Его машины постоянно обыскивали на предмет наркотиков, думали, что он наркодилер. Кончилось, конечно, тем, что его взяли, ему дали относительно небольшое наказание, несколько лет он провел в тюрьме.
Ну и последний – это Вольганг Белтраччи, немец. Русые волосы до плеч, интересное умное лицо, какая-то смесь героя Нибелунгов, хиппи и плейбоя. Всю жизнь провёл в живописи, талантливый искромётный рисовальщик и художник. Фигурант - вместе с женой и ещё двумя людьми – громкого скандала, связанного с самой большой за всю историю Германии фальсификацией живописи. В списке подделок всего несколько художников – Леже, Кампендонк, Пехштейн, Эрнст, Дерен, по делу проходили в итоге всего 14 подделок, хотя он утверждает, что подделывал более 50 разных художников. На процессе речь шла о заработке около 24 миллионов евро, однако складывается впечатление, что группа заработала намного больше. Процесс закончился в прошлом, 2011 году, в апреле этого года он должен был объявиться в так называемой “открытой тюрьме”, где узникам доверяют настолько, что они проводят там только ночи. Его срок – 6 лет, жены – 4 года. Изготовленные им картины превосходны, и он попался из-за плохо составленных изготовителем технических условий на цинковые белила – в них оказалась примесь титановых белил, неизвестных во времена подделываемых им художников.
Владимир Абаринов: Насколько я понимаю, существует два основных метода экспертизы – это провенанс, то есть история картины, и атрибуция. Атрибуция – это, в свою очередь, с одной стороны, искусствоведческая экспертиза, анализ стиля, манеры, с другой стороны – это технические методы. Борис, вот об этих технических методах расскажите, пожалуйста, подробнее. А затем о том, чем ваш метод отличается от уже существующих.
Борис Зильберглейт: Технические методы начали развиваться сравнительно недавно. Сегодня технические методы сфокусированы на элементный и вещественный состав красочного слоя. Применяется ультрафиолет, применяется инфракрасное излучение, чтобы установить дополнительные прописки. Но дополнительные прописки и сам художник делал. Это не ответ на вопрос. Во-вторых, скажем, рентгеновские лучи, прямое просвечивание рентгеном дает ответ на вопрос, была ли вторая картина на том же холсте или это первая картина. Опять же, некоторые художники позволяли себе такие вещи. Что касается наиболее эффективной, на мой взгляд, технической экспертизы, то она распадается на две части. Одна из них основана на рентгенофлуоресцентном анализе. Она дает ответ на вопрос, какие элементы содержатся в красочном слое, и ее целью является одно – установить, не были ли пигменты, которые использованы в картине, выпущены после того, как картина была написана.
Этот подход называется “ищи то, чего быть не должно”. И есть второй подход. Его я в свое время предложил. Он связан с прогнозом того, что случится с живописью через много лет. Дело в том, что пигменты и их связующие взаимодействуют друг с другом в красочном слое. И в результате этих взаимодействий происходит изменение химического состава, появляются вещества, которые изменяют цвет картины. Мы видим темные полотна, скажем, современников Рембрандта и самого Рембрандта, потому что там применялись свинцовые белила, и там образовалась темная окись свинца, иногда сульфид свинца. Это открыл не я, это было известно давно, списки, так называемых, запрещенных пар пигментов, которые не рекомендуется применять, они ходили, наверное, с XVI века. Я просто открыл идею, что живопись можно представить как равновесную систему, в которой все процессы уже прошли, и применить к ее анализу, так называемое, термодинамическое моделирование. Это чисто компьютерный процесс. В результате мы получаем с очень высокой точностью, какие вещества должны образоваться в старой картине. Но абсолютного метода нет. Этот метод может быть частью общей экспертизы. Там еще очень много работы. Нужно довести метод до технологии, чтобы каждый искусствовед, даже каждый художник мог иметь в своем компьютере определенные программы и прогнозировать старение своей живописи.
Владимир Абаринов: В наше время искусство подделки приобрело уже самостоятельную художественную ценность. Их уже и продают как подделки, и выставляют – вот недавно в Лондоне, в Москве были такие выставки. Так может, они и правда имеют право на существование?
Борис Зильберглейт: Я тоже так считаю. Коллекционеры, музеи, зажиточные люди стремятся купить имя. И вот здесь как раз подделки и расцветают. Для того, чтобы уменьшить напряжение, вызванное подделками, надо подделки легализовать. Мы должны пересмотреть понятие художественной школы и понятие ученика. Очень многие люди, одаренные художники, но не имеющие своего лица или еще не вышедшие на свое лицо, часто пишут в стиле каких-то художников. Один из наиболее часто повторяющихся художников – Ван Гог. Он не имел ни школы, ни учеников. Но те люди, которые делают работы в его стиле, часто не отличимые от самого Ван Гога, имеют полное право написать на картине “ученик Ван Гога” и поставить свою фамилию.
Владимир Абаринов: Рембрандт подписывал работы своих учеников, чтобы помочь продать их. А Пикассо о подделках под себя сказал так: тащите их сюда - если это что-то стоящее, я их тут же подпишу.
