Дмитрий Волчек: В этом году исполняется 50 лет со дня первой публикации романа Энтони Берджесса “Заводной апельсин”. По этому поводу в Британии – в первую очередь на родине Берджесса, в Манчестере – устраиваются разнообразные действа: театральные постановки по роману, премьера одноименного мюзикла, либретто и музыку к которому написал автор, конференция, посвященная “Апельсину”. Анна Асланян побеседовала о знаменитом романе Берджесса с Эндрю Бисуэллом, директором Фонда Берджесса и биографом писателя.
Эндрю Бисуэлл: По-моему, это одна из тех книг, которые никогда не устаревают. Отчасти дело в том, что она написана выдуманным языком – а это совсем не то, что слэнг-однодневка. Книг, способных сравниться с “Апельсином” по части лингвистической изобретательности, крайне мало. Толкиен во “Властелине колец” использует эльфийский язык, однако он не пытается излагать этим искусственно выдуманным языком все повествование. Писателей, экспериментировавших с подобными вещами, очень немного. Среди англоязычных можно вспомнить Рассела Хобана – в романе “Ридли Уокер” он попытался сделать нечто похожее, много позже, чем Берджесс. Относительно недавно такой же прием использовал Уилл Селф в своей “Книге Дэйва”. Словом, есть несколько примеров, когда писатели пытались создать собственный – нет, не язык, скорее слэнг, арго, которому в повествовании отводится роль основной движущей силы. Что же касается читателей, для них в этом состоит особый интерес. Подобные книги ставят перед тобой непростую задачу, побуждают выучить новый язык, а это, мне кажется, всегда интересно при чтении. Другие варианты “Апельсина” – киноверсии, театральные постановки – сильно отличаются от оригинала в этом отношении. Они, разумеется, влияют на зрителя гораздо более непосредственным образом – физически, визуально.
Анна Асланян: Говоря о киноверсиях, Бисуэлл имел в виду экспериментальную картину “Винил” Энди Уорхолла и, конечно, знаменитый фильм Стэнли Кубрика. Сам Берджесс написал к нему сценарий – правда, оставшийся без применения. Популярность картины стала для автора палкой о двух концах. Берджесс вспоминал: “В Америке продали более миллиона экземпляров моего “Апельсина” – благодаря милому Стэнли. Но мне не хочется быть заложником какого-то там режиссера. Я хочу побеждать с помощью чистой литературы. Это, разумеется, невозможно”.
Эндрю Бисуэлл: Берджесс сильно переживал по поводу фильма Кубрика. Он боялся, что зрители неправильно поймут этический посыл его повествования; что фильм будет воспринят как гимн групповому насилию. Я думаю, что замысел фильма – и уж тем более романа – состоял не в этом. Берджесса подобная реакция волновала, вот почему он так много писал на эту тему: статьи, предисловия, рецензии, материалы для периодики. Он опубликовал в “Лос-Анджелес Таймс” рецензию на только что вышедший фильм Кубрика – весьма благосклонную. Сделал он это потому, что в “Нью-Йорк таймс” появилась разгромная рецензия, где режиссера обвиняли в том, что он подыгрывает массовой аудитории. В начале 70-х многие тревожились о том, что фильм призывает к насилию, рекламирует его. Велись жаркие дискуссии, в которые был вовлечен Кубрик, а затем и Берджесс как автор романа.
Можно много рассуждать по поводу того влияния, которое оказали книга и фильм на реальную жизнь. Берджесс отмечает, что фильм достаточно близко следует его роману, хотя бы в том, что в центре – фигура рассказчика. Это не реалистическое кино. Одни сцены замедлены, другие идут в ускоренном темпе. Саундтрэк, по замыслу авторов, все время крутится у Алекса в голове. Словом, это стилизованный образчик кинематографии.
Впоследствии на фильм свалили ответственность за ряд настоящих преступлений. Кубрик отошел в тень, перестал давать интервью, не выступал ни по телевидению, ни по радио. Зато Берджесс был в центре внимания. Он чувствовал, что его лично обвиняют в подстрекательстве к хулиганству.
Со временем Берджесс фильм возненавидел. Первоначально благосклонное отношение сменилось чем-то вроде отвращения. Он начал считать, что фильм искажает написанное им, а его при этом еще и тянут к ответственности. В общем, его реакция на фильм включала в себя целую гамму непростых чувств.
Эндрю Бисуэлл: Не знаю, много ли молодых людей, прочтя книгу или посмотрев кино, заинтересовались Бетховеном – у меня нет никаких свидетельств ни за, ни против. Однако известно, что под влияние “Апельсина” попали множество музыкантов – особенно английских групп. Взять хотя бы “Heaven 17”, группу, возникшую в начале 80-х; они по-прежнему выступают вместе; их название взято из романа. Книга всегда привлекала музыкантов и молодых людей, мечтающих о музыкальной карьере. Отсюда такое количество групп с названиями “Devotchkas”, “Moloko” и тому подобными; многие заимствовали у Берджесса еще и язык. Существует бразильская группа “Sepultura”, которая целый альбом посвятила “Апельсину”. Немецкие “Die Toten Hosen” выпустили альбом “Hier kommt Alex” (“Вот и Алекс”) – тоже построенный вокруг романа. Иными словами, влияние книги на музыку очень велико.
И не только на музыку – еще и на моду, на визуальную культуру. Картина Кубрика цитируется во многих других фильмах. Даже певица Кайли Миног, когда ездила турне в 2002 году, выступая с концертами на стадионах, приклеила себе огромные ресницы, надела шляпу-котелок и белый костюм. Все это доказывает, что фильм и книга оказали огромное влияние – людям хочется подражать стилистике Берджесса, они черпают в ней вдохновение.
Анна Асланян: Источник вдохновения для одного – повод беспокойства для другого. Порой Берджессу ставили в вину, что он предсказал – а то и помог создать – жутковатый новый мир, где наряду со странной модой и музыкой царят насилие и контроль государства над личностью. Впрочем, многих это не смущало – так, Джонни Роттен, ветеран английского панк-движения, вокалист и “мозг” группы “Sex Pistols”, в своих мемуарах говорит о том, как формировались его вкусы под влиянием “Апельсина”. Впрочем, он – натура артистическая. Стоит ли воспринимать всерьез заявления о том, будто Берджесс и вправду предвидел будущее во всей его неприглядности? Сам писатель под конец жизни говорил: “Мой прогноз сбылся, даже слишком”. Эндрю Бисуэлл считает, что тут есть доля истины.
Эндрю Бисуэлл: По-моему, в книге действительно немало пророческого. Начать хотя бы с вещей простых, практических. Берджесс пишет о спутниковой связи задолго до того, как спутниковое телевидение вошло в нашу жизнь. Он говорит о том, как человек гуляет по Луне, в 62-м году, за семь лет до того, как это произошло. Впрочем, такое предсказание было несложно сделать – космическая программа к тому времени уже шла полным ходом. Но есть и другие вещи, которые Берджесс предвидел, в частности, те, что касаются упадка культуры. Во многих отношениях он был мыслителем апокалиптического толка – будущее всегда представлялось ему хуже настоящего.
Знаете, на днях мне вспомнился эпизод с библиотечными книжками. Если помните, когда Алекс с дружками избивают “старикашку-профессора”, они еще и уничтожают книги, которые тот несет из библиотеки. Как раз сейчас у нас решили выбросить из Центральной библиотеки Манчестера половину справочных материалов. Будь Берджесс сегодня здесь, он сказал бы: ну да, я это предвидел. Ничего особенно хорошего тут нет, но так тому и быть – люди все меньше интересуются культурой, по крайней мере, “высокой”, литературной. С другой стороны, Берджессу была присуща сильнейшая, параноидальная тревога по поводу беззакония в обществе, насилия на улицах. Во многих смыслах это всегда было частью нашей жизни. В 20-е – 30-е годы, когда Берджесс рос в Манчестере, здесь этого хватало. Банды молодых людей, очень хорошо одетых, разгуливали по улицам – тому существует множество документальных свидетельств.
По сути, каждый, кто пишет о будущем или сочиняет антиутопические вещи, смотрит на настоящее и описывает его в преувеличенном виде. Когда Берджесс пишет о насилии, он вспоминает свое детство, а также – шпану, которой полно было в Англии в 50-е – начале 60-х. Он описывает реальность, раздувая ее, преувеличивая наиболее тревожные аспекты общественного уклада. Именно так обычно поступают авторы антиутопий. Если взглянуть на библиотеку Берджесса, видно, что он интересовался подобными вещами, читал многих писателей, работавших в этом жанре. Этот вид литературы был ему очень близок.
Эндрю Бисуэлл: Берджесс в большей степени, чем кто-либо из современных ему британских авторов, сознательно записывал себя в писатели международные, европейские. Это началось с ранних пор. И конечно, не стоит забывать о его поездке в Россию в 61-м году. Перед тем, как отправиться в Ленинград, он выучил русский – и элементы языка постепенно сложились в основу романа “Заводной апельсин”. Поначалу он не думал о том, чтобы заниматься там романом – планировал написать нечто вроде записок путешественника. Но постепенно его захватил язык, а также проблемы молодежи, ее взаимоотношений с государством и обществом. Тогда он решил, что роман – наиболее подходящая форма для того, чтобы все это обсудить.
Анна Асланян: Идея написать “Апельсин” пришла Берджессу еще до поездки; он пытался использовать британский слэнг начала 60-х, тогда только зарождавшийся, но понял, что такой вариант не годится. Необходимо было что-то изобрести. Приехав в Ленинград, услышав, как кругом восклицают “хорошо”, писатель огляделся и понял – это и есть оно, то самое настоящее “horrorshow”, которое ему нужно для романа. “Словарь моих хулиганов из космической эры будет смесью русского и простонародного английского, приправленной слэнгом кокни и цыганскими выражениями. Русский суффикс “надцать” даст название диалекту, на котором у меня будут говорить “други” по насилию”, – вспоминает Берджесс в автобиографии. Проблема, которую он называл “целиком и полностью стилистической”, была решена. К сожалению, того же нельзя сказать о проблеме перевода романа на русский – ни одну из существующих версий не назовешь великой. Бисуэлл рассказал об отклике самого автора на один из русских переводов.
Эндрю Бисуэлл: Берджесс прочел один из них; большого впечатления этот перевод на него не произвел. Он считал, что работа сделана кое-как, без энтузиазма. Собственный роман в этом русском переводе показался ему плоским.
Анна Асланян: В своих мемуарах Берджесс говорит о том, как наотрез отказался от предложения включить в издание “Апельсина” словарь терминов из идиолекта “надцать”. Один из переводчиков романа на русский, решивший использовать в качестве слэнгового эквивалента русифицированные английские слова вроде “флэт” и “мемори”, составил для удобства читателя так называемый “словник”. Интересно, что сказал бы по этому поводу автор, написавший как-то хвалебную рецензию на собственную книгу и любивший покритиковать произведения других.
С годами Берджесс, по словам его биографа, разлюбил свой самый известный роман, однако вернулся к “Заводному апельсину” в старости, чтобы превратить его в мюзикл, к которому сам написал песни (он был, помимо прочего, композитором-любителем). Премьера этой вещи состоялась в Манчестере в рамках торжеств по случаю 50-летнего юбилея романа. В отличие от книги и фильма, это – произведение довольно легкомысленное, отчасти комическое. Пожалуй, в наши дни антиутопию, где юные хулиганы “обожают писак и писух” и возбуждаются от звуков “Девятой симфонии”, следует воспринимать именно в таком ключе.
